Тайный советник вождя - Владимир Успенский

Особые надежды Берия и Абакумов возлагали на бывшего члена Военного совета 1-го Белорусского фронта, а затем Группы советских оккупационных войск в Германии генерал-лейтенанта Телегина Константина Федоровича, который много времени провел рядом с Жуковым, доверительно беседовал с ним. А человек он мягкий, его легче согнуть, чем генералов-строевиков. И «гнули» следователи Константина Федоровича, избивая по два-три раза в день. «Выбили» то, что им требовалось.

Состоялся суд. Председательствовавший генерал-майор юстиции Зырянов зачитал показания Телегина, из которых явствовало, что он, Телегин, считал Жукова достойным преемником Сталина и говорил об этом маршалу… Зырянов спросил подсудимого, верно ли записано. Константин Федорович ответил:

— Я искренне считал, что только Жуков может быть министром Вооруженных сил СССР.

— На листе дела 217 вы показали: «Я заключаю, что стремление Жукова стать во главе армии и через Серова прибрать к рукам и разведку объяснялось его намерением узурпировать в своих руках всю власть в стране, подобно тому, как в свое время это сделал Наполеон во Франции».

(Вот вам и заговор! — Н. Л.)

Ответ Телегина:

— Этот вывод органы предварительного следствия сделали сами. Я подписал этот протокол, но заявляю, что записано неправильно.

Мягким человеком был политработник Телегин Константин Федорович, а все-таки настоял на своем, отказался от «выбитых» у него показаний, Жукова не оклеветал. И получил максимальный в ту пору срок: 25 лет лагерей с поражением в правах.

Более успешно продвигалась у Абакумова вторая линия разработки: доказать моральное разложение Жукова, его пристрастие к наживе, к чрезмерному богатству, что позорит коммуниста, советского военачальника и несовместимо с высоким званием маршала. Предоставляю место красноречивому документу.

«Совершенно секретно

СОВЕТ МИНИСТРОВ СССР

товарищу СТАЛИНУ И. В.

В соответствии с Вашим указанием, 5 января с. г. на квартире Жукова в Москве был произведен негласный обыск. Задача заключалась в том, чтобы разыскать и изъять на квартире Жукова чемодан и шкатулку с золотом, бриллиантами и другими ценностями.

В процессе обыска чемодан обнаружен не был, а шкатулка находилась в сейфе, стоящем в спальной комнате. В шкатулке оказалось:

часов — 24 шт., в том числе: золотых — 17 и с драгоценными камнями — 3;

золотых кулонов и колец — 15 шт., из них 8 с драгоценными камнями;

золотой брелок с большим количеством драгоценных камней;

другие золотые изделия (портсигар, цепочки и браслеты, серьги с драгоценными камнями и пр.).

В связи с тем, что чемодана в квартире не оказалось, было решено все ценности, находящиеся в сейфе, сфотографировать, уложить обратно так, как было раньше, и произведенному обыску на квартире не придавать гласности…

В ночь с 8 на 9 января с. г. был проведен негласный обыск на даче Жукова, находящейся в поселке Рублево, под Москвой. В результате обыска обнаружено, что две комнаты дачи превращены в склад, где хранится огромное количество различного рода товаров и ценностей. Например:

шерстяных тканей, шелка, парчи, пан-бархата и других материалов — всего свыше 4000 метров;

мехов — собольих, обезьяньих, лисьих, котиковых, каракульчевых, каракулевых — всего 323 шкуры;

шевро высшего качества — 35 кож;

дорогостоящих ковров и гобеленов больших размеров, вывезенных из Потсдамского и др. дворцов и домов Германии — всего 44 штуки;

дорогостоящих сервизов столовой и чайной посуды (фарфор с художественной отделкой, хрусталь) — 7 больших ящиков;

серебряных гарнитуров столовых и чайных приборов — 2 ящика;

аккордеонов с богатой художественной отделкой — 8 штук;

уникальных охотничьих ружей фирмы Голанд-Голанд и других — всего 20 штук.

Это имущество хранится в 51 сундуке и чемодане, а также лежит навалом.

Есть настолько ценные картины, которые никак не подходят к квартире, а должны быть переданы в государственный фонд и находиться в музее…

По окончании обыска обнаруженные меха, ткани, ковры, гобелены, кожи и остальные вещи сложены в одной комнате, закрыты на ключ, и у двери выставлена охрана.

В Одессу направлена группа оперативных работников МГБ СССР для производства негласного обыска в квартире Жукова… Что касается не обнаруженного на московской квартире Жукова чемодана с драгоценностям, о чем показал арестованный СЕМОЧКИН, то проверкой выяснилось, что этот чемодан все время держит при себе жена Жукова и при поездках берет его с собой.

