Творения, том 2, книга 2 - Иоанн Златоуст
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подлинно, благовременно сравнить гроб Лазаря с гробами, и не неблаговременно, кажется, смерть жен празднуется на самом его гробе. Там гроб, и здесь гроб; но гроб Лазаря отверзаемый открывает силу Христову, а гроб этих жен заключенный к действующий проповедует благодать Спасителя; там мертвый сверхъестественно выходящий из гроба, здесь жены неестественно прибегают к гробам; там знамение божественной силы, здесь доказательство доблестной воли; там Лазарь… смерти… смело вступает[2]; там оживление после смерти, здесь жизнь; там смерть насильственно ограблена, здесь смерть явно попирается; того (Лазаря) смерть, ссудивши жизнью, скоро опять взяла назад, или – лучше – как сказано: "жены получали умерших своих воскресшими" (Евр.11:35), по повелению Божию, а эти от временной жизни перескочили в жизнь бесконечную, мать и дочери, собравшие нас сегодня, – благочестивая мать, претерпевшая болезни рождения, и дочери, неиспытавшие этих болезней, мать, разрешившая девство для рождения дев, мать, родившая чистоту, мать, родившая дев по закону естественному. Мучитель, повсюду ратовавший против благочестивых, обращавший меч варварских убийств против единокровных, мучитель, гнавший незримого Христа, мучитель, думавший посредством стада поразить Пастыря, мучитель, пытавшийся метать стрелы в небо, мучитель, завидовавший распространению царства Христова, этот мучитель был муж преследующий и несочетавшийся, неприступные же девы – сочетавшиеся в борьбе. Имущество было разграблено, отечество отнято, нечестивые воины влекли любительниц целомудрия и скромности, как разбойники, принуждая поклониться изображению мысленного Навуходоносора. Но и эта вавилонская печь сделала для трех мучениц то же, что и та, разрешив узы и тела и души, отпустила души свободно лететь на небо. А древний змий, который преследовал Еву в раю, который уловляет простые и невинные души, видя реку, сделавшуюся кровавой купелью, и поток, исполнившийся божественного Духа, и преследуя блаженных до самой реки, был отражен водами, растворенными огнем духовным, и скрыв в самом себе гордость свою, оплакивал неуспешность своей древней хитрости, видел, как те жены, которые прежде легко были обольщаемы и приводимы в ужас, самоуверенно выступают против смерти, и смотрел, как та пята, которую он стерег уязвить, взлетает от земли на небо. Впрочем, достаточно восхвалив победоносных жен, присоединив везде к предмету речи полезные замечания, украсив древний гроб новым гробом, соединив необыкновенное оживление с терпеливой смертью, предложив мужам и женам примеры добродетели и благочестия, и показав восхваляемую смерть и вожделенное воскресение, возблагодарим Христа, имеющего власть жизни и смерти, Которому слава и держава, с Отцем и Святым и Животворящим Духом, во веки веков. Аминь.
[1] Произнесено, судя по выражению: смерть жен празднуется на самом гробе Лазаря, в день св. мучениц Домнины, Верники и Просдоки. Относительно подлинности этого слова возможны сомнения.
[2] Здесь текст рукописи испорчен и дает лишь отрывочные слова.
БЕСЕДА о мучениках и о сокрушении и милостыне, – сказана в городе, когда епископ отбыл на село для празднования дня мучеников [1] .
