Если она полюбит - Эдвардс Марк

— Зачем же ты сюда пришел?

Я заранее приготовил ответ, так что без колебаний сказал:

— Да вот задумал порадовать Чарли и подготовить все, чтобы перевезти ее вещи. Хотел оценить, насколько их много.

Он сделал широкий жест рукой:

— Чувствуй себя как дома. Вторая дверь по коридору.

Я вышел из комнаты, где мы сидели, а Фрэзер остался на диване. Мне хотелось уйти, совсем исчезнуть отсюда, плюнуть на все свои планы собрать информацию о Чарли. Но это был мой единственный шанс что-то узнать. Сейчас стало понятно, почему Чарли надолго исчезла после нашего первого свидания. Она просто была с этим парнем. Мне он, естественно, был неприятен, но говорил ли Фрэзер правду о вчерашнем дне? Был ли он в кафе, когда я туда пришел? То есть это и правда случайность?

Спальня Чарли была почти так же пуста, как и гостиная. С полдюжины коробок громоздились в углу, там же стояли дорожные сумки, набитые одеждой. Кровать была голая, да и стены тоже. Воздух показался затхлым.

Затем я обратил внимание на десяток холстов на подрамниках, обращенных лицом к стене и установленных один за другим. Я решил посмотреть. Пара работ были абстракциями: зигзаги и завихрения, кроваво-красные и черные тона. От них исходило ощущение гнева. Еще на одном был сделан набросок углем: безликая мужская фигура. Мог это быть я? А вот другой холст поразил меня. Это был коллаж из фотографий, выполненный в форме женского тела. И все снимки были вырезаны из книги — моей пропавшей книги Рэнкина! Обнаженные модели или полуобнаженные. Чарли оставила рваные красные линии поверх их плоти. Впечатление было мощным. Но если она захотела использовать мою книгу для своей работы, почему же просто не попросила?

— Не особо много барахла? — поинтересовался Фрэзер. Я вздрогнул, так как не заметил, как он вошел. — Думаю, ты в состоянии забрать все за один прием. У нее никогда не было много вещей, — он остановился в дверном проеме, взгляд был рассеянным. — Я нередко шутил, что она всегда готова к бегству.

— А как вы встретились?

— Я работал в больнице при Королевском колледже через дорогу от этой квартиры. Я айтишник, а у нее был временный контракт до того, как она перешла в Мурфилдз.

— А ты знаешь, где она жила до того?

Он посмотрел на меня со злорадной ухмылкой:

— Она с тобой такая же скрытная, как и со мной, не правда ли? Меня это с ума сводило. Пытаться расспрашивать ее о прошлом — все равно что дрессировать кошку. Она делает и говорит только то, что на ум взбредет. Обычно Чарли говорила, что все прошлое не важно.

Фрэзер вошел в комнату и приблизился ко мне. Дыхание отдавало пивом, и я снова внутренне сжался, особенно, когда он схватил меня за руку и наклонился буквально к лицу.

— Не делай глупостей, приятель. Не позволяй ей переезжать к себе. Беги как можно дальше, если сможешь.

Я высвободил руку.

— И почему ты это говоришь? Минуту назад ты утверждал, что хотел бы с ней еще хоть ночь провести.

— Да. Ночь. Но не день, — он оттянул рукав джемпера, и я ахнул: кожа была покрыта неровными шрамами, большинство из которых были довольно свежими, они наслаивались один поверх другого, и казалось, что кожа между шрамами может отшелушиться. — Вот, полюбуйся. Это сделала Чарли. Она меня достала, — он издал что-то среднее между смехом и рыданием. — Она реально меня достала.

Я подождал, пока он успокоится.

— А что случилось? — Я с тихим ужасом ждал ответа.

Он присел на край матраса, поковырял пальцем один из шрамов.

— Трудно объяснить… вообще трудно об этом говорить. Но ты сам ее знаешь. Ты должен был уже кое-что увидеть. По крайней мере, какие-то признаки.

Я не знал, надо ли его слушать, могу ли доверять ему. Меня разрывали противоречивые импульсы, словно вирусы и антитела: я хотел и не хотел знать правду о Чарли. Все равно, до последней минуты я надеялся, что сведения окажутся благоприятными, оправдают ее, развеют подозрения, что она ревнива и не более того, что этот парень — лжец или сумасшедший, или и то и другое. Что нас с Чарли ждет безмятежное светлое будущее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Она патологическая собственница, — сказал он. — Чертовски ревнивая. Ей не нужны никакие поводы и основания, чтобы ревновать. Почему я повернул голову в сторону какой-то женщины? Я не раз пытался ей втолковать, что это происходит подсознательно, иррационально. Бесполезно!

