Противники - Джон Гришэм

Туйя уже находился дома, он выжил, но серьезно пострадал. Его мозг был сильно травмирован. Он не мог ходить без посторонней помощи, внятно разговаривать, самостоятельно принимать пищу и контролировать физиологические потребности. Круг его зрения был ограничен, и он едва реагировал на общие просьбы. Если кто-то спрашивал, как его зовут, мальчик открывал рот и издавал звук, похожий на «Тей». Он проводил большую часть времени в специальной кровати с поручнями, и поддержание ее в чистом виде было непростой задачей. Ежедневный уход за мальчиком требовал огромных сил, в нем участвовали все члены семьи и многие соседи. О будущем не задумывались. На улучшение состояния надеяться не приходилось, если верить весьма тактичным замечаниям докторов. В неофициальном разговоре в отсутствие членов семьи они по секрету сообщили Дэвиду, что организм и ум Туйи не будут развиваться нормально и больше ничего нельзя сделать. К тому же нет места, куда его можно было бы поместить, заведения для детей с поврежденным мозгом.

Туйю кормили с ложечки специальной пищей, состоявшей из тщательно перемолотых овощей и фруктов, обогащенных необходимыми питательными веществами. Он носил специальные подгузники для таких детей. Пища, подгузники и лекарства обходились в шестьсот долларов в месяц, из которых половину давали Дэвид и Хелен. У Хаингов не было медицинской страховки и если бы не благородство врачей детской больницы «Лейкшор», мальчик не получил бы такого высококачественного обслуживания и, вероятно, умер бы. Короче говоря, Туйя стал почти непосильной обузой.

Сои и Луин настаивали, чтобы за ужином он садился за стол. У мальчика был специальный стул, также подаренный больницей, и, когда его правильно пристегивали и усаживали, он выпрямлялся и ждал еды. Пока вся семья поглощала гамбургеры с картофелем фри, Хелен осторожно кормила Туйю с детской ложечки, говоря, что ей нужна практика. Дэвид сидел по другую сторону стола с бумажным полотенцем и болтал с Сои о работе и жизни в Америке. Сестрам Туйи, называвшим себя на американский манер, Линн и Эрин, было восемь и шесть соответственно. Они в основном молчали за ужином, но было ясно, что они в восторге от фаст-фуда. Если они все-таки высказывались, то говорили на великолепном английском без акцента. По словам Луин, в школе они учились только на «отлично».

То ли родителей Туйи угнетали мысли о туманном будущем, то ли в доме отчаявшихся мигрантов всегда царило унылое настроение, но ужины всегда проходили в мрачной и напряженной атмосфере. Периодически родители, дед с бабушкой и сестры бросали такие взгляды на Туйю, как будто сейчас они разразятся слезами. Они помнили шумного подвижного маленького мальчика, который улыбался и много смеялся, и пытались смириться с правдой и с тем, что прежний Туйя никогда не вернется. Сои винил себя за то, что купил «страшные клыки». Луин — за то, что не была внимательнее. Линн и Эрин — за то, что поощряли игры Туйи со «страшными клыками», когда он пугал их. Даже Зоу и Лю винили себя; они должны были что-то сделать, но не знали что.

После ужина Дэвид и Хелен выводили Туйю из квартиры, сопровождали по тротуару, а потом, под пристальными взглядами всей семьи, сажали на заднее сиденье своей машины и уезжали. На всякий случай они брали с собой небольшой пакет с подгузниками и принадлежности для мытья.

Двадцать минут они ехали до берега озера и парковались у военно-морского пирса. Дэвид брал мальчика за левую руку, Хелен — за правую, и они шли так медленно и с таким трудом, что на них было больно смотреть. Туйя передвигался, как десятимесячный ребенок, который учится ходить, только никто не спешил и не давал ему упасть. Они брели по променаду, минуя разные корабли. Если Туйе хотелось остановиться и осмотреть сорокафутовый кеч,[25] они останавливались. Если его внимание привлекало большое рыбацкое судно, они останавливались и говорили о нем. Дэвид и Хелен болтали без умолку, как два гордых родителя с годовалым ребенком. Туйя обрушивал на них поток невнятных звуков, и они делали вид, что понимают его. Когда мальчик уставал, они побуждали его идти дальше. Как сказал специалист по реабилитации в больнице, это имело огромное значение. Его мышцы не должны были ослабнуть.

Они возили его в парки, на карнавалы, в торговые центры, на бейсбольные матчи и уличные праздники. Вечерние экскурсии по средам были важны для Туйи и давали семье единственную возможность отдохнуть за неделю. Через два часа Дэвид и Хелен возвращались.

