Я умер вчера - Александра Маринина

– Лучше не надо. Саша, не приставай к человеку, когда я работаю. Мне еще чуть-чуть осталось.

– Ладно, – покладисто согласился Уланов. – А где кофе? Почему до сих пор не принесли?

– Татьяна Григорьевна просила минералку, – снова встрял Дорогань, по-видимому, взявший на себя роль защитника и блюстителя интересов известной писательницы.

В этот момент дверь снова открылась.

– Ой, Александр Юрьевич, вы уже здесь? – послышался голос девушки-провожатой. – Вам чай?

– Да, будь добра.

Наконец гример сделала шаг назад и критически оглядела полученный результат. Что-то ей не понравилось, потому что она взяла макияжную кисть и еще несколько раз коснулась лба и подбородка Татьяны.

– Вот теперь хорошо, – удовлетворенно сказала она. – А помаду я наложу перед эфиром, вы все равно еще пить будете.

– Дайте хоть взглянуть, что вы из меня сделали, – попросила Татьяна.

Гример подала ей зеркало. Что ж, работа была сделана на славу, отрицать это невозможно. Из зеркала на Татьяну смотрела она сама, но лет на восемь моложе. Кожа обрела свой природный цвет и стала матовой и нежно-телесной, а не болезненно-мучнистой. Отеки под глазами исчезли, а сами глаза стали большими и выразительными. Даже овал лица изменился, стал более четким.

Не говоря ни слова, она отложила зеркало и повернулась к Уланову. Он был почти таким же, каким она видела его на экране. Но именно почти. Сейчас в нем не было холодности, надменности и отстраненности, которые так пугали трепетную Ирочку. Перед Татьяной сидел обыкновенный мужчина лет сорока или чуть больше, с приятным лицом и располагающей улыбкой.

Что ж, потерпим еще, решила она, время для демонстрации когтей пока не наступило. Он мне нужен, этот приятный добренький Уланов, который якобы любит своих гостей. Знаем мы эту любовь. Заманивает, как мышей в мышеловку бесплатным сыром, гость расслабляется, пускает слюни и наивно думает, что перед камерой все будет так же мило, как и за этим столом, за чашечкой кофе и непринужденной беседой. Ан нет. Перед камерой не собравшегося и не готового к прыжку гостя ждут неприятные сюрпризы.

Татьяна постаралась улыбнуться как можно мягче.

– Вот вы какой, Александр Уланов, – пропела она, вложив в голос всю имевшуюся в наличии женственность. – Приятно видеть вас живьем, а не на экране.

– Спасибо. Так мы можем вернуться к нашим вопросам?

– Да, пожалуйста. Что вы там спрашивали? Повторите, пожалуйста.

– Я спросил, не обидно ли вам бывает, что детективы считают литературой третьего сорта и читают в основном в метро и электричках?

– Обидно, – не моргнув глазом солгала Татьяна.

У нее был в голове совсем другой ответ, но время для него еще не наступило.

– Так, может быть, вам имеет смысл переквалифицироваться и начать сочинять что-нибудь другое, более серьезное? Например, большие философские романы, как у Сартра или Гессе. Вы любите Сартра?

– Сартра? – Она сделала вид, что замялась, якобы желая скрыть собственную неграмотность. – Ну, в общем… А еще какие у вас вопросы?

– Вы – преуспевающая писательница. Вы считаете себя состоятельным человеком?

– Я… Ну, как сказать… Не особенно. Издатели платят мало.

– На что же вы живете?

– На доходы мужа. Как и полагается мужней жене.

– Значит, вы пишете книги не для заработка?

– Нет, скорее для удовольствия.

– А мужа, который вас содержит, не смущают ваша популярность и слава? Он ведь, наверное, честолюбив.

– Мы что, в эфире будем обсуждать моего мужа? – окрысилась Татьяна.

– Да, – снова подал голос Дорогань, – мы уходим от темы, Александр Юрьевич. Вы обещали поговорить об экранизациях.

– Конечно. Татьяна Григорьевна, вам хочется, чтобы по вашим книгам снималось кино?

– Хочется, – она снова улыбнулась, широко и радостно. – А какому писателю этого не хочется?

– Не знаю, – Уланов развел руками. – Думаю, что Хемингуэю, например, этого не очень хотелось. Его проза полна ощущений и потоков сознания, это трудно поддается экранизации. Вероятно, ваши книги не такие?

– Не такие, – согласилась она. – Детективы – это другой жанр.

– Не возражаете, если мы разовьем эту тему во время передачи?

– Пожалуйста. Еще какие у вас вопросы?

– О ваших политических пристрастиях. Как вы относитесь к существующему положению в стране и к нашей нынешней власти?

