Завтрашние мечты - Хизер Кэлмен

Пенелопа вспомнила, что он родился в Нью-Йорке, а детство провел в Массачусетсе. Судя по его неуклюжим манерам и орфографическим ошибкам, которые он делал в начале их знакомства, детские годы были далеко не безоблачными. Но она ничего не знала о его семье.

Единственный раз, когда она спросила его о родителях, он тактично перевел разговор на войну между Севером и Югом. Она посчитала, что его родители умерли, и больше не спрашивала.

Но она также не знала и о других весьма важных подробностях, которые дают представление о человеке. Кто, например, был его лучшим другом, в какие игры он любил играть? Она ведь никогда не спрашивала его о таких вещах, а может, он старался избегать подобных тем, переводя каждый разговор на близкий и дорогой ее сердцу предмет… на нее саму.

Девушка нахмурилась, вспомнив о своем собственном эгоизме. Как он мог выносить ее? Оглядываясь назад, Пенелопа удивлялась, как она не надоела самой себе.

Пенелопа внимательно наблюдала, как он отставил в сторону тарелку и с довольным видом лег на одеяло. Лучи полуденного солнца проникали сквозь поредевшую крону деревьев и золотили его рассыпавшиеся светлые волосы. Глаза у него были закрыты, и он казался совершенно умиротворенным, подставив лицо солнышку.

Неожиданно решившись побольше узнать об этом загадочном мужчине, она попросила:

— Расскажи мне о своем детстве.

Сет лежал очень тихо, и в какой-то миг Пенелопе показалось, что он спит. Но он открыл глаза и посмотрел на нее.

— Зачем?

Она постаралась как можно естественнее объяснить свою просьбу:

— Мы ведь решили стать друзьями, ну а друзья обычно рассказывают друг другу о себе.

— Да? — Он напряженно всматривался в ее глаза. — Я не заметил, чтобы ты горела желанием рассказать мне о себе в последнее время.

Пенелопа начала расправлять рюши на своей юбке, смутившись под его пытливым взглядом.

— Это потому, что ты уже все знаешь обо мне. Вспомни, я только о себе и говорила, когда мы жили в Нью-Йорке. Мне кажется, я была самодовольной маленькой болтушкой. Не знаю, как ты меня терпел. — В ее голосе звучало самоосуждение.

Легкая улыбка заиграла на его губах.

— Я наслаждался твоей болтовней, находил ее очаровательной. Ты была полна энтузиазма, так озабочена своей карьерой на сцене, и совершенно справедливо, должен сказать.

Она уныло покачала головой.

— Это не давало мне права быть такой эгоисткой. Мне следовало уделять больше внимания тебе и твоим желаниям. Я могла бы поинтересоваться, как ты жил до нашей встречи. Ведь мы были помолвлены, и я по крайней мере могла бы знать, что мой будущий муж был очень тощим в молодости.

При этих ее словах он отвел взгляд в сторону. Пенелопа проследила за ним и удивилась: он смотрел на свой портсигар. Разговаривая, она была так напряжена, что даже не заметила, как он достал его из кармана.

Поглаживая блестящий серебряный портсигар так нежно, что Пенелопе стало завидно, он тихо произнес:

— Может, ты ничего не знала, потому что я не хотел этого. Может… — Его голос затих. Когда после глубокого вздоха он продолжил, в голосе зазвучала нотка неуверенности, которой она никогда прежде не слышала у него.

— Возможно, я боялся, что ты не выйдешь за меня замуж, если все узнаешь про меня.

— То, что ты был тощим, не имело никакого значения, — укоризненно произнесла она. — Так же как и все, что ты мог мне рассказать. Я любила тебя, такого, каким ты стал, а не каким когда-то был. Для меня ты был самым лучшим мужчиной на свете. Наверное, мне следовало чаще говорить тебе об этом.

Сет поднес портсигар поближе к глазам, словно хотел получше рассмотреть его.

— Ты могла говорить мне комплименты по сто раз в день; это ничего бы не изменило. Я все равно не чувствовал бы себя достойным тебя. Ты была такой умной, прекрасной, талантливой и такой любящей, несмотря на все твои утверждения об обратном, что я стыдился говорить с тобой о себе. — По его напряженному голосу было ясно, каких огромных усилий стоило ему это признание.

Пенелопе так хотелось прикоснуться к нему, сказать, что она все равно будет любить его, каким бы ужасным ни оказалось его прошлое, но она понимала, что Сет может расценить ее жест как проявление жалости, и поэтому предложила:

— Тогда почему тебе не рассказать мне сейчас? Раз уж мы больше не обручены, то тебе нечего терять.

— Нечего, кроме твоего уважения, — спокойно возразил он.

Странный холодок пробежал у нее по спине от этих слов. Значит, его сильно волнует, что она подумает о нем, — это неожиданная, но приятная новость. Тепло улыбнувшись, Пенелопа постаралась приободрить его:

— Никого на свете я не уважаю больше тебя, и, что бы ты ни рассказал, мое мнение не изменится.

Сет улыбнулся в ответ так нежно и ласково, что сердце у нее радостно забилось.

— В таком случае я расскажу тебе все, что ты захочешь узнать. Но не сейчас. — Тут он повернулся и сел. — Я обещал Адель, что помогу тебе выучить роль в новой пьесе, и если ты не хочешь, чтобы наши билеты в цирк пропали, то нам лучше начать.

— Билеты в цирк! — Пенелопа подскочила и бросилась обнимать его. — Ты милый, милый! Ты просто замечательный! Я утром видела проходившую по городу кавалькаду и так захотела посмотреть представление, просто ужас. Я совсем не ожидала…

Она умолкла и крепко сжала его руку.

— Ты в прошлый раз так красочно описывала цирк, что я и сам решил посмотреть. А кто лучше тебя сможет показать мне все его чудеса?

Она слегка отстранилась и удивленно посмотрела на него.

— Так ты первый раз пойдешь в цирк? Твои родители никогда не водили тебя? Улыбка исчезла с его лица.

— Да и нет — вот ответы на твои вопросы. Но я и в этот раз не попаду, если мы не повторим твою роль. — С этими словами он достал из корзины тетрадь и протянул ей. — Вот, покажи мне, откуда начинать.

Она пролистала страницы, пока не дошла до сцены, где ее героиня, Талутах, влюбленная индийская девушка, прибежала на окраину лагеря, поджидая Роско, своего возлюбленного. По сути, это была балконная сцена из «Ромео и Джульетты», разве только без балкона. Это действие Пенелопа ненавидела больше всего, ведь там ей приходилось несколько раз целоваться с Майлсом.

Она украдкой бросила на Сета взгляд из-под опущенных ресниц. Если бы Сет исполнял роль Роско, то эта сцена сразу же стала бы любимой для нее. И сцена с поцелуями могла дать ей возможность разжечь искры в его глазах, сверкавшие, когда он думал, что она не смотрит на него.

Прикусив нижнюю губу, чтобы скрыть улыбку, она протянула ему тетрадь.

— Я знаю всю пьесу наизусть, кроме тридцать второй страницы. Никак не могу запомнить там несколько строчек.