Кровавая жертва Молоху - Оса Ларссон

Он хлещет ее по лицу, бьет ее головой о кафедру, вырывает клочья ее волос.

Кровь течет из разбитого носа ей в горло.

А он все тычется и тычется в нее, все больше расходясь.

Но вот его железные пальцы сжимаются на ее шее. Элина бессильно машет руками, но ее руки слишком слабы.

Луна и звезды срываются с неба, заполняют весь класс ослепительным светом.

Мальчик спит, как ангел. Когда час спустя он просыпается и плачет, в классе никого нет – кроме его мертвой матери, распростертой на кафедре.

26 октября, среда

Погода изменилась, потеплело. Снег сменился слякотью. Серое небо нависло над миром.

Йенни Хэггрут лежала на кушетке в своей камере и смотрела в потолок. Во время допросов она послала полицейских куда подальше. Кроме того, объяснила она им, если бы она узнала, что Йокке ей изменяет, она убила бы не Суль-Бритт, а самого Йокке.

Лейф Сильберски не прерывал ее. Он вообще мало что говорил во время допросов. Оставил свою речь на потом.

Позднее звездный адвокат встретился в отеле «Феррум» с представителями прессы.

Альф Бьернфут держался в стороне. Он по собственной инициативе продолжал замещать Ребекку Мартинссон и молча слушал, как фон Пост ругает коллег, адвокатов, журналистов и подозреваемых. Газеты пестрели заголовками: «Чудовищная ошибка полиции», «Дети остались без родителей!», «Без вины обвиненный покончил с собой».

«Что погода, что это следствие, – думал Бьернфут, надевая куртку. – Все сплошное дерьмо!»

В восемь часов утра Кристер Эриксон высадил Маркуса возле школы.

– Когда ты освободишься, я буду стоять здесь и ждать тебя, – сказал он.

Сидя в машине, полицейский смотрел, как мальчик побежал через школьный двор. Трое парней постарше заметили его и двинулись за ним, но Маркус успел забежать в здание, прежде чем они его догнали.

«Его обижают», – подумал Кристер.

Мимо машины проходили две девочки, и он опустил стекло.

– Простите! – окликнул он их. – Не бойтесь меня. Я получил ожог еще в детстве. Вы знаете Маркуса Ууситало? Он учится в первом классе.

Девочки держались чуть в стороне, однако подтвердили, что Маркуса знают. А что?

– Его бабушку убили, – добавила одна из девочек.

– Знаю, – согласился Кристер Эриксон. – Я полицейский. Там позади сидят в клетке мои служебные собаки. А вот та, что тут со мной на переднем сиденье, Вера – обычная собака. Послушайте, а вы не знаете, его никто в школе не обижает?

Некоторое время девочки колебались.

– Да-а, Хампус и Вилли и еще некоторые из третьего «А». Только никому не говорите, что это мы вам рассказали.

– А что они с ним делают?

– Толкаются, бьют ногами, говорят всякие гадости. Отбирают у него деньги, когда они у него есть. Один раз они заставили Маркуса есть песок.

– А кто у них главный?

– Вилли.

– Как его фамилия?

– Ниеми. Вы посадите его в тюрьму?

– Нет.

«Хотя мне бы этого очень хотелось», – подумал Кристер и поехал прочь.

В районе Катринехольма есть семейная могила. Там похоронены родители Элины и ее младший брат.

Щепка прощается с гробом на перроне. Стоит один из самых холодных дней зимы. Снег скрипит под ногами. Везде, где из-под одежды выделяется тепло, образуется иней: на ресницах, на шарфе возле рта, на обшлагах рукавов пальто.

Когда мужчины вносят гроб в товарный вагон, Щепка отчаянно рыдает. От холодного воздуха судорожные всхлипывания отдаются болью в груди. Слезы у нее на щеках тут же превращаются в лед. Юхан Альбин обнимает ее, чтобы она не упала.

Народу на перроне немного, поминки уже прошли несколькими днями раньше в Армии спасения. Тогда пришло так много людей, что всем не хватило места. Зверское убийство учительницы отозвалось горем во многих сердцах. О нем даже написали в национальных газетах.

Дверь товарного вагона задвигается, но Щепка продолжает рыдать. Ноги ломит от холода.

– Ну-ну, девочка моя, пойдем домой, – уговаривает ее Юхан Альбин и почти насильно уводит ее. Хотя дома стоит чемодан Элины, там все ее книги и ее одежда, постиранная, поглаженная, накрахмаленная и аккуратно сложенная. Щепку снова охватывают рыдания.

Но когда Юхан Альбин сварил ей кофе, дал к нему сухариков и когда двенадцатилетняя девочка приносит от кормилицы Франса, тут Щепка перестает плакать.

Она держит малыша на руках, а он смотрит ей прямо в глаза и сжимает ее палец своими маленькими пальчиками.

– Я хочу оставить его себе, – говорит она Юхану Альбину. – У Элины есть сестра, но она не может о нем позаботиться.

Мужчина слушает, макая сухарик в горячий кофе.

