Кремль 2222. ВДНХ - Владислав Выставной

– Проклятье! – заорал он. – Я не подумал… Я же там задохнусь!

Он замотал руками и ногами, пытаясь опуститься на землю – но его продолжало затягивать в колышущуюся звездную мглу. Заорав благим матом, Черт бросился выручать товарища. Подпрыгнул, повис на ногах семинариста, пытаясь своим весом опустить его на грешную землю. Не тут-то было – незримая сила тянула все сильнее, увлекая вслед за парнем его несостоявшегося спасителя. В ужасе завизжал Тюфяк. Холодным взглядом проводил их Бука.

Секунда – и оба растворились в звездной ряби. Секунда – и рябь разгладилась, вернув Вселенной покой.

Книжник был уверен, что ему конец. Настолько же глупый, насколько и экзотический. Если глаза не обманывали – их просто швырнуло в безвоздушное пространство, в космический вакуум. Он плохо представлял себе, каково там, в космосе. Но знал наверняка: человеку не прожить в такой среде и минуты. В давние времена, когда в космос отправляли целые экспедиции, от неизбежной смерти людей спасали скафандры. Кто его знает, как действовал проклятый портал – может, сначала надо было отыскать такой скафандр? Может, эти штуки имелись где-то в огромных пространствах базы «Космос»?!

Сейчас эти рассуждения не имели смысла. Жить оставались секунды. Он выдохнул, по максимуму высвобождая легкие – чтобы их не разорвало перепадом давления. Крепко зажмурился – где-то читал, что в вакууме должны выскочить из орбит глаза, что сейчас замерзнет в камень лицо, что тело окаменеет и растрескается, как кусок льда…

– Твою мать! Что происходит?! Где я?!

Орал Черт. Может, бился в агонии? Злобный карлик даже от боли кричать не станет – он будет проклинать всех вокруг и грозить страшной местью.

Но дело не в этом. Что-то было не так. Разве семинарист мог слышать голос товарища, пусть даже за секунды до гибели? Разве звук распространяется в вакууме?

Книжник заставил себя открыть глаза. Их не выдавило из глазниц, не вспучило, да и вообще не произошло ничего такого, что могло произойти в вакууме. Просто потому, что они были не в открытом космосе. Они оказались в странном помещении – длинном, квадратного сечения, без пола и стен. Точнее, здесь просто нельзя было определить, где пол, где потолок, где верх, где низ.

И лишь непривычное ощущение в голове и ни с чем не сравнимая легкость во всем теле напомнило – они все еще в невесомости.

– Да где же мы, чтоб я провалился?! – проскулил Черт. – И почему меня выворачивает наизнанку?! Почему я чувствую, будто все время падаю, и никак не грохнусь, наконец?!

– Это всего лишь невесомость, – глухо отозвался Книжник. – Скажи спасибо, что вокруг есть воздух, и мы все еще живы.

– Да пусть все идет к дьяволу! – огрызнулся карлик. Он нелепо барахтался между стенками из упругого материала, подсвеченный тусклыми мерцающими светодиодами. – Я никогда не чувствовал себя хуже!

Книжник не слушал его. Оттолкнувшись от одной из стенок, он плавно подлетел к противоположной, в которой обнаружилось необычное круглое окно. «Иллюминатор», – всплыло в голове редкое слово. Стерев ладонью слой густой, жирной пыли, выглянул наружу. И не смог сдержать сдавленного крика.

Зрелище, представшее взгляду, не могло сравниться ни с чем из того, что довелось видеть раньше. Сказать – «восхитительное» – значит, не передать и сотой доли ощущений семинариста. Это было просто невозможное, немыслимое, взрывающее мозг зрелище.

По ту сторону толстого стекла медленно проплывала сказочная голубоватая, сияющая, с легким изгибом поверхность. И требовалось собрать в себе все жалкие обломки знаний, но главное – смелость, чтобы признать, что именно он видит.

– Земля… – прошептал Книжник. – Это же наша планета!

– О чем ты? – слабо простонал карлик, висевший сейчас вниз головой относительно спутника. Глядя на него, Книжник нервно хмыкнул: самое это слово – «спутник» – сейчас приобрело несколько иной оттенок.

– Мы на орбите Земли, друг мой! – торжественно сообщил Книжник. – В космосе.

– Это я уже понял. Но почему же мне так хреново?

– Наверное, что-то вроде «морской болезни». Может, ты плохо переносишь невесомость.

– Давай вернемся, а? – взмолился карлик. – Здесь мне ни нюх, ни слух не помогают, я беспомощен, как больной щенок…

Быстро оглядевшись, Книжник заметил в подергивающемся электрическом свете знакомое марево, разделившее помещение пополам. В этом мареве, вроде даже виднелись размытые, но знакомые фигурки – Буки и Тюфяка, отчего-то не спешивших последовать за ними.