Вчера день мучеников, и сегодня день мучеников; о, если бы и всегда нам совершать день мучеников! Если помешавшиеся на зрелищах и глазеющие на конские ристалища, никогда не насыщаются этими непристойными зрелищами, то гораздо более нам должно иметь ненасытимое расположение к праздникам святых. Там диавольское торжество, а здесь христианский праздник; там скачут бесы, а здесь ликуют ангелы; там погибель душ, а здесь спасение всех собирающихся. Однако и там есть некоторое удовольствие? Но не такое, какое здесь. Что за удовольствие – смотреть на коней, бегающих тщетно и напрасно? А здесь ты видишь не запряжки бессловесных, но бесчисленные колесницы мучеников и Бога, стоящего на этих колесницах и устремляющего путь к небу. А что души святых суть колесница Божия, послушай пророка, который говорит: "колесниц Божиих тьмы тем, тысячи ликующих[2]" (Пс.67:18). Чем одарил Он вышние силы, то даровал и нашему естеству. Он сидит на херувимах, как и псалом говорит: "воссел на Херувимов и полетел" (Пс.17:11); и еще: "восседающий на Херувимах" и "видящий бездны" (Дан.3:54). Это Он дал также и нам; на них Он сидит, в нас обитает: "вселюсь и буду ходить" в вас (2Кор.6:16; Лев.26:12). Они стали колесницей, мы храмом. Видишь ли сродство чести? Видишь ли, как Он умиротворил горнее и дольнее? Поэтому мы нисколько не отстали от ангелов, если захотим. Но, как я сказал вначале, вчера день мучеников, и сегодня день мучеников, не тех, которые у нас, но тех, которые в селе, или – лучше – и те у нас. Город и село в делах житейских различаются между собой, но в отношении к благочестию обобщаются и имеют единение. Не смотри на варварский язык тамошних жителей, но – на любомудрую их душу. Какая польза от согласия в речи, когда мысли не согласны? И какой вред от различия в речи, когда есть единение в вере? В этом отношении и село ничем не хуже города, потому что в главном из благ они равночестны. Поэтому и Господь наш Иисус Христос не в городах только пребывал, а села оставлял пустыми и праздными, но "ходил по всем городам и селениям, проповедуя Евангелие, и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь" (Мф.9:35). Ему подражая, и общий наш пастырь и учитель оставил нас и пошел к тем, или – лучше – не оставил нас, уйдя к ним, потому что ушел к нашим братьям. И как, когда совершался праздник Маккавеев, все село стеклось в город, так теперь, когда отправляется праздник тамошних мучеников, всему городу следовало бы переселиться к ним. Для того Бог и насадил мучеников не только в городах, но и в самом селе, чтобы по случаю праздников мы имели необходимый повод к взаимному общению, – и больше (мучеников) в селе, нежели в городе. Недостаточному Бог дал более обильную честь; это – немощнейший член, потому он и получил большее врачевание, так как живущие в городах постоянно пользуются учением, а живущие в деревне не участвуют в этом изобилии.
Итак Бог, утешая в недостатке учителей обилием мучеников, устроил, что у тех больше погребено мучеников. Они не слышат непрестанно голоса учителей; за то слышат голос мучеников, который вещает к ним из гроба и имеет большую силу. А чтобы убедиться, что мученики и молча имеют более силы, нежели мы говорящие, (вспомните, что) многие, часто беседуя со многими о добродетели. не имели никакого успеха, другие же молча совершили величайшие дела своей светлой жизнью; тем больше совершили это мученики, издавая не голос из уст, но гораздо высший изустного – голос самых дел, которым они беседуют со всем человеческим естеством, говоря такие слова: посмотрите на нас, какие мы потерпели бедствия. А что мы потерпели, будучи осуждены на смерть и найдя вечную жизнь? Мы удостоились положить тела свои за Христа; но если бы мы теперь не предали их за Христа, то, спустя немного, должны были бы и невольно разлучить их с временной жизнью; если бы мученичество не пришло и не взяло их, то общая природная смерть пришла бы и разрушила бы их. Потому мы непрестанно благодарим Бога, что Он удостоил нас смертью, неизбежно необходимой, воспользоваться ко спасению наших душ, и то, что составляет необходимый долг, принял от нас, как дар, и притом с величайшей честью. Однако мучения тяжки и несносны? Но они продолжаются краткий момент времени, а блаженство от них – бесконечные веки; или – лучше – даже и на краткое мгновение времени эти мучения не тяжки для тех, которые взирают на будущее и стремятся к Распорядителю подвигов. Так и блаженный Стефан очами веры созерцал Христа, и поэтому не видел дождя камней, но вместо них исчислял награды и венцы (Деян.7:55). Так и ты перенеси взор свой от настоящего к будущему, и не получишь даже кратковременного ощущения бедствий.
2. Это и больше того говорят мученики, и убеждают гораздо больше, нежели мы. В самом деле, когда я говорю, что мучение не заключает в себе ничего тяжкого, то слова мои не кажутся достоверными, так как рассуждать о подобном на словах нисколько не трудно; а мученик, говорящий делами, не встречает ни в ком противоречия. И как бывает в банях, когда ванна наполнена горячей водой, и никто не осмеливается спуститься в нее, – пока сидящие на краях побуждают к этому друг друга словами, то никого не убеждают; а когда один кто-нибудь из них или опустит руку или, разув ногу, смело бросится всем телом, то и молча, лучше говорящих много, убедит сидящих вверху спуститься в ванну, – так и у мучеников: здесь, вместо ванны с водой, предстоит костер. Таким образом снаружи, стоящие кругом, хотя бы увещевали бесчисленными речами, не очень убеждают; а когда один кто-нибудь из мучеников не ногу только или руку спустит вниз, но ввергнет все тело, предлагая сильнейший всякого увещания и совета опыт на самом деле, то изгоняет страх из окружающих.