Одержимость мажора - Мила Реброва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, что мы должны забыть о всякой ерунде и думать о нашем будущем.
– Что ты подразумеваешь под ерундой?
– Все эти лишние мысли, что наполняют твою голову, Губастая, – говорит Халид и утыкается пальцем мне в лоб.
– Например, о том, что ты женишься на мне только ради ребенка? – сглатываю я от волнения, не опуская глаз. Мне очень важно знать ответ Мирзоева на свой вопрос. Вся замираю в опасении услышать совсем не то, что мне хочется.
– Ты правда об этом думаешь? – его брови удивленно ползут вверх, и сама реакция говорит о том, что я сказала полную чушь. От сердца сразу отлегает, но это не значит, что я не хочу больше разъяснять вопрос.
– Уже нет, – смутившись, складываю руки перед собой и замком огибаю поставленную на диван ногу, – ты не выглядишь как человек, которого заставляют жениться.
– Неужели ты научилась наконец здраво смотреть на вещи? – хмыкает мой мажор, подтягивая меня к себе и вновь усаживая на колени. Ладонь плашмя ложится на живот и дарит тепло. – А я думал, вечно придется тебя укрощать.
Стукнув кулачком ему в грудь, дую губы.
– Я всегда здраво на них смотрела. Ты не казался идеальным Ромео, а твой отец подыскал тебе невесту. Что я еще могла подумать? Ты собирался жениться и продолжать отношения со мной.
– А говорила, не нужна романтика, – мягко упрекает меня, смотрит с непередаваемой нежностью. Впервые у него такой взгляд вижу, и что-то мне подсказывает, что он никогда не был так искренен. От переизбытка эмоций горло забивается плотным комком, и я теряю способность дышать.
– Не нужна. Нужен ты, – тихо произношу, – не знаю, как это случилось, но ты стал мне необходим.
Сказать «люблю» не позволяет гордость, но держать в себе чувства больше нет сил.
Хамоватая усмешка ползет по губам мажора.
– Ты просто не смогла устоять перед моим обаянием.
– Халид! – снова тычу в него кулачком.
– А что? Я плохо ухаживал? – смеется он. – Я к твоим ногам мир положил.
Мне стало не до шуток, ведь я вдруг поняла, что так толком и не поблагодарила его и вела себя порой ужасно.
– Халид, спасибо тебе за то, что ты сделал для моего брата. Я говорю это искренне. Знаешь, я же просила нашего отца помочь, а он… – расстроенно опускаю я голову. – Ему на нас плевать.
– Забудь о нем, – приподнимает он мой подбородок, – я буду теперь твоей семьей. И это для меня не просто слова. Знаю, мы еще очень молоды, чтобы становиться родителями, но я ни за что не откажусь от ответственности. Но женюсь я на тебе не поэтому, Губастая, – понижает он голос и смотрит на мой рот, – просто ты мне нужна, и всё тут. Я пытался убедить себя, – снова глядит он мне в глаза, – что перестану быть одержимым тобой, стоит мне заполучить тебя, но стало еще хуже. Я теперь без тебя своей жизни не представляю.
– Комплимент от бога! – хмыкаю я. – Хуже, когда я нужна тебе?
– Мне непросто выражать свои чувства, Ника, – мрачнеет он, – моя мама… Ее не стало, когда мне было двенадцать.
– Ты был совсем ребенком, – растрогавшись, тянусь к нему, чтобы утешить, до глубины души трогает его откровенность. – Я не представляю, что ты пережил. Мне очень жаль, Халид.
– Я тебе не для того сказал, чтобы ты меня жалела, – без упрека говорит он, вздыхая и немного отводя взгляд, – просто хочу, чтобы ты не дулась, когда я толком не могу выразить эмоции.
– Ты их уже выражаешь, – ловлю его лицо в свои руки, нежно глажу щеки кончиками пальцев, – своей заботой, своими решениями. А что насчет выражения чувств… Давай я попробую первая? Будем учиться вместе. Я ведь тоже в этом не шибко сильна, если ты заметил…
Утыкаюсь ему в шею и жмусь крепче. Задумавшись, понимаю, что мы оба как слепые котята. Столько недопонимания и ссор, обидных слов только из-за того, что не можем выразить словами свои чувства. Боимся их. Страх быть отвергнутыми заставлял нас отталкивать друг друга.
– О, я заметил, моя язвочка! – щиплет он меня за попу, за что тут же получает очередной тычок.
– Не думай, что я буду покорной женой! И соглашаться с тобой во всем тоже не буду! И про других девчонок тоже можешь забыть! – вдруг вспомнив про толпу его поклонниц, футбольных фанаток и просто девушек, западающих на его внешность и деньги, насупившись, говорю я.
– Ты видела рядом со мной кого-то? – веселится за мой счет женишок.
– Пф! То есть караулящие под окнами фанатки не в счет?
– Забудь о них, я же не обращаю на них внимания, – смотрит он с хитрецой, явно довольный моей ревностью.
– А кто катал на своем кабриолете несостоявшуюся невесту? – не могу удержаться от того, чтобы не подколоть его я.
– Я даже не заметил ее, – неожиданно валит он меня спиной на поверхность дивана, а сам нависает сверху. – С некоторых пор я замечаю лишь одну нахальную девчонку, которая только и делает, что мучает меня, – наклоняется он и проходится губами по моей щеке, лаская.
– Вот как? Звучит не очень. Зачем терпеть такую заразу? – выгибаюсь я в его руках, чувствуя, как меня охватывает возбуждение.
– Затем, что другая мне не нужна. И она не зараза, – спускается на шею, обводя языком пульсирующую жилку.
– Халид… – стону я, чувствуя бедром его возбуждение. Никогда бы не подумала, но… Черт, я скучала по сексу! Скучала по близости между нами…
– Нельзя… – стонет он, словно читая мои мысли. – Отец может позвать нас в любой момент. И лучше бы нам спуститься… – в его голосе столько досады, что я просто не могу сдержать рвущееся из себя хихиканье. – Смейся-смейся, вот…
– Ника, ты там? – не дает ему договорить стук и окрик Сашки. Я тут же отталкиваю Мирзоева и сажусь, поправив платье, прежде чем Халид открывает ему дверь. – Вас там все потеряли. Нам пора домой.
– Мы как раз спускались.
– О-о-о! Это что, кубки? – заметив награды, стоявшие на отдельной полке у Халида, спрашивает брат с горящими глазами.
– Ага. Я же капитан футбольной команды, – улыбается тот. – Кстати, ты помнишь, что через пару дней матч? Приходи вместе с сестрой, – треплет он Сашку по голове.
– А можно будет посмотреть вашу раздевалку и подержать мяч?! – тут же радуется он. Сашка всегда мечтал играть в футбол.
– Конечно! И не только. Когда полностью восстановишься и врачи разрешат такие нагрузки, можем вместе
