Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века) - Владимир Мавродин

В 1023 г. Мстислав покинул Тмутаракань и с дружиной из касогов и хазар двинулся к Киеву. Что заставило его уйти из Тмутаракани? Не стремление к переселению, как думает В. А. Пархоменко,[603] а попытка захватить тот центр, ту область, колонией которой была Тмутаракань, источник тех ценностей, которыми торговали в Тмутаракани киевляне, черниговцы, любчане и т. д. А овладеть другим, может быть и гораздо более богатым районом, который скупал у Руси в Тмутаракани меха, челядь и т. д., а сам привозил предметы восточной роскоши, тмутараканской дружине, как это показали походы русов IX–X вв., было не под силу. В то время Ярослав был в Новгороде, и Мстиславу удалось в 1024 г. беспрепятственно достигнуть Киева. Киевляне не приняли его. Нечего было и думать, что киевляне посадят к себе на стол князя, мало кому известного выходца из далекой Тмутаракани, окруженного чужой для них, пришлой дружиной. Мстислав садится в Чернигове. Прошел ли он Доном, Сеймом и Десной и, таким образом, один раз уже побывал у стен Чернигова, или уже после его захвата пытался все же овладеть Киевом, а когда это не удалось, вернулся в Чернигов, где и обосновался; поднялся ли вверх по Днепру и попытался сперва сесть в Киеве, а затем уже перешел на Десну и сделал Чернигов своей резиденцией — сказать трудно. Памятуя степные сухопутные пути, водные артерии степных рек, соединяющих Северскую землю с Тмутараканью, походы через степи к Тмутаракани Игоря Святославича, клады восточных монет, остатки судов на ныне почти пересохших речках пристепной полосы, тянущихся с Северской земли к Дону, можно считать правдоподобным не только второй, но и первый вариант.

Весть о появлении Мстислава под Киевом дошла до Ярослава, но одно событие чрезвычайной важности отвлекло его от немедленного выступления на юг для борьбы с Мстиславом. В Суздале вспыхнуло первое известное нам по летописи восстание смердов. Усиление феодальной эксплуатации, захват общинных земель, обложение высокой данью смердов, превращение ранее свободного смерда-общинника в разной степени феодально-зависимого непосредственного производителя и растущее закабаление, порабощение, превращение все большей и большей массы смердов в рабочую силу боярского и княжеского хозяйства — все это, осложнявшееся усиленной христианизацией, распространяемой феодалами на острие меча, не могло не вызвать восстаний. Насильственная христианизация, а также специфические особенности самой структуры общинной организации делают то, что эти первые восстания зависимого сельского населения против феодалов протекают в своеобразной оболочке восстаний волхвов.[604] Социальные противоречия вызывают первое крупное восстание, настолько грозное, что дальновидный Ярослав прежде всего бросается на своего социального врага — восставшего смерда, а затем уже, разгромив движение волхвов, начинает организовывать войско для того, чтобы обрушиться на политического противника — соперника Мстислава. Вернувшись после подавления восстания смердов из Суздаля в Новгород, Ярослав приглашает из «за моря» Якуна с варягами и вместе с ним двигается на Мстислава. Последний в свою очередь выходит им навстречу, и у Лиственя происходит решительная битва. Характер летописного рассказа о Лиственской битве таков, что заставляет предполагать, что он написан как пересказ песен о Мстиславе, составленных под свежим впечатлением рассказов очевидцев. Вот краткое описание его. С вечера Мстислав поставил дружину северян в центре, против варягов Якуна, а своих дружинников-тмутараканцев — касогов и хазар — распределил по флангам. Ночью разыгралась сильная гроза. Воспользовавшись ею, Мстислав ударил на рати Ярослава, и первыми столкнулись северяне и варяги. Наемники-варяги, опытные и испытанные воины, были просто подавлены численным превосходством северской рати, и когда они стали изнемогать, на них ударили тмутараканцы Мстислава. «И бысть сеча сильна, яко же посветяша молонья, блещашеться оружье и бе гроза велика и сеча сильна и страшна». Видя, что Мстислав одолевает, Ярослав бежал. Князь остался в Новгороде, а Якун вернулся «за море».

