Построить будущее - Марик Лернер

— Ты спятила? — спросил, так и не дождавшись ни единого звука.

— Может быть, правду говорят, — тонким голосом сказала Стеша, — вы, Михаил Васильевич, великий человек и гений. Только в женщинах вы ничегошеньки не понимаете.

Особенно доставило после случившегося величание по имени-отчеству. Хотелось рассмеяться, но прозвучало бы в высшей степени неуместно.

— Смотрите, а не видите. Я вас люблю. С детства. Для того и сюда приехала, чтобы быть рядом. А вы про женихов спрашиваете. Зачем мне другие? Не нужен никто! — Она замотала головой, аж волосы взметнулись облаком.

— Ты достаточно взрослая, чтобы соображать. Один раз нашли супругу, не спрашивая, — в сердце кольнула старая боль, — второй раз возможен.

— Я знаю, не в вашей власти на мне жениться, — сказала Стеша без особого огорчения. — Генералам дворня не ровня. Ну и что. Пока во дворец представлять не тянете, никому дела нет, с кем живешь.

— И Анне?

— Она вас любит, но совсем иначе. Всегда видела то ли отца, то ли старшего брата. Сильного, умного и не пытающегося поставить на место. Напротив, готового помочь и позволить опереться.

А это, похоже, пришло от Таньки, очень трезво подумал. Сестра до сих пор в доверенных горничных ходит. Такие слуги иногда ближе любой родни. Молоденькие девочки частенько влюбляются в учителей. И очень удачно, что я не преступил определенную черту. Ни один любовник при царице, тем более мужицкого происхождения, долго не удержится. Слишком много завистников. Но разве для меня плохой вариант, только что озвученный? Даже во взаимоотношениях с Юлькой. Я, выходит, ей не соперник в борьбе за сердце Анны. Не может не догадываться. Пожалуй, лучший из всех возможных вариантов — советник, друг и почти родственник.

— И потому, — убежденно заявила Стеша, — никогда она сама вас к женитьбе толкать не станет. Ревновать будет. Как к Александре Александровне.

А я ничего не видел. Видимо, натурально в женщинах не разбираюсь.

— Не любила она ее. Прятала отношение, но косилась нехорошо.

— Не надо про это.

— Да, — прижимаясь ко мне, прошептала, — не буду ворошить прошлое. Надо жить сегодняшним днем, пока его не отняли. Я люблю вас, и никогда не сомневайтесь в том. Никогда. Не за деньги, не за то, что вы дали или можете еще дать мне или семье. Я не Андрей, которому золото и власть свет застит. Да хоть отнимите все, продолжу любить издалека! А татарку удавлю, ежели сюда привезете, — неожиданно добавила.

Опа! Хорошая заявочка. И кстати, я не настолько дурной, чтобы не почувствовать. Я первый, и в отличие от Лейлы ничего Стеша не умеет, хотя очень старается. Просить прошения в данной ситуации глупейшее дело.

— Так подарил я ее, — говорю чистую правду.

Привязался перед отъездом, а человек нужный. Всерьез собираюсь приспособить к новым обстоятельствам. Возвращаться ей некуда, а бросить тоже не по-человечески. А Иван Константинович Бошняк частенько смотрел с жалобным видом. Все подкатиться к ней норовил с комплиментами двусмысленными. Даже обещал жениться. Ей-богу, Лейла ничуть не хуже Екатерины. Про постель не знаю, но ту тоже передавали из рук в руки, пока в императрицы ненароком не угодила. Но я честно спросил, девушка не против была. Мужчина видный. Все лучше, чем на улицу.

— Вот и прекрасно, — забираясь на меня сверху, довольно говорит Стеша. — Не надо искать далеко, когда есть рядом.

Интересно, как она отнесется к идее Анны поселить меня во дворце? Покои выделили чуть не прямо за стенкой.

— В походе всякое случается, однако же домой тащить девок непозволительно.

Я не ошибаюсь, это разрешение при случае погулять? Забавно. Ладно, обнимая горячее тело и целуя женщину в губы, решаю. Мы ведь живем сегодняшним днем, чего зря загадывать.

Глава 3

ИНТЕРВЬЮ С БЫВШИМ ВЛАДЫКОЙ РОССИИ

Тяжелая дверь с грохотом затворилась за мной. Забавно, но, видимо, ничего нового с древних времен не придумали для содержания в тюрьме. Та же стандартная «кормушка», позволяющая, не открывая запоры, передать миску с хлебаловом, и деревянные нары с небольшим столиком. Правда, вместо продавленного множеством тел матраца и подушки обычное сено, пусть и свежее, а скамейка не привинчена к полу, но параша ничуть не изменилась, неприятно попахивая в углу.