– У него никого на свете нет, кроме меня, – продолжает девушка. – Если ты захочешь разорвать помолвку, то я на тебя не обижусь. Ты ведь не обещал заботиться еще и о ребенке. Я и сама справлюсь, ты знаешь.

И она смело улыбается ему.

Юхан Альбин отставляет стакан и поднимается. У Щепки перехватывает дыхание. Неужели он уйдет?

Нет, он садится рядом с ней на кухонном диване, обнимает ее и малыша.

– Я от тебя не отстану, – говорит он, – будь у тебя хоть дюжина детишек. Ясное дело, ты справишься сама. Но я не могу жить без моей дорогой Щепки.

И тут она снова плачет. И не может сдержать смеха. И Юхан Альбин поспешно утирает слезу. Он и сам побывал на бедняцком аукционе. Многое сейчас вспоминается.

Они не слышат шагов на лестнице – оба вздрагивают, когда раздается стук в дверь.

В кухню входит Бленда Мянпяя, служанка управляющего Фаста. Вид у нее серьезный. От кофе она отказывается.

– Мне нужно поговорить с тобой, – говорит она Щепке. – Об Элине. И Фасте.

На улице сплошная серость. Налив себе третью чашку кофе, Ребекка мрачно посмотрела в окно на то, что должно было бы называться зимой. Щен гавкнул. Вскоре послышались шаги на лестнице.

За дверью стоял Альф Бьернфут.

Ребекка ощутила, как в ней снова закипает злость.

– Мы можем поговорить? – спросил он.

Пожав плечами, она впустила его в дом. Они уселись за кухонным столом. Щен запрыгнул на колени к Бьернфуту.

– Ты считаешь, что ты декоративная собачка? – спросил Альф. – Ребекка, моя жена говорит, что я не умею говорить «прости». Но позволь мне все же попросить у тебя прощения. Отобрать у тебя это дело было ошибкой. Но, знаешь ли, он все время всем недоволен, год за годом, и тут ему вдруг захотелось взять это дело себе. Вот я и отдал его, не подумав, понадеявшись, что тебе все равно.

К своему удивлению, Ребекка обнаружила, что комок злости внутри нее растаял и исчез.

– Черт тебя подери, – сказала она тоном, показывающим, что она больше не сердится. – Хочешь кофе?

– Остается только надеяться, что нам удастся найти на вилах хоть какие-нибудь следы Йенни Хэггрут, – сказал Альф Бьернфут, когда ему дали и кофе, и печенья. – Однако нет уверенности, что мы сможем что-то доказать.

– Вряд ли, – ответила Ребекка. – Вилы, лежавшие под их сараем, мог взять любой. А ее отпечатки могут присутствовать на них совершенно естественным образом – возможно, она пользовалась ими. Вы должны найти ее следы в доме Суль-Бритт Ууситало. Кстати, фон Пост считает, что я пытаюсь испортить ему следствие.

– Знаю-знаю, – сказал Бьернфут. – Я поговорил с Ларсом, так что знаю, чем вы занимались. Выходит, кто-то застрелил отца Суль-Бритт Ууситало. Лаборатория ответила, что на той кости, которую вы выкопали, след пули. Свеженькая кость из морозилки судмедэкспертизы в Умео!

– Просто повезло. Но и на рубашке это было видно. Он рассказал об этом?

– Да. Старик погиб не от когтей медведя. Скорее, его бросили в лесу, где его и нашел зверь. Не знаю, что и думать.

Ребекка покачала головой.

– Просто невероятно. Но если кто-то хотел уничтожить всю семью, кто мог так их ненавидеть? Правда, Суль-Бритт Ууситало не особенно любили, но нельзя сказать, чтобы ее ненавидели. Скорее презирали. Ну, я делаю вид, что не вижу, когда ты держишь собаку на коленях и даешь ей печенье. Правда, Щен? Поедешь с дядюшкой Бьернфутом к нему домой, будешь сидеть в его лучшем кресле и есть булочки.

– Одна печенюшка – это еще не печенье.

– Знаешь ли, для него и десять печенюшек – не печенье.

– Возможно, кто-то ненавидит род Яльмара Лундбума, – произнес Альф Бьернфут, пытаясь пить кофе, хотя Щен поменял положение у него на коленях и поскреб Альфа своей огромной лапой, призывая вместо этого чесать ему спину. – Франс Ууситало был сыном Яльмара Лундбума, но об этом ты, конечно, знаешь?

– Да. У Сиввинга все под контролем. Но кто может ненавидеть Лундбума до такой степени? Это тоже невероятно.

– Понятия не имею. Но сумасшедших на свете предостаточно. К тому же Яльмар Лундбум не был святым, как многие думают. Например, был такой подрывник на шахте по фамилии Венетпало, который открыл месторождение руды в Туоллуваара. Он доложил об этом Лундбуму, и тот тут же подал заявку на разработку месторождения от своего имени. Затем он зарегистрировал его в виде частной компании, где сам он был начальником шахты и владельцем. Венетпало ничего не получил. Есть от чего обозлиться.