Завтрашние мечты - Хизер Кэлмен

Ее Томми был очень красивым мальчиком. С такими мягкими золотистыми кудрями и ангельской улыбкой он был точной копией рафаэлевского херувима. По крайней мере в ее глазах. Для нее он был самым красивым ребенком в мире.

И все же Пенелопа с болью признавала, что многие не смогут разделить ее мнение. Суровый жизненный опыт развеял остатки ее прежней наивности, и теперь ей слишком хорошо было известно, как жестоки люди.

Она знала, что вместо восхищения красотой лица Томми большинство увидит только его хрупкое маленькое тельце и неестественно изогнутые ручки и ножки. Вместо того, чтобы любить малыша за его нежную душу и кроткий нрав, его станут ненавидеть за умственные и физические недостатки. Но пусть хоть весь мир будет питать отвращение к нему, считая, что его нужно стыдливо скрывать, для нее он всегда останется бесценным сокровищем, которое она с гордостью будет показывать всем, как только они вернутся в Сан-Франциско.

Представив, будто ее сын одет как принц и лежит в красивой детской плетеной корзине, она поцеловала его нежную щечку и прошептала:

— Все будет хорошо, мой родной. Скоро сам все увидишь.

Словно почувствовав печальное настроение матери, мальчик потянулся и улыбнулся так, что она сразу приободрилась.

— Я как раз собиралась поменять ему пеленки, когда услышала, что вы подъезжаете, — сказала Минерва, ставя рядом с кроватью корзину с детскими вещами. Наклонившись и нежно пощекотав ребенку животик, она проворковала: — Мы совсем промокли, как флаг под дождем, да, Томми?

Он засмеялся, и в какой-то миг улыбка сына напомнила Пенелопе очаровательную улыбку Сета.

Покачивая головой из стороны в сторону, что заставило ребенка залиться громким смехом, пожилая женщина ласково проговорила:

— Мы тебе все быстро поменяем, и тогда ты сможешь поиграть со своей мамой. Думаю, она привезла какой-нибудь сюрприз для тебя.

Искренняя нежность Минервы по отношению к Томми согрела Пенелопу до глубины души, и уже не в первый раз она эгоистично возблагодарила судьбу, которая и Сколфилдов сделала жертвами шантажа Адель. Без постоянной заботы Сэма и Минервы малыш вряд ли выжил бы в первые месяцы своей жизни. Тогда, как, впрочем, и сейчас, они оказались настоящим даром небес.

Устыдившись, но не раскаиваясь в своих корыстных мыслях, Пенелопа нежно сжала руку пожилой женщины.

— Ты всегда так много работаешь, Минерва. Почему бы тебе не отдохнуть хотя бы сейчас? Я позабочусь о Томми.

— Да я не умею отдыхать, но мне нужно приготовить ужин, — ответила она, в ее темно-карих глазах мелькнуло понимание.

Пенелопа благодарно улыбнулась. Эта женщина всегда давала ей возможность побыть наедине с сыном.

Наклонившись так, чтобы можно было вытащить пеленку из-под ребенка, Минерва показала на покрасневшую попку малыша и сказала:

— Я пользуюсь цинковой присыпкой для ухода за кожей. Ты найдешь коробочку в корзине с чистыми пеленками. Остальная его одежда в ящике под кроваткой. — Еще раз пощекотав мальчика, она отошла к столу в дальнем углу лачуги и принялась резать овощи.

Оставшись одна и напевая колыбельную, которую помнила с детства, Пенелопа нежно вытерла ребенка, а потом стала подбирать для него что-то особенное из одежды.

Она достала шерстяное покрывало, вязаную фуфайку и две фланелевые рубашечки. После недолгого размышления вытащила белую вышитую распашонку, которую купила для него в Чикаго. Мягкая льняная легкая шапочка, светло-голубая вязаная шляпка, отделанная темно-голубой атласной ленточкой, и несколько теплых накидок — вот все, что составляло гардероб Томми.

Процесс смены пеленок и одевания мальчика требовал большого терпения. Хрупкие, маленькие, как у семимесячного младенца, ножки мальчика были неподвижны и искривлены. Такими же неестественно застывшими были и его слабые, тоненькие, словно у фарфоровой куклы, ручки. Но, несмотря ни на что, она благословляла те редкие драгоценные мгновения, когда сама ухаживала за ребенком. И даже дала себе слово, что как только они благополучно доберутся до дома, она откажется от услуг няни и сама будет полностью заботиться о нем.

Закончив одевать, застегивать и закутывать его, Пенелопа зажала под мышкой сумку с подарками и подхватила малыша на руки. Крепко прижимая его к себе, она закружилась по маленькой комнатке, напевая песенку «Он славный и веселый парень!».

Покружившись по комнате, она провальсировала к столу, где сидела Минерва, и, слегка наклонившись, уронила сумку на стол. Покрывая поцелуями улыбающееся личико сына, она прошептала:

— Ты хочешь посмотреть подарки, мой дорогой?

Он весело засмеялся в ответ.

Опустившись в старенькое кресло напротив Минервы и удобно устроив на коленях Томми, Пенелопа начала доставать подарки сыну. Когда она снова запела «Он славный и веселый парень!», Минерва отложила в сторону свой нож и присоединилась к ней. Ее монотонный высокий голос звучал резким диссонансом на фоне хорошо поставленного сопрано Пенелопы, поэтому она скоро умолкла, вытерла руки полотенцем и стала приплясывать возле стола.

Первым под руку Пенелопе попался плюшевый кролик.

Всунув игрушку в ручки малышу, Пенелопа сказала:

— А сейчас у меня еще есть подарок для тебя. Особенный подарок для моего замечательного мальчика.

— Два подарка в один день! — восхищенно воскликнула Минерва. — Да мы так избалуем ребенка!

Если бы Пенелопа могла, то принесла бы сотню подарков вместо двух. Но плюшевый кролик и погремушка — это все, что позволили ее ограниченные средства.

Твердо решив не думать ни о чем плохом, она достала из сумки погремушку и громко погремела ею. Томми и Минерва ахнули. Взяв голубую ленточку, Пенелопа стала привязывать игрушку к запястью Томми. Когда погремушка была прикреплена, она нежно потрясла его за руку, показывая, как нужно извлекать звук. После нескольких таких попыток мальчик дернул ручкой сам. Засмеявшись от удовольствия, он повторил свое движение, а потом еще и еще. Через минуту он снова с радостью загремел погремушкой.

Пенелопа приподняла краешек шерстяной голубой накидки сына и вытерла стекавшие по подбородку слюни. Потом она снова взглянула на Минерву, которая клала порезанные овощи в стоявшую на огне кастрюлю.

— А где Сэм? — спросила девушка.

— Когда я последний раз выглядывала в окно, они с Майлсом направлялись в лес. У Сэма было ружье, так что они, наверное, пошли на охоту.

— Сэм сделался настоящим охотником за последние полтора года, — заметила Пенелопа, вспомнив, как весело подтрунивала Минерва над его первыми неудачными попытками.

— Правда, — согласилась Минерва, в ее голосе послышалась гордость. — Кстати, вчера утром он подстрелил оленя, так что сегодня у нас на ужин свежая оленина. — Она помешала содержимое кастрюли деревянной ложкой. — К несчастью, все, что можно сказать об этом мясе, это что оно свежее. Оно жесткое, как подошва старого ботинка. Между нами говоря, мне кажется, животное было готово умереть от старости, когда его подстрелили.