Кровавая жертва Молоху - Оса Ларссон

– Откуда ты все это знаешь?

– Мой прадедушка был полицмейстером в Кируне в начале ХХ века. Так что у нас в семье много рассказывалось историй о тех временах. Кроме того, я помню, как некий Венетпало написал письмо в газету по поводу шахты в Туоллувааре несколько лет назад. Ощущение, что он этакий сутяга. Из тех, кто всем всегда недоволен.

– Да, – задумчиво проговорила Ребекка. – Обида может укорениться в роду и передаваться из поколения в поколение. Я могу встретиться с этим родственником. Это даже не зацепка, но мне все равно нечем заняться.

Бьернфут посмотрел на нее грустным взглядом.

– Так ты не собираешься вернуться на работу?

– Через шесть недель. С условием, что фон Пост к тому времени уберется обратно в Лулео.

В полицейский участок в Кируне входят две закутанные женщины. Когда они, отряхнув с себя снег, разматывают шали, выясняется, что это Клара Андерссон, домработница господина фабриканта, и Бленда Мянпяя, служанка управляющего Фаста.

Полицмейстер Бьернфут сидит, склонившись над письменным столом, занося события недели в журнал. Вести протокол и записывать свидетельские показания – не самое его любимое занятие, но сегодня погода как раз для протоколов. За окнами в свете электрических фонарей отчаянно кружат снежинки.

Он широкоплечий мужчина, наделенный от природы недюжинной физический силой. Респектабельный живот, огромные ручищи. «Дипломатические способности и физическая сила» – вот чего требует от слуг закона горнодобывающая компания, которая платит зарплату полицейским. То есть умение разнять скандалистов. Ибо таковых в городе пруд пруди. Социалисты и коммунисты, агитаторы и профсоюзные борцы. Да и на религиозных тоже нельзя полагаться. Лестадианцы[37] и проповедники свободной церкви – всегда на грани экстаза и безумия. А сколько молодых парней, железнодорожных рабочих и горняков, совсем еще мальчишек, приехавших из самых разнообразных мест. Вдали от родительского надзора они тратят заработанные деньги на выпивку и становятся неуправляемыми.

Но сейчас в камере пусто. В такую погоду народ пьянствует дома, а не дерется на улицах.

Никогда еще полицмейстер не желал так горячо, чтобы в камере кто-то сидел. Восемь дней прошло с убийства школьной учительницы Элины Петтерссон, а никто ничего не видел. Никто ничего не знает.

Ее обнаружил сторож, он пришел утром растапливать печь и сгребать снег во дворе. Ночью снова замело, так что и следов никаких не осталось.

Снег, который двум женщинам не удается отряхнуть с одежды, начинается таять, и вскоре они совсем мокрые. Щеки у них горят. Участок оснащен хорошей печкой, и полицмейстер основательно ее натопил.

Первой слово берет Щепка.

– Речь идет об Элине Петтерссон, – говорит она без обиняков и тычет Бленду Мянпяя в бок. – Рассказывай то, что ты сказала мне!

– Я работаю в доме управляющего Фаста. Он нас, девушек, никогда мимо не пропустит. Когда он рядом, мы всегда работаем вдвоем. Даже камины не ходим растапливать в одиночку, если он в комнате.

– Так-так, – говорит полицмейстер Бьернфут, которого все больше охватывает неприятное чувство.

– Но после убийства фрёкен Петтерссон он стал спокоен, как никогда. Ни к кому не приставал, даже по попе никого из нас не хлопал. Как будто… насытился. Насытился и доволен. Понимаете?

– Нет, – отвечает полицмейстер Бьернфут, хотя внутренний голос безошибочно подсказывает ему, о чем речь. –  Это очень серьезное обвинение, – произносит он затем. – Очень. Серьезное.

– Да! – с ненавистью восклицает Щепка. – Но расскажи еще про то, другое!

– Одной из девочек-служанок велели почистить камин в спальне управляющего, – продолжает Бленда Мянпяя. – Это было на следующий день после убийства. В камине лежал кусок рукава рубашки. Не странно ли, скажите мне? Зачем мужчине сжигать свою рубашку?

Полицмейстер Бьернфут сидит, прикрыв рот ладонью, и только смотрит на обеих. Для него это очень необычный жест.

– И, кроме того, – продолжает Бленда Мянпяя, – когда он меняет рубашку, то обычно бросает старую прямо на пол. В тот день он надел новую рубашку, но старой в стирку не было. Так что в камине лежала именно та рубашка, которая была на нем накануне. Понимаете?

Бьернфут кивает. Он слишком хорошо понимает.

