Творения, том 2, книга 2 - Иоанн Златоуст

2. Это и больше того говорят мученики, и убеждают гораздо больше, нежели мы. В самом деле, когда я говорю, что мучение не заключает в себе ничего тяжкого, то слова мои не кажутся достоверными, так как рассуждать о подобном на словах нисколько не трудно; а мученик, говорящий делами, не встречает ни в ком противоречия. И как бывает в банях, когда ванна наполнена горячей водой, и никто не осмеливается спуститься в нее, – пока сидящие на краях побуждают к этому друг друга словами, то никого не убеждают; а когда один кто-нибудь из них или опустит руку или, разув ногу, смело бросится всем телом, то и молча, лучше говорящих много, убедит сидящих вверху спуститься в ванну, – так и у мучеников: здесь, вместо ванны с водой, предстоит костер. Таким образом снаружи, стоящие кругом, хотя бы увещевали бесчисленными речами, не очень убеждают; а когда один кто-нибудь из мучеников не ногу только или руку спустит вниз, но ввергнет все тело, предлагая сильнейший всякого увещания и совета опыт на самом деле, то изгоняет страх из окружающих.

Видите ли, сколько сильнее голос и безмолвствующих мучеников. Поэтому Бог и оставил нам тела их; поэтому они, давно победив, доселе еще не воскресли, но, хотя уже за столько времени претерпели подвиги, еще не получили воскресения, не получили ради тебя и ради твоей пользы, чтобы и ты, помышляя о таком подвижнике, возбуждался к подобному подвигу. Им самим нет никакого вреда от этого замедления; а для тебя происходит величайшая польза от этого обстоятельства. Они впоследствии получат то, чего не получают ныне; а если бы Бог теперь же взял их отсюда, то лишил бы нас великого назидания и утешения, так как поистине величайшее назидание и утешение бывает всем людям от гробов этих святых. Свидетели сказанного – вы сами. Часто мы угрожали, ласкали. устрашали, увещевали вас, но вы не оказывали такого усердия к молитве и не возбуждались; а пришедши во храм мучеников, не слыша ни от кого совета, увидев только гроб святых, вы стали проливать обильные источники слез и стали горячи в молитвах. Мученик лежит безгласен. в совершенном молчании: что же такое трогает совесть и заставляет ручьи слез литься, как из источника? Самое представление о мученике и воспоминание о всем совершенном им. Как бедные, когда увидят других богатыми, достигшими высоких званий, окруженными телохранителями, пользующимися у царя великой честью, из благосостояния других яснее познавая собственную бедность, проливают слезы, – так точно и мы, когда вспомним о дерзновении мучеников, какое имеют они перед Царем всех – Богом, о светлости и славе их, вспомним также о собственных грехах, то из богатства их яснее увидев собственную бедность, сетуем и скорбим, познавая, как далеко мы отстоим от них; это и производит слезы. Для того Бог и оставил нам здесь тела их, чтобы, когда куча занятий и множество житейских забот наведет густой мрак на нашу душу от частных или общественных дел (а их так много), тогда, оставив дом, вышедши из города, простившись с этим шумом, мы удалились бы в храм мучеников, насладились тамошним духовным веянием, забыли о множестве дел, утешились спокойствием, побыли вместе со святыми, помолились Распорядителю их подвигов о нашем спасении, пролили многие моления, и, через все это сложив бремя с своей совести, возвратились опять домой с великой душевной радостью.

Гробницы мучеников суть ничто иное, как безопасные гавани, источники духовных вод, сокровища богатства неистощимые и никогда неисчерпаемые. Как гавани, принимая корабли, заливаемые множеством волн, поставляют их в безопасность, так точно и гробницы мучеников, приняв наши души, заливаемые житейскими делами, поставляют их в великую тишину и безопасность. И как источники холодных вод оживляют тела, изнуренные трудом и жаром, так точно и эти гробницы прохлаждают души, опаленные неуместными страстями, и погашают при одном на них взгляде, и неуместную похоть, и иссушающую зависть, и пламенный гнев, и все другое, что ни тревожило бы нас. И сокровищ они гораздо лучше, потому что денежные сокровища подвергают многим опасностям тех, кто находит их, и, будучи разделены на многие части, от этого разделения уменьшаются; а здесь нет ничего такого, но в противоположность чувственным сокровищам и приобретение безопасно, и разделение не производит уменьшения. Те, как я сейчас сказал, будучи раздроблены на части, делаются меньше; а эти, когда будут разделены между многими, тогда еще более показывают свое богатство. Таково естество предметов духовных: они от раздробления увеличиваются, от разделения умножаются. Не так приятны луга, представляющие зрителям розы и фиалки, как – гробы мучеников, доставляющие душам зрителей некоторое неувядающее и ненарушимое удовольствие.

