Полное собрание стихотворений - Дмитрий Кленовский

498. Муза

Для иных она была вакханкой[1],Для других - наложницей в бреду[2],А один - больною обезьянкой,Злясь, водил ее на поводу[3].

И свиданья наши вспоминая,Все, что ты взяла и что дала, -Я решить хотел бы, кем, родная,Для меня ты все-таки была…

Только не богиней! Слишком простоРядом мы играли и росли,Слишком дружно на лужайке пестройСолнечную юность провели!

И не обезьянкой, потому чтоНикогда я по чужим дворамНе ходил, и буду нищим лучше,Но твоей гримаски не продам!

И когда я напоследок все жеДля тебя название найду,То была ты - яблонькой пригожейВ незатейливом моем саду!Ты весной в мое окно глядела,Пчел поила, кружево плела,На мои тетради ворох целыйЛепестков душистых намела.

А потом надолго задержалаТайной вязи дремлющую нить,Чтобы осенью моей усталой,Сладкое под кожицею алой,Яблочко мне в руку уронить.

И теперь, когда, ноябрь встречая,От тебя я ничего не жду, -Я тебя в рогожу спеленаю,Землю заступом перекопаю,Обниму покрепче - и уйду.

И, прощаясь навсегда с тобою,Лишь одно желанье затаю:Чтоб с другим ты будущей весноюПовторила с той же чистотою -Но еще щедрее! - жизнь свою.Ноябрь 1946  Surrberg

499. Симон - Петр

Он - крепкий старичок. Сухая сединаЛаскает голову и освежает щеки.Морщинистого лба прекрасна крутизна,И летней звездочкой сияет взор глубокий.

Пусть Иоанновой в нем нету красотыИ Павел, может быть, его проникновенней,Но сколько в нем зато душевной простоты,Как много радости в прямом его служеньи.

Он часто спрашивал. Он даже изменил(Во всех Евангельях немного он обижен!).Но верно потому он нам сугубо мил,Среди двенадцати - других родней и ближе.

Его не одолеть, как ангельскую рать!В десятый - спасшийся и в сотый раз - гонимый,Упрямый, как стрела, вот он уже опятьВ общинах Греции и катакомбах Рима!

А если смерть придет - нет отдыха и в ней,И на земле сполна свершив свой путь чудесный,Уже хлопочет он со связкою ключейУ врат затворенных Обители Небесной.

Пастух Его овец, рачительный ключарь,Он с нами навсегда, неистребим и вечен,И пахнет от него сегодня, как и встарь,Умытой сединой и шерстию овечьей.1947

500. Незнанье

Славно, что знаешь о мире ты, человек,

Но радостней то, что не знаешь!

Плывут миры, плетя и расплетая,Расчисленный и предрешенный ход,И в каждом жизнь, от края и до края,Звенит и плещет, зреет и цветет.

И в каждом - ритм одной и той же воли,К единой цели точная стезя,Единый смысл, которым каждый болен,Но разгадать который нам нельзя…

Что знаем мы? Как мухи по картине,Мы ползаем по трещинам земли,Следя мазки, сверяя точность линий,Ткань полотна исследуя в пыли.

А что на ней Сикстинная МадоннаВ двойном сияньи света и тепла,Явила лик свой просветленныйИ перед ним Христа приподняла,

Что некий луч, немеркнущее пламя,Вокруг него на все предметы лег,Что Он живет, что Он навеки с нами,Навеки в нас - нам это невдомек!

Так будем же по крайней мере честныИ в горестном бессилии своемНе оскорбим премудрости небеснойИ «опыт» свой - незнаньем назовем!

Незнаньем! Тем, что радостнее знанья,Затем, что в нем, уму наперерез,Неистребимых истин обещанье,Предчувствие восторгов и чудес!

Засохшей краскою и тканью плотнойСлепому только вещий мир грозит.На расстоянии, а не вблизи,Учись читать высокие полотна!Сентябрь 1947 г.

501. Дома

Вот и все! А ты просил о многом!Молний ты хотел, а не лампад!Только видишь: дальняя дорогаПривела тебя опять назад!

Возвратила старое наследство,То, о чем не думалось никак:В спаленке утраченного детства -Тишину, киот и полумрак.

Вот теперь уже совсем ты дома,И опять, как прежде, как в былом,Своему угоднику седомуМожешь ты молиться перед сном.

И из-за сиреневой лампадки,Огонек пронесший сквозь года,Улыбнется он тебе украдкойИ тебя услышит, как тогда!Ноябрь 1947

502. Игла

Жизнь-игла острием своимПрошивает вечности шелк,И за каждым стежком, что зрим,Есть невидимый нам стежок.

Тонкой нити не оборвать -Так туга она и крепка.Погляди: вот она опятьНа мгновенье в твоих руках.

Осторожно иглу держи,Позаботься, чтоб узкий шовНе петлял бы и не кружил,А прямою дорожкой шел.

Чтобы он не подался вкосьИ от вечности не отстал.И терпи. И иглу не брось,Даже - если совсем устал.

Потому что, когда дошьешь(И у вечности есть конец!),Только с нитью в руке войдешьВ золотой, как звезда, дворец.

В тот, где ангелы смертных ждут,Смертных, шьющих свой путь земной,В тот, куда только те войдут,Что умели владеть иглой.май 1949

503. У бездны

Забыты чистейшей нежностиДышавшие мятой сны,В холодной земной безбрежностиБредем мы, обречены.

Той мерою не отмерится,Какою отмерил ты,А если тебе не верится -Нет знака из темноты.

Прошел, что был дан в подарок нам,Младенческий век земли,Когда тебя боги за рукуК своим алтарям вели,

Когда над тобою реялиИ знаменья, и слова,И плоть Свою ГалилеянинНам радостно раздавал.

Ты должен читать пророчестваОтныне в самом себе.Великое одиночествоДается твоей судьбе.

Ведут серафимы строгиеНаш мир в пустоту и мрак,И только совсем немногиеУ бездны замедлят шаг.1949

504. На чердаке

Вот живу я на чердакеБезобразно большого мира.Звезды теплятся в потолке…Замечательная квартира!

Подо мною гудит-звенитПьяно-праздничное веселье:После драк, убийств и обидТам справляется новоселье.

Только мне там нет ничего -Ни пристанища, ни обеда:Не зарезал я никого,Не украл, не растлил, не предал.

Я ведь только бродил и пел,Рвал колосья и верил в Бога;Выше молний и ниже стрелПролегала моя дорога.

От того, что весь мир дышал,Я испытывал лишь удушье…Могут выселить с чердакаЗа подобное равнодушье!

Вот и нынче - в рассветной мглеЗамыкаются звенья круга:Томик Пушкина на столе,На постели - моя подруга.

Я прислушивался всю ночьК голосам и шагам, и крикам…Разве может мне кто помочьВ этом омуте многоликом!?

Что такое? Скребется мышь?Или люди пришли за мною?И за счастье свое дрожишь,За простое свое, земное…

505

Есть роковая дрожь. Не тела, а души,Неизъяснимое и страшное мгновенье!В обычном шуме дня или в ночной тишиОно приходит вдруг - и нету исцеленья.

Ты обречен. Ты мертв. Еще ты будешь петь,Любить и трепетать, но это все пустое.Вчера ты был один, теперь вас стало двое.Ты человек и труп. Ты жизнь еще и смерть.

506. Может быть…