Повелительница зеркал - Рыжая Марика

— Ага, думаешь, ты одна такая умная? — мрачно поинтересовался Белов, стря-хивая осколки с мокрых джинсов. — Пытался я уже.

— Получилось? — спросила Ника, хотя она и так знала ответ.

— Ага, получилось, — вдруг каким-то сиплым, тоненько-девчачьим голоском ответил Павел, отнимая руки от лица.

Ника испуганно ахнула: лицо Краснова покрывали огромные, величиной с пятак, прыщи.

— Это значит, что ты утратил дар? — испуганно спросила Ника.

— Не знаю, — честно ответил Алик.

— Но ворожить-то ты можешь?

— Могу, — ответил Белов, щелкнув по кварцу, висевшему у него на шее. Тотчас на него подула волна горячего воздуха.

Вероника завистливо вздохнула: немо-ворожба — высшая ворожба!

Стало тихо. Дождь зарядил еще сильнее, словно намереваясь продержать Нику в доме у Крыловой до вечера.

— А с Захаром-то что? — тихо спросила она.

— Упал, очнулся — гипс.

Ника подняла брови, показывая, что ей не до шуток.

— Да правда, — ответила Ада. — Пришел к нам, увидел Павла, поскользнулся, упал, очнулся без памяти.

Ника нахмурила брови.

— Я иду в лагерь, — решила она, встав.

— Зачем? — равнодушно спросила Ада.

— Не за чем, а за кем, — ответила Вероника. — За Четырьмя Рыцарями!

Ливень лил и лил. Плащ Вероники уже давно промок насквозь. В волосах за-путались листья, под дождем кудри намокли и неопрятно повисли. Джинсы были забрызганы грязью, а на ботинках, заменивших на время кроссовки, собралось по килограмму грязи. Несмотря на все это, Ника упрямо шла вдоль реки, стиснув зубы. Никто не пошел с ней. Ника сама так хотела.

Завидев издалека знакомый голубой забор, девочка прибавила шагу.

— Мазеса, — прошептала она, прислонившись к сырым доскам. Поверхность забора стала прозрачной, и Ника без труда прошла сквозь доски. Очутившись в лагере, Ника огляделась и направилась в столовую. По шуму, доносившемуся оттуда, Ника поняла, что сейчас у ребят обед.

Спрятав плащ за большой вазой с искусственными розами, непонятно как очутившейся в столовой, Ника попыталась наколдовать полотенце или фен, чтобы высушить волосы, но у нее ничего не вышло. Тогда она попробовала наколдовать резинку для волос, и на этот раз у нее получилось!

Вообще-то Ника не любила резинки, заколки, ленточки и прочую девчоно-чью чепуху, за что была не раз ругана занудливыми учителями. Ей гораздо больше нравилось, когда волосы красивой волной спадают на плечи. Завязав волосы и заодно заклинанием высушив джинсы, Ника вошла в столовую, которая встретила ее звяканьем ложек, шумом и смехом.

Девочка заметила ребят сразу: они все вместе сидели за столиком в дальнем углу. Увидев ее, друзья недоуменно переглянулись и замахали.

«Вот глупая! — обругала себя Ника, пробираясь к их столику. — Могла бы предупредить их по берестяной почте!»

— Привет! — сказала она, разглядывая настороженные лица новоиспеченных ведунов. — Я присяду?

Светлов подтащил ей стул, и Ника в изнеможении на него упала.

— Кошма-ар, — вырвалось у Ники, и она прикрыла глаза. Открыв их, она уви-дела, что друзья все также настороженно на нее смотрят.

— У меня для вас не очень хорошие новости, — вмиг сделалась серьезной, Ни-ка. — Дело в том, что в Баб-Ежкине…

Но опять сыграло с ней плохую шутку невезение! Ножка стула подломилась, и Ника рухнула на пол.

Позабыв про еду, дети, находившиеся в столовой, захохотали.

— Эй, видал эту рыжую! Как она летела!

Обиженная Вероника попыталась высмотреть обидчика, но у нее не вышло. Вскочившая со стула Даша помогла ей подняться.

Подтащив новый стул, Ника с опаской села на него.

— Так что такого случилось в Баб-Ежкине? — небрежно спросила Карина, как будто речь шла о не спасении деревни, а о лягушках в болоте.

— А разве непонятно? — ощетинилась Вероника.

— Что? — усмехнулась Ромова, откусывая от хлеба с маслом. — В деревне за-фиксированы случаи массового падения со стульев?

— Да! — взвилась Вероника. Ей ужасно хотелось запихнуть этот хлеб с маслом Ромовой в глотку.

— Карина, — укоряюще произнесла Дашка. — Ты опять…?

Ромова брезгливо поджала губы, и отвернулась.

— Ну, так что там, в Баб-Ежкине? — спросил Роман. — Мы тебя слушаем.

— Там… — начала Ника, но голос внезапно осип. — Там…

— Да ты дрожишь! — всплеснула руками Дарья. — На вот, хлебни горячего борща!