На утро, обходя поле битвы, Мстислав наталкивается на трупы убитых варягов и северян, выдержавших всю тяжесть битвы. Летопись влагает в его уста чрезвычайно интересное замечание, характеризующее его отношение к жителям той земли, князем которой он теперь стал: «Кто сему не рад? Се лежит северянин, а се варяг, а дружина своя цела».[605] Тмутараканец Мстислав берег свою многочисленную русско-яско-хазаро-обезо-касожскую дружину и дорожил ею. Она действительно была его опорой и недаром выведена им из далекой Тмутаракани, тогда как сколоченные им наспех рати северян представляли для него нечто чужое. Захватив Северскую землю, Мстислав чувствовал себя завоевателем. Для него родной стихией была Тмутаракань, Северская земля — еще неосвоенной территорией, а северяне, во всяком случае в данный момент, очевидно представляли собой своеобразное «пушечное мясо», если позволено будет так выразиться, модернизируя известное понятие. Северянская дружинная верхушка еще не успела раствориться в дружине Мстислава и в значительной степени, была в ней чужеродным телом, вспомогательной силой. Но такое положение не могло оставаться длительное время и, по-видимому, не оставалось. Пришлая, этнически пестрая тмутараканская дружина Мстислава слилась с местными северянскими феодальными элементами.

Характерно дальнейшее поведение Мстислава. После победы он не пытается вокняжиться в Киеве, а садится опять в Чернигов и посылает к Ярославу гонцов с предложением занять, как старшему брату, киевский стол, причем себе Мстислав брал Левобережье. Напуганный своим поражением, к тому же тесно связанный крепкими узами с Новгородом, Ярослав предпочитает отсиживаться в Новгороде. В Киеве управляют его «мужи». И только в 1026 г., и то «совокупи воя многы», Ярослав приходит в Киев, очевидно, готовясь к какому-то повторению Лиственя и не очень-то веря в миролюбие Мстислава. У Городца все же сошлись Мстислав и Ярослав и «разделиста по Днепрь Русьскую землю: Ярослав прия сю сторону, а Мстислав ону…».[606] Таким образом, собственно, кладется начало самостоятельному Чернигово-Северскому княжению, начало, идущее из Тмутаракани.

Мы не считаем возможным усматривать в этом доказательство наличия одного этнически-целого массива от Тмутаракани до Чернигова, как это делает Д. Багалей.[607] В данном случае мы сталкиваемся с одним из обычных моментов захватнической политики князя. Вопрос же о том, почему Киев отказался принять Мстислава, а в Чернигове он обосновался, судя по летописи, без трения с горожанами, разрешается не в плоскости установления этнического родства Мстислава и его дружинников с северянами. Чернигов, тяготевший к восточным рынкам, естественно был заинтересован в князе, который обеспечил бы торговлю с Востоком не через конкурента — Киев, а через степи, Донец, Дон, а таким князем и был тмутараканский Мстислав.

Стремление чернигово-северского боярства и купечества к независимости от Киева могло быть осуществлено Мстиславом и породить самостоятельное княжение. Так и произошло. Вопрос вовсе не в племенных родственных связях, а в тенденции уже окрепших местных феодалов к организации самостоятельного княжества, феодального «полугосударства». После соглашения в Городце, по летописи, «уста усобица и мятежь и бысть тишина велика в земли». Воспользовавшись восстанием эксплуатируемых слоев населения «Ляшской земли», избивших в 1030 г. «єпископи, и попы, и бояры своя»,[608] на следующий год Ярослав и Мстислав идут войной на ляхов, возвращают Руси захваченные одно время ляхами Червенские города и берут большой полон. Ярослав поселил своих пленных по Роси, куда посадил своих Мстислав — неизвестно. Возможно предположить, что они были поселены, по примеру Ярослава, заселявшего пленными южные окраины своих владений, где-либо в укрепленных пунктах юго-восточной окраины Северской земли.[609] Касого-ясо-хазарская дружина Мстислава осталась в Черниговщине. Об этом свидетельствует одно интересное указание. В ХУПв. под Рыльском упоминается о «Словенской пустыне, в Касожской волости на Словенском городище, на реке Семи да на Словенском озере».[610] В контексте совершенно четко и резко противопоставляются два термина, а следовательно, два начала — «Словенское» и «Касожское», что указывает на наличие некогда в данном районе двух этнических элементов — касогов и славян. С XVII в. село Касожичи уже начинает носить иное название — Коробкино. Не отрицая наличия местного этнического элемента, в названии которого отложился термин «кос», «кас» (р. Касоржа, касоричи Географа Баварского), мы все же считаем необходимым объяснить название «Касожская волость», особенно памятуя окружение ее географическими пунктами, называемыми «словенскими», наличием некогда на этой территории и мстиславовых касогов.