Воздушная битва за город на Неве. Защитники Ленинграда против асов люфтваффе. 1941–1944 гг. - Дмитрий Зубов

После разгрома 2-й ударной армии и Невской группы войск в начале октября 1942 года советские войска по уже сложившейся традиции накапливали силы для нового удара. При этом с направлениями особо не фантазировали. Согласно первоначальному плану новой операции «Искра» следовало одновременными ударами из района Ленинграда и района к югу от Ладожского озера на фронте шириной 20 километров прорвать кольцо блокады и установить надежную сухопутную связь с городом. Затем следовало приступать ко второму этапу: 2-я ударная армия должна была поворачивать на юг и наступать на Мгу – ключевой узел всей германской обороны. Одновременно с этим 55-я армия Ленинградского фронта и 54-я из Волховского с флангов наносили удар в направлении станции Тосно. Следует отметить, что главной целью операции был вовсе не прорыв блокады, как это позднее стали утверждать, а именно разгром основных сил 18-й армии с последующим захватом Мги и установлением связи с плацдармом в районе Ораниенбаума.

Время для наступления, казалось бы, было выбрано удачно. В условиях кризиса под Сталинградом у немецкого командования не было резервов, а почти все бомбардировщики Не-111 были брошены на обслуживание воздушного моста в 6-ю армию.

Однако удержание фронта под Ленинградом имело для Гитлера особое значение. Уж если не удалось уморить город блокадой и взять штурмом, фюрер хотел любой ценой хотя бы сохранить достигнутое. 18-я армия была усилена за счет бывшей 11-й армии Манштейна, большая часть подразделений которой после октябрьских боев была оставлена здесь. Оборона была доведена до совершенства. Большинство поселков являлись опорными пунктами, а передний край и позиции в глубине были защищены многочисленными минными полями, проволочными заграждениями и дзотами.

Со стороны Невы главными узлами обороны являлись сооружения 8-й ГРЭС, 1-го и 2-го городков и город Шлиссельбург. Второй рубеж проходил через Рабочие поселки № 1 и № 5, станции Подгорная, Синявино, Рабочий поселок № 6, поселок Михайловский.

Утром 12 января советские войска одновременно перешли в наступление с запада и востока. Несмотря на огромное численное превосходство, блицкрига опять не вышло, бои сразу приняли ожесточенный и затяжной характер. К 18 января передовые части Ленинградского и Волховского фронтов разделяли всего несколько километров. В этих условиях немецкое командование разрешило отрезанным частям 227-й, 96-й пехотных и 5-й горнострелковой дивизий в районах Шлиссельбурга и Липки пробиваться на юг.

В 12:00 бойцы 136-й стрелковой дивизии наконец соединились со 2-й ударной армией. А вечером батальон бронеавтомобилей 61-й танковой бригады ворвался в Шлиссельбург. Блокада Ленинграда была прорвана.

Однако единого фронта еще не существовало. И большая часть окруженной немецкой группировки (около 8 тысяч человек), рассредоточившись, прорвалась мимо Рабочего поселка № 5 на юг и к 20 января вышла к своим частям. Немцы заняли заранее подготовленную позицию по линии городки 1-й и 2-й – Рабочий поселок № 6 – Синявино – западная часть Круглой рощи. Прорвать этот рубеж, несмотря на продолжавшиеся до конца сентября беспрерывные атаки, советским войскам не удалось. К 30 января участвовавшие в наступлении соединения потеряли около 34 тысяч человек убитыми и пропавшими без вести. Немецкие потери были в 5,5 раза меньше – около 6 тысяч.

Данный успех немецкой обороны был обусловлен в первую очередь относительной свободой действий, которой обладала группа армий «Норд». Фюрер безоговорочно доверял фельдмаршалу Кюхлеру и считал, что тот, несомненно, сможет удержать фронт. Последний попросту оттянул отправку сообщения о тяжелом положении в районе Шлиссельбурга и о том, что город отрезан. Гитлер узнал об этом, только когда войска уже прорывались к своим, и попросту не успел объявить город «крепостью».

В противном случае для 18-й армии все закончилось бы печально. Восьмитысячный гарнизон остался бы в окружении, а все резервы были бы брошены на последующий деблокирующий удар. В итоге войска понесли бы бессмысленные потери и были бы отброшены еще дальше. Однако победить вермахт, когда им командовал не Гитлер, а профессиональные полководцы, было не так-то просто.