Даша заботливо подвинула свою тарелку к Нике. Та благодарно кивнула и стала есть, следя за тем, чтобы борщ не вылился ей на джинсы или на голову, чтобы ложка не разбила тарелку и чтобы вдобавок не подавиться куском хлеба.

— Вот уж не думала, Дашка, что ты на диете! — фыркнула Ромова, оглядывая полноватую Миркову.

Дарья сначала покраснела и сжала губы, а потом ее глаза нехорошо загоре-лись.

— А не заткнуться ли тебе, Ромова? — не обещающим ничего хорошего тоном спросила Дарья. Ее каштановые волосы растрепались, глаза загорелись еще ярче.

— Ладно, ладно, — уже менее наглым тоном произнесла Каринка и замолкла.

— Вот это правильно! — кивнула Дарья. — Молчи в тряпочку!

Ее глаза потухли, волосы перестали шевелиться.

Закончив с борщом, Ника запила его кружкой горячего чая и подробно, в красках, рассказала, что творится в деревне.

— Аскольт поранил палец? — подняла брови Ромова. — Но это же пустяки!

— Пустяки! — снова взвилась Ника. Похоже, чаша ее терпения лопнула и зали-ла соседей. Советую всем убегать, прятаться и кричать «Караул!»

— Ты меня стала раздражать, Ромова, а это чревато, — предупредила Ника. Ее янтарь вспыхнул на шее и обжег кожу. — Хочу напомнить, что в отличие от тебя я не первый день в ворожеях, — добавила Вероника еще более угрожающе.

Эта угроза подействовала. Каринка снова заткнулась.

— Чем мы можем помочь? — спросила Миркова, пытаясь сгладить ситуацию.

Ника опешила:

— Я не знаю.

— И мы не знаем, — пожал плечами Светлов.

— Но… вы же — Четыре Рыцаря! Вы должны бороться с невезением!

— Мы не знаем, как, — ответила Марина и спросила: — Это плохо?

Была у нее такая привычка — все время спрашивать «Это плохо?», «Это хо-рошо?». Но, по крайней мере, ей можно было это простить, в отличие от замашек ее дражайшей сестрички.

— Да, это плохо! — Ника сжала кулаки, не зная, что делать дальше.

Неожиданно она заметила какую-то синюю искру, мелькнувшую из-за двери подсобного помещения.

— Что это там? — спросила Ника устало. Ей уже надоели все эти загадки.

— Где? — спросила Даша и замотала головой.

— Да вон же! — Вероника нетерпеливо махнула рукой, как вдруг… раздался негромкий хлопок, что-то промелькнуло в воздухе и обожгло висок Вероники.

Как во сне, девочка потрогала висок, поглядела на ладонь, и постаралась не завизжать. На ладони была кровь!

Глава 7

Кто такая Хельга и с чем ее едят?

Вскочив со стула, Вероника ринулась к выходу, слыша за спиной хлопки и чувствуя, как что-то проносится рядом. Лагерное племя полностью позабыло про еду и забилось под столы, восхищенно наблюдая за бесплатным представлением.

Споткнувшись о неудачно подвернувшийся стул и растянувшись на деревянном полу, Ника обернулась и, наконец, увидела своего преследователя. Это была Хельга Алматова! В руках она держала небольшую светящуюся трубку, из которой вылетали огромные голубые искры.

Собрав волю в кулак, Ника схватилась за янтарь и завопила:

— Ногориус!

Сгусток пламени, соткавшийся из воздуха, стремительно понесся к Хельге, но внезапно… Ника сама не поняла, что произошло. Перед Алматовой вдруг возникла широкая черная завеса. Пламя рикошетом ударило об эту завесу и, повернув, понеслось к Нике. Девочка ощутила страх и невыносимый жар, исходивший от пламени. Паника придала сил. Вероника вскочила и побежала на улицу, где хлестал ливень. Пламя ринулось за ней, но, оказавшись под дождем, растворилось с громким шипением. Вероника часто дышала, дрожа от страха и холода. Ноги еле волочились — сил на побег не было.

Оглянувшись, девочка увидела Хельгу с трубкой в руке. Та выскочила на улицу и сейчас целилась в Нику. Раздался громкий хлопок, но Ника успела пригнуться, и боевая искра пролетела у нее над головой. Добежав до забора, Ника громко свистнула, сунув два пальца в рот. Через пару секунд, к ней уже летела верная вешалка. Не дожидаясь, когда вешалка остановится, Ника вскочила на нее, высоко подпрыгнув.

— Скорей, скорей, улетаем! — умоляла Ника, направляя вешалку вперед и заставляя лететь быстрее. Слыша за собой сухое потрескивание боевых искр, девочка все ускоряла и ускоряла полет. Кровь из раны, запекшаяся было корочкой, хлынула с новой силой и уже залила плечо и рукав водолазки, но Ника не обращала на это внимания. Она все гнала и гнала вешалку, хотя искры уже отстали, а лагерь давно скрылся из виду. Вот уже показались знакомые домики Баб-Ежкина.