– Обязательно вернемся, – пообещал Книжник. – Только вначале осмотримся. Когда еще доведется побывать… мать моя женщина, даже не верится – в космосе!

– Да какой это космос? Дурацкий сарай без дверей и окон…

– Знаешь что? – оттолкнувшись от стенки у иллюминатора, Книжник перелетел к противоположной, к которой ремнями были притянуты какие-то плотные мешки из синтетической ткани, принялся вчитываться в непонятный текст маркировки. – Я думаю, мы на космической станции!

– Где?!

– Возможно, на международной, а может – на русской или китайской. Уж не помню, сколько их там было перед самой Войной.

– Да мне плевать! Почему проклятый портал привел нас сюда?! Разве твой друг – он здесь?

– Я не знаю… – Книжник чуть растерялся. – Может, это особенность тотема? База, все-таки, называется «Космос».

– Будь он проклят этот тотем! И ты будь проклят – что затащил меня сюда! Боже, как же мне плохо…

Его шумно вырвало, и клочья блевотины плавали в воздухе, сжимаясь в пузыри и грозя заляпать все на своем пути. Но Книжник уже не слушал причитания карлика. Он говорил, слыша лишь самого себя – его поглощало чувство, которое было сильнее страха, голода, простых человеческих желаний.

Прикосновение к тайне. Открытие. То, ради чего он пришел в этот мир, и ради чего готов был снова и снова рисковать жизнью – и своей, и чужими.

– Помнишь – я говорил про спутники? Многие все еще крутятся на своих орбитах. Но совсем забыл о том, после окончания Последней Войны на орбите оставались обитаемые научные станции. А значит – люди…

Сердце заколотилось сильнее. Книжник принялся крутить головой, словно готов был увидеть кого-то, внезапно выскочившего из-за угла.

– Надо узнать, что стало с космонавтами! – горячо произнес он. – Ты понимаешь? Они могли оставить какие-то знания о тех временах, ценные для нас сведения! Может быть, мы найдем здесь записи, дневники, какую-то все еще рабочую технику…

– Да ты просто маньяк! – прохрипел Черт. – Ты бы себя со стороны послушал! Разве за этим ты сюда шел? Чтобы в этой адской невесомости болтаться, да на космической станции мародерничать?!

Книжник ощутил, как лицо заливает краска. Карлик как будто вскрыл его тайные мысли. А что, если так и есть? Что если для него жажда открытий стала чем-то вроде болезненной мании? И Роза Миров вытащила на свет его самое сокровенное желание, отбросив, как несущественное, пустые слова о желании спасти друга?

Тряхнув головой, прогнал разрушительные мысли. Что бы там ни было, судьба дала ему шанс, и его надо использовать. Ведь он давно для себя решил: ни его собственная жизнь, ни даже отдельные жизни его друзей и близких не имеют значения для судьбы человечества в целом. А сейчас речь идет ни много, ни мало о судьбе рода людского.

Так что, как бы там ни было, он не станет плевать судьбе в лицо и сбегать из этого потрясающего места, не узнав про него хоть что-то.

– Ты уж подожди меня, Черт, – торопливо сказал он. – Я только осмотрюсь – и будем возвращаться.

В ответ он услышал лишь тоскливый стон. Раскинув коротенькие ноги и руки, карлик вращался посреди космической станции, как маленькая рыжая и злобная планета.

Ухмыльнувшись такой ассоциации, Книжник легко оттолкнулся – и поплыл вдоль стенки, обитой мягким материалом. Что-то несильно ткнуло его в затылок: арбалет и рюкзак больше не висели на нем неизбежным грузом, они плыли рядом, ничего больше не веся, но норовя при этом выбрать свою собственную траекторию. Это несколько раздражало. Первым порывом было скинуть их на время. Но привычка быть всегда при оружии заставила и дальше тащить с собой этот легкий, но уже не столь удобный груз.

Он смутно представлял себе устройство международной станции – о том, что она была именно международной, свидетельствовали надписи вперемешку на кириллице и латинице. Это почему-то вызывало грусть. Наверное потому, что напоминало: оказывается, можно было мирно сотрудничать людям разных народов и убеждений. Пока там, внизу, люди ссорились и интриговали, доводя себя до исступления и ненависти, здесь работали вместе, а, может, даже дружили.

Станция напоминала лабиринт, состоящий из коридоров по осям отдельных сегментов, сочлененных стыковочными узлами. В некоторых узлах было сразу по шесть люков, ведущих в разные стороны, и с непривычки было легко заблудиться. Тем более, что отсутствие ощущения верха и низа еще больше усложняло ориентацию, делая «лабиринт» трехмерным. Книжник заглянул в пару боковых ответвлений и не нашел ничего для себя полезного. Если что и имелось здесь ценного, то было тщательно упаковано, может, и увезено на Землю.