Ты все, что у меня есть - Марина Крамер

послушно кивнула и понуро двинулась в палату, прижимая к груди тельняшку. Я получила ответ на мучивший меня вопрос о появлении кассеты у моего доктора. Только одно теперь мучило и не давало покоя – зачем ему это было нужно? В палате я надела тельняшку и спортивные брюки и решительно зашагала в ординаторскую, хотя после восьми вечера это было категорически запрещено. Евгений Андреевич сидел за столом и что-то писал. Подняв на меня глаза, он улыбнулся и спросил:

– Вы что-то хотели, Марьяна Николаевна?

– Да, – кивнула я, усаживаясь в кресло и закидывая ногу на ногу. – Хотела, доктор. Будьте так добры, объясните мне, зачем и у кого вы взяли кассету с этим фильмом?

Он уставился на меня, ничего не понимая:

– В смысле?

– А в том смысле, док, что сейчас в вестибюле я встретила Ленского. Дальше все просто. Только один момент – зачем? Чтобы узнать, помню ли я момент изнасилования? Да, помню.

– Так, стоп! – прервал меня Женя. – Вы заблуждаетесь. Действительно, Ленский мой приятель, но, клянусь, о вас я ничего не слышал до встречи с капитаном Лещенко. Он упомянул об этом вскользь, просто сказал, что у близкого друга воевала жена, а я изучаю проблемы реабилитации уже много лет, но никогда прежде не сталкивался с женщинами. Я попросил его познакомить нас, но Лещенко отказался. И вдруг звонит сам и просит помочь. Разве мог я отказать ему? Помните, как мы с вами зашли в тупик? Вот тогда я вспомнил, что Димка как-то рассказывал, что снял фильм о чеченской войне, и на этом фоне – любовный роман, капитан-десантник и военфельдшер. Я подумал, что вам это будет интересно, я же не знал, что это о вас… Надо было посмотреть самому прежде, чем показать вам, да теперь что уж… Но, согласитесь, результат был, мы сдвинулись с мертвой точки. А про ваши отношения с Ленским я узнал только от вас.

Я покачала головой, но в душе была совершенно уверена, что он говорит правду – он внушал мне доверие и спокойствие.

– Давайте забудем об этом, док. А Ленского не ждите – он не придет за кассетой, очень уж хочет жить.

Отказавшись от снотворного, я уснула сама и с этой ночи перестала вообще пить таблетки. От прежнего состояния осталось только не проходящее чувство холода – постоянно мерзли руки и ноги, вообще знобило, не прекращая. Не помогали ни грелки, ни шерстяные носки. Во время свиданий Кравченко укутывал меня в свою куртку, пытаясь согреть, приносил мне чай с брусникой, заставляя пить его литрами.

– Марьянка, – огорченно говорил он, глядя на меня, – у тебя же все личико синее стало, может, это от лекарства? – он снова и снова гладил пальцами мои вздутые вены. – Места ведь нет живого. Давай я домой тебя заберу?

– Нельзя мне пока, Лешенька… а ты так в казарме и живешь?

– Нет, домой перебрался, надоела казенщина.

– Как бы я тоже хотела домой… – вздохнула я, прижимаясь лицом к груди мужа, его руки заскользили по моей спине вниз:

– Я так соскучился по тебе, – шепнул он мне на ухо. – Скоро сойду с ума…

– Потерпи еще немного, мой хороший, я уже скоро…

Если бы в тот момент мне сказали, что я увижу мужа только через восемь месяцев, я не поверила бы…

Но это было именно так. Буквально через неделю я проснулась от какого-то шороха. Только крыс не хватало! Я не особенно их боялась, но ночью, в темноте… неприятно. Встав с постели, я пошла к выключателю, и в тот же миг мой рот накрыла чья-то рука, а сама я оказалась прижатой к стене лицом. В ухо горячо зашептали:

– Если пообещаешь не орать, я уберу руку, и мы спокойно поговорим.

По спине пробежал озноб – голос принадлежал Ленскому. Я замотала головой, пытаясь освободить рот, но Ленский сильно встряхнул меня:

– Не дергайся, не пролезут твои десантные штучки. Или ты заткнешься и выслушаешь меня, или даже мужу нужна не будешь, так я тебя отделаю! Не заставляй меня, Марьяша.

У меня все задрожало внутри, второго раза я просто не вынесла бы, поэтому согласно кивнула головой, и он убрал руки, отпуская меня. Забившись в самый угол кровати, я поджала ноги и с ужасом ждала, что же произойдет.

Ленский сел на стул, долго молчал, видимо, собираясь с мыслями.

– Ну что, посмотрела кино мое? – наконец спросил он. – Как, все правильно, ничего не исказил? Не знал я, когда Женьке кассету давал, что это для тебя он просит, весь сюрприз испортил, через месяц этот фильм по первому каналу показали бы. Да что теперь уж… Давай лучше про нас поговорим. Предлагаю в последний раз – уходи от своего десантёра, посмотри, во что он превратил тебя? Я увезу тебя в Москву, положу в лучшую клинику, а хочешь – за границу уедем, ты отдохнешь, кошмары свои забудешь. Прошу тебя, Марьяша, согласись, не заставляй меня унижаться. Ты же видишь, что со мной происходит! Когда я тебя здесь увидел, чуть с ума не сошел, что же стало с тобой… Ведь ты должна совсем по-другому жить, Марьяша, совсем иначе. Я буду носить тебя на руках, делать будешь только то, что сама захочешь, ни к плите не поставлю, ни к корыту… Прошу тебя, умоляю – согласись! Мы уедем, ты все забудешь…

Мне стало даже жаль его – человек искренне верил в то, что я смогу бросить любимого мужа, которым только и живу, ради какого-то призрачного счастья. Бедный Ленский, он дошел до края в своем желании получить меня. Я смотрела в его потемневшие глаза, и мне было страшно…

– Что ты молчишь? Скажи хоть что-то, Марьяша, – попросил он, пытаясь взять меня за руку, но я отдернула свои ледяные пальцы.

– Дима, я прошу тебя – уходи. Ты ведь знаешь, что это бесполезный разговор, я никогда не уйду от Кравченко, потому что люблю его. Дима, это не изменить. Поверь, я не вспоминаю о том, что ты сделал со мной, и сейчас никому не скажу, что ты был здесь, пожалуйста, уходи, не мучайся, это бесполезно…

– Это твое последнее слово? – спросил он, мрачнея. – Ты хорошо подумала?

– Разве здесь было что-то, что мне нужно обдумать?

И вот тут он бросился на меня, легко подмяв и срывая тельняшку, в которой я спала. Я ухитрилась как-то оттолкнуть его, сбросить на пол, но он ухватил меня за щиколотку и увлек за собой. Я кричала и отбивалась, как могла,