Щепка Андерссон смотрит на него такими глазами, словно хочет поджечь весь мир. Бленда Мянпяя сжимает губы, боится встретиться с ней глазами. Ей понадобилось немало мужества, чтобы прийти сюда. Управляющий Фаст – самый влиятельный человек в Кируне. Ну, кроме самого господина директора, но того никогда нет в поселке, он все время в разъездах.

Горнодобывающая компания владеет всем. Она построила город и церковь. Она платит зарплату полицейским, пастору, учителям. А управляющий Фаст – это и есть компания.

В конце концов Бьернфут убирает ладонь ото рта.

– Я хочу побеседовать с ней, – говорит он. – С той девочкой, которая видела рукав рубашки в камине.

– Да, мой прадед Оскар Венетпало был подрывником. Простой человек, знаешь ли, Яльмар Лундбум запросто его облапошил. Оскар обнаружил месторождение железной руды в Туоллуваара. Но, видишь ли, он был послушным работником старого образца – пошел прямиком к Лундбуму и все рассказал ему. А Яльмар уже на следующий день подал заявку на разработку месторождения.

Ребекка Мартинссон курила, стоя на крыльце дома Юхана Венетпало. Сам хозяин дома сидел в инвалидном кресле – кажется, его очень порадовал неожиданный визит. Тот факт, что она прокурор, его нисколько не смущал.

– Однако сам он никогда об этом не рассказывал, – продолжал он. – Молчал, как скала. Знаю только, что он подписал какую-то бумагу, что якобы месторождение в Туоллувааре обнаружил Лундбум. А после он несколько раз получал денежные премии от Яльмара и никогда не рассказывал за что. Ясное дело, что и его жена, и дети ломали над этим голову. Мой дедушка всегда говорил, что его отца обманули. Но он работал в горнодобывающей компании и не решился идти на конфликт.

– Понятное дело.

– А Лундбум оказался хитер. По-хорошему он должен был сделать заявку от имени государства, но он тут же продал право на разработку месторождения владельцу другой фирмы, который передал его вновь зарегистрированной компании. Оказалось чертовски сложно призвать к ответственности Лундбума и доказать, что он, работая на государство, должен был передать права на разработку государству. Так что корона и вновь созданная компания подписали контракт. И Лундбум был назначен директором еще и этой новой компании с доходом в пять тысяч годовых. В те времена это были немалые деньги. А почему тебя все это интересует?

– Личный интерес. Понимаешь ли, ухватываешься иногда за какую-нибудь случайную ниточку.

Юхан Венетпало пристально взглянул на нее.

– Это из-за нее, Сольвейг Ууситало из Курраваары? Она ведь была его внучка.

– Суль-Бритт. Ну да, в каком-то смысле. Это расследование веду не я, но невольно начинаешь интересоваться ее историей.

Юхан Венетпало засмеялся.

– Так меня не подозревают в убийстве?

– Нет.

– Ясное дело, семьи здесь, на севере, могут ненавидеть друг друга в течение многих поколений. Если бы остались какие-нибудь деньги, наверняка кто-нибудь пошел бы и на убийство. Если бы Суль-Бритт унаследовала миллионы. Но Лундбум умер в нищете. И Франс Ууситало был незаконнорожденным, как это тогда называлось.

– Знаю.

– Да уж, какой смысл ненавидеть и проклинать кого-то. На этом не разбогатеешь.

– Ты написал об этом письмо в газету.

– А, ты помнишь. Видишь ли, после всего этого… – он жестом указал на свои ноги, – …я стал слишком много закладывать за воротник. Жена меня бросила, и я был слегка обижен на весь мир. Но можно из всего сделать выводы, не так ли? «Не одно, так другое», – сказала девушка, у которой пошла кровь носом. Может быть, прадедушка правильно поступил, когда решил промолчать, тихонько получать подачки и не раздувать это дело. Послушай, как ты думаешь, будет ли у нас в этом году зима? Или так и будет вся эта стокгольмская слякоть? Это глобальное потепление – ужасная штука.

Ребекка улыбнулась человеку, сидящему в инвалидном кресле.

«Прекрасный кандидат на звание убийцы, не правда ли?» – подумала она.

«Идите по следу денег», – подумала она чуть позднее, когда уже сидела в машине и заводила мотор.

Однако денег как таковых не было.

Она позвонила Соне, сидевшей на коммутаторе в полицейском управлении.

– Скажи, пожалуйста, Франс Ууситало не оставил после себя никакого наследства?

Соня попросила ее подождать, не вешая трубку, и вскоре сообщила, что денег не было. Едва хватило на похороны.

– И еще знаешь что… – начала было Соня, но Ребекка уже обронила «спасибо» и положила трубку.

Мартинссон постучала пальцами по рулю и посмотрела на часы. Всего лишь без пяти девять.