За огнями маяков - Геннадий Баннов

Когда танцы закончились, девчонки собрались и ушли. Верочка, проходя мимо, улыбнулась и кивнула ему. Вслед за ними, быстро тоже одевшись, вышли парни толпой, человек десять-двенадцать. Ну, что ж? Молоды, ничем не связаны. А сегодня еще и праздник, Олегу подумалось.

Гоша что-то говорил, над чем-то, потешался, сверкая зубами. Подошли физруки, два москвича — Вена Калашников и Боря Тарасов.

— Хороший получился вечер, — отметил Тарасов.

— Удачный. Особенно удался «Запоздалый спортсмен», — поддержал Вена Калашников. — И ты хорошо сыграл этого дворника, — обернулся к Олегу. — И ты тоже Запоздалого, — кивнул Боре Тарасову. — А ты, мой дорогой, — опять к Олегу, — танцевал, ну, прямо здорово, дай я тебя поцелую. — Оба физрука Олегу пожали руку, присоединился к ним и Гоша Цаплин.

— Приз — это, пожалуй, по блату, — выказал он сомнение.

— Все может быть, — Олег не возражал.

— Оно и может быть, конечно, — наполовину Вена Калашников согласился. — Женька ведь, знаешь, как к тебе относится. Да, нет, все было по правилам: и девка у тебя была что надо, и сам ты орел. Кстати, почему не пошел ее провожать?

— Она еще молодая. Да и только что познакомился: прямо сразу и…

— Сразу и влет, чтобы падала, — Вена Калашников захохотал. — Вон она как расшаркалась перед тобой, когда приглашала. Она и в другой раз пожалует — губа у нее не дура. Вот тогда и пойдешь провожать! — хлопнул он Олега по плечу. Женатик учит холостяка, как и положено.

Земляк его, Боря Тарасов, потянулся.

— Ну, мне пора, братцы. На сегодня я отпросился по Олеговой просьбе, а как там у нам, в училище, — пойду посмотрю. — Он поднялся на сцену, зашел за кулисы, где у него висели пальто и шапка.

Воспитатель Женя Егорченко появился с известием:

— Гена-то наш, Седов-то! Пошел провожать Машеньку. Этот парень, скажу я вам, не промах. А тебя поздравляю, — пожал Олегу руку. — Ничего, что «Красную Москву» подарил — девка стоит того. — Последние слова сказал, прислонившись к Олегу, и едва не шепотом.

На улице было тепло, падал снег. И над всей страной, наверное, сейчас идет снег. И — тишина. Простившись с друзьями, Олег вышел на берег.

Темень на западе густая, непроглядная. Море размеренно и ровно шумит. «Как они там, — подумал, — за проливом-то, что там решают?» Давненько нет известий. О них с Гошей, должно быть, забыли.

«А ведь и Ларионов пошел провожать!» — внезапно он вдруг подумал.

14. «Наших бьют!»

Переведенный из Охинского училища новый физик, еврей, Борух Талалай подарил Олегу томик стихов русского поэта Алексея Толстого, изданный еще Марксом. Ну, зачитался. «Князь Михайло Репнин», «Василий Шибанов». А «Колокольчики мои, цветики степные!»

Ох, эта поэзия! Как он любит ее! С горем проползли ужасные подростковые годы, миновала страшная война. Полуголодный учился в училище, в техникуме. А нет, не забылось раннее увлечение. В Сибири, на Сосьвинской культ-базе, до войны еще десятилетним написал стихи. «Ленинские внучата» их опубликовали. Были отзывы читателей, один учитель даже прислал письмо. Поэт Леонид Мартынов, впоследствии ставший лауреатом Ленинской премии, в «Омской правде» добрым словом упомянул имя Олега. Такое не забывается. А признаваться товарищам, что пишет стихи, было стыдно. Потом уж и вовсе: поступил в училище, в техникуме стал заниматься боксом, участвовал в боях с выездом…

Один дома. Гоша с ребятами ушел в кино. Олег смотрит в туманное окно и повторяет вдохновенные строчки о любви:

Мне стан твой понравился тонкийИ весь твой задумчивый вид.И смех твой, и грустный, и звонкий,С тех пор в моем сердце звучит.