Сегодня, когда Жуков вместе с женой прибыл из Одессы в Москву, указанный чемодан вновь появился у него в квартире, где и находится в настоящее время.

Видимо, следует напрямик потребовать у Жукова сдачи этого чемодана с драгоценностями…

АБАКУМОВ

10 января 1948 года».

Вооружившись до зубов новыми материалами о «заговоре генералов», о моральном разложении маршала Жукова и выбрав подходящий момент, Берия и Абакумов вторично явились к Сталину с докладом о проделанной работе. В кабинете Иосифа Виссарионовича как раз находились сторонники Лаврентия Павловича Маленков и Хрущев, на поддержку которых он рассчитывал. Однако у Сталина сложилось к этому времени свое определенное мнение. Произнес, не дослушав Берию:

— Какой он заговорщик. Не верю, чтобы Жуков мог пойти на это дело. Он человек прямолинейный, резкий и может в глаза любому сказать неприятность. Но против ЦК он не пойдет.

Хрущев поддакнул. Маленков промолчал. Абакумов напомнил:

— Стяжательство.

— Потребуем от товарища Жукова объяснительную записку. Зачем ему столько золотых часов и охотничьих ружей? А чтобы растряс свое барахло, тряпье и сундуки, переведем его из Одессы на Уральский военный округ. Два переезда равносильны одному пожару. Пусть поостынет, пусть разберется с собой и с женой.

Разработка Жукова чекистами была прекращена. Но не могла же оказаться бесполезной вся деятельность, развернутая вокруг маршала. Тем более что все офицеры и генералы, арестованные по делу о заговоре, в той или иной степени, по тому или иному вопросу признали себя виновными. У каждого нашелся какой-то грешок — а кто на свете без греха?! Все они были осуждены, некоторые расстреляны.

Пройдет несколько лет. Стараниями Берии поредеет окружение Иосифа Виссарионовича, мало останется возле него надежных людей. Вспомнит он тех своих соратников, которым можно верить, которые не изменят, не покинут в беде. Вернет в Москву адмирала Кузнецова. Вызовет в столицу маршала Жукова, чтобы назначить его, наконец, первым заместителем министра вооруженных сил. У Георгия Константиновича появится возможность рассчитаться с Лаврентием Павловичем за все неприятности.

Фактически и юридически Вторая мировая война закончилась, однако в памяти, в сознании людей, перенесших ее, осталась навсегда. Да что там в памяти и в сознании — пули и смертоносные осколки из отгремевших сражений летели и продолжают лететь сквозь годы, разя не только души, но и тела. Сколько раненых, искалеченных людей умирало и умирает от полученных ран, от перенесенных потрясений, подорвавших здоровье… И меня, мою семью не миновала горькая чаша. Причем удар был особенно страшен своей нелепостью.

В самом начале этой книги писал я о необычной судьбе моего старшего товарища, лучшего полководца первой войны с немцами генерала Брусилова Алексея Алексеевича. Несколько десятилетий провел он на военной службе, участвовал во многих боях и ни разу не был ранен или хотя бы контужен. Даже неловкость испытывал: столько солдат и офицеров погибло, столько было изувечено при выполнении его приказов, а сам он словно заговоренный — ни турецким ятаганом, ни крупповской сталью не тронуло. А когда получил от Временного правительства отставку с поста Верховного главнокомандующего и мирно поселился в Москве, обрел, наконец, свое. В ноябре 1917 года дом Брусилова, стоявший неподалеку от штаба Военного округа, оказался в зоне боевых действий между красными и белыми. Мортирный снаряд (неизвестно чей) пробил три стенки и разорвался в квартире. Осколки перебили Брусилову правую ногу. «Справедливость восторжествовала», — пошучивал он, когда я навестил его в лечебнице.

Меня, в отличие от Алексея Алексеевича, совесть не мучила. Имел ранения — и тяжелое, и легкое, имел контузию. И все же задумывался порой: не мало ли, все ли получено по справедливости, не в должниках ли числюсь? Ведь две мировые войны за спиной, вся гражданская, несколько малых войн; соратники-сослуживцы полегли на разных фронтах, а я не только жив, но и на здоровье не очень сетую, и при деле. Везение? Или, может, мой снаряд не долетел еще до меня?

Опять немного из прошлого. Первая моя жена, Вероника Матвеевна — Вера, не перенеся изуверского насильничества, ушла из жизни в восемнадцатом году в Новочеркасске, унеся с собой неродившегося ребенка. Я ведь тогда от горя умом тронулся и обрел себя лишь после того, как рассчитался с негодяями, а затем ощутил свою нужность, будучи рядом со Сталиным.