В спецслужбах трех государств - Николай Голушко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неожиданно привлекло внимание последнее интервью престарелого Федорчука в январе 2007 года украинскому еженедельнику «2000», в котором он пытался переложить ответственность за проведенные им дела на Украине на других лиц. На вопрос журналиста: «Как, почему и кто сажал диссидентов?» Федорчук ответил: «Когда я был председателем КГБ Украины, Андропов требовал, чтобы мы ежегодно в Украине сажали 10–15 человек. И мне стоило невероятных усилий, вплоть до конфиденциальных обращений к Л. Брежневу, чтобы количество украинских диссидентов ежегодно ограничивалось двумя-тремя лицами». Досталось от Федорчука и Горбачеву, которого он именует «выкормышем и учеником Андропова», завершившим дело своего учителя — развалил и бросил на поругание иностранцам СССР.
Содержание этого интервью мне переслал из Киева заместитель председателя КГБ Украинской ССР генерал В. Пыхтин, который, в частности, писал: «Не могу не сказать о негативной реакции, которую оно (интервью — прим. авт) вызвало в среде моих бывших коллег (зампредов и не только), с которыми мы обменялись мнениями.
Зам. по разведке: «Я в жизни не думал, что он способен на такую подлость. Его в Москве не приняли, его там не любили, он и там славился «дураковатым». А он — злопамятный, озлобился до невозможного. Это же идиотизм, что Москва требовала сажать по 10–15 человек. Наоборот, они говорили: «Не увлекайтесь! У вас есть ЦК, согласовывайте с ним».
Зам. по контрразведке: «Чепуха какая-то. Никакой команды из Москвы не было, глупость, что разнарядка была. Это он давал разнарядки…»
Зам. по 5-й линии: «Мне грустно стало, когда прочел. Может, это провокация: написали, что он и не говорил? Звонили Бобкову, чтоб тот поговорил с ним».
Лично я с Федорчуком не работал, знал его со стороны. Но его методы работы с людьми, которые бывали и после его ухода и с которыми я столкнулся, для меня были неприемлемы. Не вызывает сомнения, кому выгодно это интервью. Жаль молодых людей, у которых подобным образом формируют негативный образ прошлого».
Федорчуку был присущ жесткий, полувоенный стиль в работе, который приводил к неоправданной строгости, палочной дисциплине, массе формальностей и отчетов. Он был вынесен им из многолетней работы в военной контрразведке, Смерше и особых отделах в Вооруженных силах страны. О подобных военных контрразведчиках говорили, что «в армии они — чекисты, а в органах КГБ — военные».
Насколько мне известно, его стиль не был воспринят коллективом чекистов Украины. К примеру, когда решался вопрос о повышении в должности вернувшегося после ранения в Афганистане подполковника А. Нездоли, на коллегии КГБ УССР заместитель председателя по кадрам В. Рябоконь обратился к В. Федорчуку: «Да, подполковник себя хорошо зарекомендовал, успешно командовал в Афганистане, но он же не сдал квартиру, когда переводился во Львов. И если мы его назначим, это будет плохой прецедент для других…» В Афганистане Александр Нездоля был начальником штаба украинского спецназа «Карпаты» из 250 человек; он не прятался за спины, мужественно воевал, сохранил жизнь подчиненных бойцов, получил высокие награды. Неужели все это значит меньше, чем формальное нарушение служебной инструкции о сдаче квартиры?
Врублевский отмечает, что жесткие действия Федорчука нельзя понимать упрощенно. По его словам, в КГБ республики работали многие честные и умные профессионалы. Они видели пороки тоталитарной системы, пытались нейтрализовать радикализм своего руководителя, ждали демократических реформ. 5-е управление возглавляли сотрудники, не «отличающиеся какой-то особой кровожадностью, ненавистью к национальной интеллигенции».
Бытовала такая шутка, что когда Федорчук уехал из Киева в Москву, то подчиненные сотрудники целовали рельсы, по которым поезд ушел в столицу нашей Родины… С переводом Федорчука в Москву, как отмечает ответственный сотрудник ЦК, «республика освобождалась от слишком пристальной опеки КГБ».
Назначенный министром внутренних дел, он с упорством и убежденностью повышал профессионализм, ответственность и дисциплину, многое сделал для избавления от коррумпированных сотрудников, которые нарушали законность, имели неслужебные связи с уголовным миром, боролся с укрывательством преступлений. Не боялся вести дела, по которым проходили высокие должностные лица — партийная номенклатура. За время его службы в министерстве (1983–1986) по компрометирующим мотивам из МВД уволены около 80 000 сотрудников милиции. Кто с ним работал, отмечают его трудолюбие, заоблачную требовательность, доходившую до унижения людей, но также честность и бескорыстие. В старости он остался без родных, в одиночестве, не принятый в ветеранских коллективах КГБ и МВД.
На похоронах Федорчука в конце 2008 года (из родных присутствовала только внучка) председатель Совета ветеранов МВД России генерал-полковник И. Шилов (мой кемеровский земляк) и я сказали о нем теплые слова.
Степан Муха
Назначенный руководителем украинского КГБ Степан Нестерович Муха не был профессионалом и считался «карманным председателем». Он пришел в КГБ Украины из аппарата ЦК КПУ, не будучи осведомленным о деятельности спецслужб, без правовых знаний и оперативного опыта работы. Считалось, что назначение из «местных» кадров состоялось в условиях жесткой конкуренции ЦК КПУ и московского центра за приоритеты в руководстве важным республиканским органом, каким являлся КГБ Украинской ССР. Возглавлять, что прикажут, было типичным для некоторых партийных назначенцев, которые по призыву свыше готовы быть исправными «жнецами и кузнецами» и на «дуде могли играть».
По стилю работы руководящего состава после Федорчука и царящей в связи с этим обстановке в коллективе украинское КГБ снискало не лучшую оценку со стороны КГБ СССР.
В одном из республиканских изданий я вычитал о том, что партийно-государственные органы УССР действовали по принципу: «когда в Москве стригут ногти, в Киеве рубят пальцы». Резкая критика стиля руководства Мухи, не отвечающего современным условиям и духу времени, последовала от его заместителей. Не вдаваясь в детали, можно отметить, что в Киев была вынуждена выехать бригада Комитета с участием заместителя председателя КГБ СССР Г. Агеева и начальника Инспекторского управления С. Толкунова и провести кадровые изменения.
За период службы у меня было принципиальное правило: в беседах с подчиненными и выступлениях на совещаниях я ни разу не упоминал фамилий Федорчука и Мухи, не сравнивал свои действия и решения с тем, как было до меня. Менялся стиль работы, устранялись прежние ошибочные установки, но без упоминания личностей своих предшественников.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});