Упаси бог, самому сидеть не приходилось, однако в детективах описание попадалось.

Обитатель камеры поспешно поднялся, внимательно глядя на меня. Судя по реакции, гость понравился. На его месте я тоже бы порадовался. Не на допрос поволокли, с личным визитом явился не самый последний человек в государстве Российском. Наверняка он в курсе последних веяний в политике, даром что в Шлиссельбургской крепости пребывает под стражей.

— Здравствуйте, Эрнст Иоганович, — вежливо говорю по-немецки. Вряд ли Бирон за то время, что мы не виделись, озаботился тщательным изучением русского языка.

— Здравствуй, Михаил Васильевич. Какими судьбами? — ответил тот вопреки моим ожиданиям на государственном наречии. Видать, тюремные стены очень полезны для продвижения в изучении разговорной речи.

— По старой памяти зашел, — благовоспитанно отвечаю, по-прежнему на немецком. — Плохого от тебя не видел и не стремлюсь восторжествовать, вытирая ноги о поверженного.

— А что тогда? — настороженно спрашивает Бирон.

— Пытаюсь разобраться в случившемся и понять.

— На себя примериваешь?

Не для того заявился, тем не менее смысл в его словах имелся, и немалый. У Бирона изначально отсутствовали родственные связи и поддержка. Никакой партии русской или немецкой за его спиной не существовало. Надежных помощников и клиентов еще предстояло найти. Поэтому в первые годы своей «российской» жизни обер-камергер неизбежно должен был «быть для всех приятным», сотрудничать с другими фигурами из окружения Анны, договариваться, уступать, интриговать и учиться. Натуральный пример для подражания и одновременно подсказка на тему, чем может закончиться стремительный взлет при царском дворе.

— И это тоже, — соглашаюсь.

— И чем же я могу помочь?

— Правдивыми ответами. Есть два варианта, — не дожидаясь заверений о счастье способствовать во всех начинаниях, говорю. — Плохой и хороший. Первый — это когда господин Ушаков получает разрешение пытать, пока не услышит нужное. Императрица шибко недовольна ходом следствия и выразила пожелание привести тебя в надлежащее чувствование и для явного обличения.

— Нет моей вины…

— Да-да. Твои слова против ее воли. Она хочет поскорее закончить. А где спешка, там сам понимаешь.

— А другой вариант?

— Мы поговорим открыто, без запирательств и попыток спрятать всем известное и никому не ведомое.

— И…

— Я обещаю, в этом случае казнь не состоится, пытка тоже. Ссылки и конфискации избежать не удастся, — я развел руками, — однако можно жить на севере, с белыми медведями посреди тундры, а можно в достаточно комфортабельных условиях где-то возле Казани.

Бирон человек сильный, достаточно умный и волевой. Сломать не так-то просто, да и не нужно. Без Анны Иоанновны сдулся моментально. И не по своей вине, а из-за отсутствия реальных сторонников. Он опирался на государыню и с ее смертью потерял власть. Немаловажный урок на будущее.

— А мои родственники?

Братья его устроились тоже неплохо: оба стали генерал-аншефами. Теперь находятся под стражей, как и весь бироновский клан.

— Да кому они нужны. Отправят подальше и вручат Магнусу или Густаву роту на Алтае. Все польза, чем сторожить в крепости и деньги тратить.

Без тебя они пустое место, как, собственно, и ты сам без Анны Иоанновны. Не прозвучало, но и так на поверхности лежит.

— Действительно обещаешь?

— Не все от меня зависит, но что могу — сделаю.

— Помню, — задумчиво сказал Бирон. — Слово редко нарушаешь.

— И не по своей вине.

— А мы всегда не виноваты, обстоятельства. — Кажется, включился сарказм. Раньше он высказывался прямо и не выбирая выражений, не пытаясь подколоть исподволь.

Бесспорно, натуральный хам, ни во что не ставил подчиненных ему людей, с которыми обращался грубо и бесцеремонно. Но сказать негодяй и подлец? Ничего подобного. Обычный человек, волей судьбы заброшенный наверх и не ограниченный практически ничем. Не часто люди смогут избежать искушения, оказавшись на его месте. Его пример отнюдь не наука другим. Всякий мнит себя центром вселенной и очень удивляется, когда она бьет прямо по темечку. И не могу отрицать, самого тоже касается.

— Так что выбираешь, Эрнст Иоганович?

— Il se fait passer au monde, — ответил он ожидаемо. С французского переводится как «нужно пробиваться в люди». На самом деле по смыслу ближе к бессмертному «хочешь жить — умей вертеться».

— Одной привязанности Анны Иоанновны было явно недостаточно.