– Как отношусь? – Она задумалась. – Хорошо отношусь.

– То есть вам все нравится и все устраивает? – уточнил Уланов.

– Да, устраивает.

– И рабочие, которые месяцами не получают зарплату? И финансовые злоупотребления, которые процветают? Или вы считаете, что это допустимая плата за те порядки, которые позволяют вам издавать не по одной книге в год, как когда-то, а по нескольку, даже при том, что вы не член Союза писателей?

– Как вам сказать… – она уставилась в потолок и изобразила на лице мыслительное усилие.

– Хорошо, мы поговорим об этом перед камерой, – решительно произнес Уланов. – Кого вы ждете, мальчика или девочку?

Переход был таким разительным, что Татьяна в первый момент растерялась. Потом сообразила, что это было частью спектакля, и успокоилась. Конечно, Уланов задал ей несколько вопросов, определил для себя уровень ее интеллекта и те вопросы, которыми он будет ее размазывать перед многотысячной аудиторией телезрителей, а теперь можно и о нейтральном поговорить, о приятном, чтобы она шла в студию спокойной и убежденной в благорасположенности к себе ведущего.

– Кто родится – того и жду, – неопределенно ответила она.

– А кого хотите?

– Муж хочет мальчика.

– А вы?

– А мне все равно. Муж хочет мальчика, потому что девочка у него уже есть от первого брака, а я просто хочу родить ребенка от любимого мужчины. Пол при этом значения не имеет.

– Вы, наверное, поздно вышли замуж?

– Нет, почему же, в первый раз я вышла замуж в восемнадцать лет, вряд ли можно считать, что это поздно.

– Так вы во второй раз замужем?

– В третий.

– С ума сойти! – восхищенно присвистнул Уланов. – И два раза разводились?

– Конечно. Бог миловал меня от вдовства, оба моих бывших супруга пребывают в полном здравии.

– Наверное, они сейчас локти кусают от досады, что расстались с вами. Вы стали знаменитостью.

– Не думаю. Они оба вполне благополучны, один из них процветает за границей, у него собственный бизнес, второй, насколько мне известно, тоже под забором не валяется. Вряд ли у них есть поводы для подобных сожалений.

– Не скажите, – возразил Уланов, – бизнес бизнесом, а слава или хотя бы причастность к ней – это совсем другое дело. Ваши бывшие мужья не пытались вернуть вас после того, как вы обрели такую бешеную популярность?

– Пытались, – она снова улыбнулась, на этот раз кокетливо и слегка глуповато, – но не после, а до того. Они хотели вернуть меня не как известную писательницу, а как женщину и жену.

– Надо ли понимать так, что вы не хранили верность своим мужьям?

– Это с чего же вы так решили? – изумилась Татьяна, на этот раз совершенно непритворно.

– Ну как же, если вы в третий раз замужем, значит, находясь в предыдущем браке, вы вступали в близкие отношения с другим мужчиной. Правда, это были серьезные отношения, приводящие к следующему браку, но факт адюльтера отрицать нельзя.

– Можно. Можно отрицать. Александр Юрьевич, вы, может быть, мне не поверите, но со вторым и третьим мужьями я познакомилась уже будучи разведенной. Вот так-то.

– То есть вы хотите сказать, что при разводе не отходили на заранее подготовленные позиции? – теперь уже он не смог скрыть удивления. – Вы расставались с мужем, не имея перспективы нового брака?

Все ясно как Божий день, с усмешкой подумала Татьяна. Господин Уланов у нас пал жертвой распространенного заблуждения, согласно которому любая женщина должна хотеть быть замужем любой ценой, и он совершенно не понимает, как это можно уйти от мужа не к любовнику, а просто так, в никуда. По его разумению, в таком случае не я уходила от мужа, а он меня бросал, но раз бросал, значит, я никудышная и никчемная, и абсолютно непонятно, откуда же тогда взялись второй и третий мужья. «Вероятно, он смотрит на меня, толстую и неуклюжую, и не может взять в толк, почему это я такая смелая. По его представлениям, такая, как я, должна обеими руками вцепиться в мужа и удерживать его из последних сил, потому что больше на меня никто не позарится. Самому ему скорее всего нравятся изящные стройные женщины, и ему даже в голову не приходит, что есть мужчины, которым нравятся именно такие женщины, как я. Знал бы он, сколько на самом деле таких мужчин, его бы, наверное, кондрашка хватил. И почему великое множество людей считает собственные вкусы эталонными и единственно правильными?»

– Что ж, Татьяна Григорьевна, нам пора в студию. Лена, давай последние штрихи, – обратился Уланов к гримеру, которая все время их беседы просидела в уголке с чашкой кофе в руках. – И мне лицо сделай.