3. Итак, с верой прикоснемся к этим гробницам, воспламенимся душой, подымем плач. Много грехов совершено нами, – и великих грехов; поэтому мы имеем нужду в великом врачевании, в крепком исповедании. Святые мученики пролили кровь свою – твои глаза пусть прольют слезы; и слезы могут погасить костер грехов. Им были раздираемы ребра, они видели вокруг себя палачей, – так и ты сделай со своей совестью: посади судящий ум на престол неподкупного суждения, выведи на средину все грехи твои, приставь к проступкам грозные мысли, укроти непристойные пожелания, от которых произошли грехи, пусть будут они раздираемы великой силой. Если мы таким образом позаботимся судить сами себя, то избежим и того страшного судилища. А что судящий ныне сам себя и требующий от себя строгого отчета во грехах, не подвергнется осуждению в будущем, об этом послушай Павла, который говорит: "ибо если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы" от Господа (1Кор.11:31). Укоряя тех, которые недостойно приобщались таин, он так говорил: "кто ест и пьет недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней" (ст.27,29). А этим говорит он следующее: как распявшие Иисуса, говорит, так и недостойно приобщающиеся таин понесут наказание. Пусть никто не осудит это слово за преувеличение. Тело Господне есть царская одежда; а разорвавший царскую багряницу и замаравший ее нечистыми руками одинаково оскорбляют, – посему одинаково и наказываются; так бывает и в отношении к телу Христову. Иудеи растерзали его гвоздями на кресте, а ты, живя во грехах, – нечистым языком и мыслью. Поэтому и одинаковым наказанием пригрозил тебе Павел, и дальше говорит: "от того многие из вас немощны и больны и немало умирает" (ст.30). Затем, показывая, что требующие от самих себя здесь отчета во грехах, осуждающие проступки свои, и потом уже не впадающие в те же грехи, смогут исхитить себя от будущего, страшного и неумолимого приговора, он прибавляет: "ибо если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы. Будучи же судимы, наказываемся от Господа, чтобы не быть осужденными с миром" (ст.31-32). Итак, будем терзать свою душу, сильно наказывая невоздержные помыслы; будем смывать нечистоты свои слезами; велик плод этих рыданий, велико назидание и утешение. Как велико наказание за смех и распущенность, так напротив постоянные рыдания производят утешение: "блаженны плачущие", говорится, "ибо они утешатся" (Мф.5:4); "горе смеющимся ныне, ибо они восплачут" (Лк.6:25). Поэтому и Павел, хотя не сознавал за собой никакого греха, проводил все время в слезах и рыданиях. Кто говорит об этом? Сам этот блаженный: "три года", говорит он, "день и ночь непрестанно со слезами учил каждого из вас" (Деян.20:31). Он – три года, а мы – хотя бы один месяц; он – ночи и дни, он – за чужие грехи, а мы – хотя бы за собственные проступки, он – ничего не сознавая за собой, а мы – хотя бы ради обремененной нашей совести. Почему же он плачет? Для чего не только учит и увещевает, но прибавляет и слезы? Как чадолюбивый отец, у которого единственный сын впал в болезнь и не принимает лекарств от врачей, но отвергает их, севши при нем, ласкает его, целует, обнимает, и этой чрезмерной заботливостью желает привлечь его и убедить принять помощь врачевания, – так и Павел, любя верующих всей вселенной, как единственного сына, и видя, что многие впали в худое состояние и в неисцельные болезни душевные и однако не принимают охотно обличение и исправление укоризной, но удаляются от него, удерживал их слезами, чтобы они, видя его плачущим и рыдающим, и тронувшись этим видом, приняли врачевание и, избавившись от болезни, пришли в прежнее здоровье; поэтому он, поучая, всегда плакал.

Если же Павел прилагал такую заботливость к чужим грехам, то какую нам должно прилагать ревность к исправлению собственных? Велика – в смысле пользы – сила печали по Боге; о ней говоря, Исаия, или – лучше – Бог чрез Исаию возвестил так: "за грех слегка[3] опечалил его" (Ис.57:17). Я не наложил, говорит, наказания, соразмерного преступлению. В добрых делах Бог превышает меру воздаяниями, а за грехи, по Своему человеколюбию многократно обличая, налагает на преступивших малое наказание. Намекая на это и здесь, Он сказал: "за грех слегка опечалил его, и видел", как "опечалился, и пошел смущенным[4], и исцелил пути его" (Ис.57:17-18).