— И что она отвечала? — У меня пересохло в горле.

— Что любовь не рациональна и не логична. Что любовь — как тропический шторм, ураган. Восхитительная, сокрушительная и непредсказуемая. Она говорила, что когда два человека любят друг друга, они отдают себя друг другу безраздельно. Всё или ничего. И никто не может находиться рядом с ними.

Я подумал: ожидают ли меня подобные разговоры?

— Чарли приходила в бешенство, если видела рядом со мной любую женщину. На работе меня окружали по большей части парни с немытыми волосами, но были и приятельницы, знакомые женщины. Чарли становилась совершенно безумной, если я хотя бы кофе выпил с кем-то из них.

— И как скоро она стала себя так вести?

— Не знаю. Месяца три? Все нарастало быстро, катилось, как снежный ком с горы. Всё погружалось в безумие. И сила его нарастала. Ее временный контракт закончился, и она убедила меня уйти с работы, чтобы все время быть вместе. Она не давала мне никуда выйти. Мы покупали всю еду через доставку. Стали полными отшельниками. Сутками не выходили из дома. Я потерял контакт со всеми — с друзьями, с семьей. Мама звонила каждый день, беспокоилась, но Чарли не позволяла отвечать ей, говорила, что мне никто не нужен, даже мама. А я так боялся, что она уйдет, и уступал. И еще у нее случались приступы бешенства. Она перебила и переломала кучу моих вещей, расколошматила все мои виниловые пластинки, потому что я слушал эту музыку раньше с другими женщинами, — так она объясняла.

— Боже!

— У меня был старый альбом «Пикси» с изображением обнаженной женщины на обложке. Когда Чарли на него наткнулась, то совершенно обезумела. Вопила, что я тащусь от этой фотографии больше, чем от секса с ней. Потом сожгла конверт прямо посреди комнаты. Я испугался, что она спалит всю квартиру. При этом так орала, что удивительно, как соседи не вызвали полицию. Но потом… потом был совершенно потрясающий секс… и я остался, — он опустил голову.

О, как я понимал его. Дело не в том, что он думал пенисом, а не головой — хотя и это тоже. Я-то мог представить себе ловушку, в которую он попал, степень зависимости, одержимости, которой заразился. В этом была неистовая сила жизни, нечто противоположное монотонной скуке бытия. Я тоже вкусил этой отравы с Чарли. Но, в отличие от Фрэзера, я собирался взять ситуацию под контроль. Например, уже потребовал, чтобы Чарли лечилась от своей ревности. И я ни за что не позволю управлять мной. Я видел, как может быть привлекательна темная сторона любви, знал, как соблазнительны эти штормовые волны, но верил, что способен противостоять стихии.

Ведь я способен?

— Я уговорил ее обратиться за помощью, — сказал Фрэзер. — Пойти к консультанту, обсудить эти приступы безумной ревности, и она согласилась. Рассказывала, что посещает врача. Но это была ложь.

Я с трудом сглотнул, словно горло сжал спазм.

— А потом все переменилось. Внезапно. Однажды Чарли вышла из дома, а потом вернулась и заявила, что заключила контракт в Мурфилдз. И сказала, что я тоже должен найти работу и выбраться из берлоги — именно так и сказала. Это было совершенно неожиданно. Как будто ей в один прекрасный день просто всё надоело и она потеряла ко мне интерес. Чарли больше не хотела секса со мной. Сначала я пытался с ней поговорить, а она отвечала, что я всё преувеличиваю и что не может ведь она тут вечно зависать. Но я-то не мог перемениться в одно мгновение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я посмотрел на него и увидел, что парень лишь оболочка человека. Его высосали и выплюнули.

Неужели это и мое будущее?

— И тут она встретила тебя, — продолжал он. — Тем вечером я следил за ней. И видел вас обоих. Видел, как она поцеловала тебя на прощание. Тогда послал ей эсэмэс и пригрозил, что все тебе расскажу — расскажу, какая она. И мы провели вместе остаток той недели. Мы разговаривали, трахались… В какой-то момент я позвонил тебе, но струсил и прервал звонок. Тогда же спрятал телефон Чарли — она прямо с ума сходила от этого. Но к концу недели я смертельно устал. И больше не мог цепляться за нее. Мы договорились, что она здесь на какое-то время останется, но переедет в отдельную спальню. В эту комнату. А потом она ушла. Просто ушла и оставила меня.