16 февраля Сталин и Жуков поставили войскам грандиозные задачи: «отрезать коммуникации ленинградско-волховской группировки противника», «захватить и удерживать город Псков», «захватить район Кингисепп, Нарва, отрезав пути отхода противника в Эстонию» и т. п.[189]. Одновременно с этим распространялись доклады об ухудшении политико-морального состояния немецких войск, а командование тешило себя полным господством в воздухе советской авиации.

Но уже 11 дней спустя главнокомандующий вынужден был констатировать, что проведенные операции «не дали ожидаемых результатов» и привели «к бесцельным большим жертвам в живой силе и технике»[190].

Тем не менее в последующие месяцы вплоть до начала апреля советские войска беспрерывно атаковали позиции 18-й армии по всей их длине. Однако ни фланговые удары, ни отчаянные лобовые атаки не давали ожидаемого эффекта. Заваленные трупами и подбитой техникой подступы к холмам у пресловутой станции Мга кое-кому даже казались заколдованным местом…

В общем, несмотря на первоначальные январские успехи, к весне 1943 года стратегическое положение в районе Ленинграда почти не изменилось. Хотя и была наконец установлена сухопутная связь с городом, а в феврале даже построили железнодорожную ветку через Шлиссельбург, немцы по-прежнему могли разглядывать Исаакиевский собор и шпиль Адмиралтейства, стояли на Неве и прочно удерживали фронт вдоль Волхова. А следовательно, жизнь в этом секторе Восточного фронта, можно сказать, пошла своим привычным чередом.

«Клубы разрывов зенитных снарядов затмили небо»

По весне командование Балтийского флота, хорошо помнившее прошлогоднее «битье льда» на Неве, всерьез опасалось повторения чего-то подобного со стороны люфтваффе. При этом почему-то думали, что немцы снова будут бомбить именно перед ледоходом. Для усиления противовоздушной обороны кораблей, стоявших у набережных на Неве, из Кронштадта был передислоцирован 80-й гв. ОЗАД, на вооружении которого состояли 76-мм зенитки. Новые батареи расположились следующим образом: 801-я заняла позицию на Университетской набережной, около легкого крейсера «Киров», 802-я – рядом с Петропавловской крепостью, а 803-я – на правом берегу Невы, возле Кировского моста. Кроме того, командование ВВС КБФ специально для защиты кораблей выделило 3-й и 4-й гвардейские авиаполки подполковников Н. М. Никитина и Л. П. Борисова. Их дежурные группы базировались на аэродромах Бычье Поле и Борки. В группу поддержки на случай атаки был включен также 21-й ИАП.

Флотские самолеты-разведчики совершили несколько дальних полетов над вражескими аэродромами, попутно радиоразведка усиленно прослушивала немецкие переговоры в эфире. В итоге удалось установить, что, например, на аэродроме Котлы, расположенном приблизительно в 27 километрах северо-восточнее Кингисеппа, базируются 19 Ju-88 из I./KG1 «Гинденбург».

Тут надо отметить, что добываемые советской разведкой данные о базировании самолетов люфтваффе всегда были очень запутанные и редко соответствовали действительности. Так, согласно донесению командующего Ленинградским фронтом генерал-полковника Говорова от 31 января 1943 года, под Ленинградом якобы действовали «специально переброшенные» из Франции II./KG30 «Адлер» и IV./KG100 «Викинг». Эти «ценные сведения» были получены в ходе допроса пленного летчика некоего лейтенанта Армина Крюгера, якобы служившего в 10-й эскадрилье KG100.

Последний пояснил, что якобы налеты на Ленинград его подразделение выполняет по непосредственным приказам из Берлина. Мол, командир группы, некто гауптман Потке, ежедневно связывается со столицей рейха, где тому указывают – в течение такого-то времени произвести столько-то налетов и таким-то количеством машин. «Определенных целей для бомбометания внутри Ленинграда летчикам не указывается, – заявил Крюгер. – Обычно указывается лишь район города, где должны быть сброшены бомбы»[191].

Представители разведки, которым по определению полагалось быть крайне осторожными по отношению к получаемой информации, при допросах пленных летчиков всегда проявляли удивительную доверчивость, веря в каждое сказанное ими слово. В итоге получалось, что почти каждый сбитый пилот успел совершить на Восточном фронте лишь два-три боевых вылета, а все свои награды он получил, сражаясь исключительно с англичанами; что экипажи поднимаются в воздух только под страхом расстрела; что на немецких аэродромах готовятся коммунистические восстания и т. д. и т. п. Никто почему-то не задумывался, что все это было естественным желанием пленного хоть как-то облегчить свое положение. А потом все эти данные безо всякой критической оценки и фильтровки отправлялись «наверх».