Обнаров - Наталья Троицкая

Шалобасов тряхнул его за плечи, пристально глянул в глаза, с нажимом произнес:

– Все будет хорошо.

Обнаров отстранился и пошел следом за медсестрой по длинному, ярко освещенному коридору.

– Не надо так волноваться, Константин Сергеевич! На вас больно смотреть! – говорил Обнарову дежурный врач Марэн Михайлович Мартиньсон. – Хотите курить? Курите… – Он пододвинул Обнарову пепельницу. – Может быть, коньячку? Рюмочку для снятия стресса. Как?

– Нет, спасибо. Я просил бы вас пойти и узнать, что с моей женой и ребенком. Немедленно! Я плачу клинике слишком большие деньги не за то, чтобы меня кормили общими фразами типа «Идет операция».

– Хорошо! – легко согласился доктор.

– Я пойду с вами и подожду вас у операционной.

– Это лишнее, Константин Сергеевич. В операционный блок нельзя посторонним.

– А кому я посторонний? Жене? Или вам за свои же «бабки»?

Обнаров поднялся, распахнул перед доктором дверь, жестко сказал:

– Идемте!

На третьем этаже у дверей с надписью «Операционные» Обнаров остановился.

– Я жду вас, доктор.

Доктор Мартиньсон вошел внутрь, и в коридоре какое-то время были слышны его удаляющиеся шаги. Обнаров не выдержал, приоткрыл дверь и успел заметить, как доктор входит в одну из дверей справа по коридору.

Обнаров стоял, привалившись спиной к дверям, коснувшись затылком холодного матового стекла. В голове заезженной пластинкой почему-то крутилась фраза из старой-старой песни: «Мы с тобой два берега у одной реки…» Слова звучали голосом Майи Кристалинской. Именно в ее исполнении, в далеком детстве, из тарелки-динамика он слышал эту песню. Он хорошо помнил, как слушал песню и не мог понять, как это люди могут быть берегами. Теперь он точно знал: могут. Он закрыл глаза.

– Господи, помоги ей! Все в твоей власти…

Защипало глаза. Он с трудом справился с собой. Ноги сделались будто ватными. Сердце не билось, а трепетало. Внутри дрожала каждая клеточка, каждая жилочка. Сил стоять не было. Он думал, он крепче. Нет, быть крепче не получалось. Обхватив голову, Обнаров сполз по стеночке на пол и сел возле двери. Он был благодарен Богу, что сейчас его, размазанного жизнью, никто не видит.

Ждать пришлось недолго. Послышался непонятный металлический лязг, потом мерное характерное урчание. «Лифт», – догадался Обнаров. Потом он услышал торопливые шаги, все ближе, ближе…

– Константин Сергеевич? Здравствуйте. Я Николай Алексеевич Сабуров.

Врач протянул Обнарову могучую волосатую руку, помог подняться. Врач был одет в зеленую униформу, чуть промокшую на спине и груди. Стерильная, тоже зеленая, маска болталась на его правом ухе.

– Здравствуйте. Что с моей женой и что с нашим ребенком? Они живы?! Почему мне не дают никакой информации?

– Поздравляю вас с сыном, дорогой вы наш Константин Сергеевич! Богатырь! Четыре сто! Крепкий, здоровый мальчик.

– Правда?! Жена… – с похолодевшим сердцем почти прошептал Обнаров.

– От ДТП последствия минимальные: легкое сотрясение мозга, ушибы, ушибленная рана волосистой части головы слева. Все заживет без следа за неделю.

– Вы говорите о «минимальных» последствиях и не причисляете к ним роды. Роды были преждевременные.

– Нет, Константин Сергеевич! Роды были срочные. Ребеночек доношенный. ДТП здесь не причем. Судя по состоянию родовых путей, схватки у вашей жены начались еще утром. Может, не очень выраженные, но, вероятно, поэтому она и ехала к нам. Мы сделали кесарево сечение. У вашей жены довольно узкий таз, а ребенок очень крупный. Думаю, ни одна женщина естественным путем не справилась бы. К тому же хоть и легкое, но сотрясение мозга. Мы должны были избежать риска кровоизлияний. Так что все в порядке. Жена ваша спит. Мы поместили ее в реанимацию, хотя медицинской необходимости в этом нет. Сейчас еще действует наркоз. Потом мы введем обезболивающие препараты и снотворное. Пусть спит до завтра. Завтра после одиннадцати можете ее навестить. Через неделю домой заберете.

– Спасибо, Николай Алексеевич.

Обнаров рукой провел по лицу, точно стирая страх и неопределенность, вдохнул полной грудью, почувствовал, как спина покрылась жаркой испариной.

– Я должен их увидеть. Немедленно.

Врач внимательно посмотрел на Обнарова и не стал спорить.

– Пойдемте.

Они спустились на второй этаж, свернули налево, прошли блок для новорожденных и вошли в реанимационный блок. Коридор был освещен приятным желтоватым светом, по бокам справа и слева тянулись отделанные белым кафелем, напичканные аппаратурой палаты, стены которых были, точно аквариумы, из стекла. Палаты-аквариумы были темными, пустыми, и только одна была освещена ярким белым светом.

– Сюда, пожалуйста.

Он застыл на пороге. Сердце сжалось от боли.

Бледная, с заострившимися чертами лица, она лежала на опутанной аппаратурой кровати. Глаза были закрыты. Ее роскошные волосы были убраны под белую марлевую шапочку. На лице была прозрачная маска, вероятно от аппарата дыхания. Дыхание было неестественно тяжелым и шумным. Руки и ноги были беспомощно вытянуты. «Она не любит спать на спине…» – почему-то подумал он. Ее тело показалось ему таким маленьким и худеньким, точно тельце ребенка. К вене правого локтевого сгиба тонкой прозрачной змеей тянулась капельница. Рука была закреплена к кровати широкой кожаной манжетой, видимо, чтобы ее нельзя было согнуть невзначай. Слева и справа, у изголовья, этажами, стояла какая-то аппаратура, разноцветные проводочки от которой тянулись к Тае и исчезали под тонким белоснежным одеялом.

Молоденькая медсестра в розовой униформе сосредоточенно записывала показания аппаратуры в журнал.

– Как вы здесь? – задал не очень определенный вопрос Сабуров.

– Все в норме, Николай Алексеевич, – ответила медсестра.

– Записи дай, – Сабуров протянул руку к журналу.

Не оборачиваясь, через плечо, медсестра подала Сабурову журнал, одновременно привычно смело нажимая какие-то клавиши и кнопки.

– Наверное, вентиляцию легких отключать можно, как вы считаете? – она обернулась, заметила рядом с Сабуровым Обнарова. – Ой! – смутилась медсестра, ее щеки покраснели. – Здравствуйте!

– Здравствуйте, – очень тихо ответил Обнаров, не отводя взгляда от жены.

– Я просто хотела сказать… Она хорошо сама дышит.

– Почему она так тяжело дышит?

– Константин Сергеевич, это не звук ее дыхания, это аппаратура. Придет в себя после наркоза, аппарат искусственной вентиляции легких отключим, и будет дышать сама. Не волнуйтесь. Я смотрю зафиксированные показания: все идет, как должно. Мариночка, дайте стул Константину Сергеевичу. Он немного побудет с женой.

– Я сейчас из соседней палаты принесу.