Там их ждали и новые лица. За прошедшие месяцы Дэвид помог нескольким бирманцам, жившим в комплексе. Это были обычные иммиграционные дела, и он быстро освоил новую правовую специальность. Назревал даже один развод, но супруги помирились. Дэвид занимался одним иском по поводу приобретения подержанной машины. Его репутация в среде бирманских иммигрантов укреплялась, и он не знал, хорошо ли это, ибо нуждался в клиентах, готовых платить.

Они вышли наружу и прислонились к машине. Сои объяснил, что трое мужчин работали на подрядчика, занимаясь дренажными работами. Зная, что они нелегалы, подрядчик платил им меньше двухсот долларов в неделю наличными. Они работали по восемьдесят часов в неделю. За последние три недели начальство не заплатило им ни цента, усугубив ситуацию еще больше. Они плохо говорили по-английски, и Дэвид, не веря своим ушам, попросил Сои рассказать всю историю с самого начала еще раз. Вторая версия ничем не отличалась от предыдущей. Двести долларов в неделю, непосредственная оплата сверхурочных работ и никаких фактических выплат за три недели. И такие люди не были исключением. На работодателей жаловались и другие бирманцы и многие из Мексики. Все нелегалы, работая не покладая рук, в итоге оставались с носом.

Дэвид все записал и пообещал разобраться в ситуации.

По пути домой он поделился с Хелен.

— А имеет ли право нелегальный работник подать в суд на нечестную компанию?

— Это вопрос. Я выясню это завтра.

После обеда Оскар не вернулся в офис. Это было бы бесполезно. Его занимало слишком много мыслей, чтобы терять время на суету за рабочим столом. Он был основательно под мухой и хотел протрезветь. Залив бак на бензоколонке, Оскар купил большой стакан черного кофе, направился на юг по трассе Ай-57 и вскоре помчался по фермерским землям, оставив Чикаго позади.

Сколько раз он советовал клиентам подать на развод? Тысячи! Это было так легко при их обстоятельствах.

— Послушайте, бывает, что в браке наступает период, когда одному из супругов нужно бежать. Для вас это время пришло.

Оскар чувствовал себя мудрецом и был весьма доволен собой, давая такие советы. Теперь он чувствовал себя обманщиком. Как мог человек давать такие рекомендации, если не прошел через это сам?

Они с Полой провели вместе тридцать несчастливых лет. Их единственная двадцатишестилетняя дочь Кили развелась с мужем и все больше походила на мать. Развод Кили переживала до сих пор, главным образом потому, что ей нравилось упиваться своими страданиями. Работа Кили приносила маленький доход, множество эмоциональных проблем требовали приема медикаментов, а лечилась она непрерывным шопингом в обществе матери и за счет Оскара.

— Меня тошнит от них обеих, — громко и вызывающе произнес Оскар, минуя знак на границе Канкаки. — Мне шестьдесят два года, у меня хорошее здоровье, я могу прожить еще года двадцать три и имею право бороться за счастье. Верно?

Конечно, он имел право.

Но как преподнести ей новость? Вот в чем вопрос. Что он скажет, прежде чем сбросить на нее эту бомбу? Оскар подумал о старых клиентах и разводах, которые вел все эти годы. В самых крайних случаях бомба падала, когда жена заставала мужа в постели с другой. Оскар вспомнил о трех, а возможно, и четырех, случаях, когда это случалось. Отличный способ сообщить новость. «Наш брак развалился, дорогая, я встретил другую». Однажды он занимался разводом людей, которые никогда не ссорились, не говорили о расставании и, отметив тридцатую годовщину свадьбы, купили дом на озере, где собирались жить после выхода на пенсию. Как-то раз муж вернулся домой из командировки и обнаружил, что дом совершенно пуст. Вся одежда жены и половина мебели исчезли. Она выехала, заявив, что никогда не любила его. Вскоре она вновь вышла замуж, а он покончил с собой.

С Полой всегда было легко затеять перепалку: эта женщина любила спорить и скандалить. Вероятно, ему следовало выпить больше, явиться домой пьяным, спровоцировать ругань по поводу его пьянства, возмутиться ее постоянным шопингом и продолжать лить масло в огонь, пока они оба не раскричатся. Потом он мог бы поспешно собрать вещи и вылететь вон.

Оскару никогда не хватало смелости уйти. Ему следовало сделать это уже десяток раз, но он всегда крался по коридору, шел в гостевую спальню, запирал дверь и спал один.