И пела душа, и трепетало сердце, и в ушах звучала на эти стихи музыка известного романса.

Но вот что-то мешает ему отдаться этим звукам, что-то мешает. Какой-то посторонний шум. Он разрушает рождающуюся гармонию каким-то долетавшим с улицы диссонансом. Рядом с морем такое бывает: шторм разыграется, волны грохочут, заглушают все на свете. Да, но шум-то усиливается, нарастает. И совсем непохож он на бухающие морские волны…

О, ну, вот! Кто-то бежит по коридору. Бежит! Этот кто-то сходу открывает двери и кричит, как будто перед ним дюжина глухих. Дежурный это по училищу, Женя Егорченко.

— Олег! — кричит, — выручай! Наших бьют!

Олег знает, что означает этот клич. Ночью разбуди таким призывом — все оставишь и куда-то побежишь кого-то выручать.

— Кто бьет? Где?! — Не мог сходу оторваться от поэтического чтива и врубиться в житейскую обстановку.

— В клубе! Наших пацанов бьют! Матросы драку затеяли, выручай давай!

Понял. Достал тренировочные полуперчатки и вслед за Женей, без шапки, выскочил. Наших бьют! Ну, как это бьют? На самом деле, увидел, — дела обстоят не так. На крепкого матроса насели разом четверо ремесленников, повалили наземь и размахивали кулаками. Увидев подходящих к ним старших товарищей, чуть не враз завопили: «Полундра!» — и рассыпались в разные стороны. Матрос поднялся, пьяно выругался и пошел на подходящих к нему парней, угрожая крепкими кулаками. Пробный Олегов удар левой рукой остановил его. По неписаным боксерским правилам тут требовалась добавка. Но матрос крепкий, Олег присматривался, как половчей сбить с ног. Пьяный опять пошел в атаку. Второй Олегов удар пришелся сбоку и опрокинул его. Скрывшийся за Олеговой спиной Женя Егорченко и откуда-то взявшийся Вена Калашников взяли матроса под руки, перетащили через дорогу, спустили с горы, ведущей из Рыбного городка в Александровск. Скатился он, волоча за собой кучу снега. Тем временем, чуя драку, вывалились из клуба еще три матроса. Сразу устремились на Олега, норовя зайти с трех сторон. Чтоб не попасть в окружение, Олег завыделывал комбинации, кружась и вытанцовывая, отпрыгивал от нападающих и назад, и вправо, и влево. Два любителя острых ощущений — Женя и Вена Калашников — наблюдали эту картину со стороны. Нападающие рассыпались, не заметили, что оказались на одной линии, почти в затылок друг другу. Передний временно, конечно, остался с Олегом один на один — Олег тут же поразил его хуком справа. Егорченко и Калашников — надо отдать им должное — не растерялись, подобрали упавшего, отволокли к спуску с горы и во всю силу толкнули вниз. Два других матроса, увидев своего павшим, одновременно бросились на Олега. Как ни в чем не бывало, Олег продолжил игру: разрывал дистанцию, отскакивал и вышагивал в стороны, заставлял нападающих наталкиваться друг на друга, пока, наконец, не оказались друг за другом. Чем Олег и воспользовался: очередного сбил с ног. Не прозевали и Женя с Веной: легкомысленно хихикая, подхватили упавшего под руки, поволокли к спуску. Третий матрос был не настолько пьян, чтобы не заметить пропажи двух товарищей: ретировался в клуб, где еще оставались небитые его друзья. Туда же устремились и Женя с Веной, и отстраненные от драки наблюдавшие картину боя со стороны трое ремесленников. Девчонок в клубе уже не было — разбежались.

В зале наблюдалось столпотворение: скамейки, стулья перевернуты, парни носятся по всему залу: на отбившихся от компании подгулявших парней нападают по двое, по трое. Один крепкий моряк вошел в азарт: размахнувшись на всю амплитуду, попал парню по голове — тот перевернулся, упал Олегу под ноги. Вскочил, сгоряча не понял, что произошло, попал под другую плюху, с другой руки, опять кувыркнулся. Следующим под его кулак попал Ларионов из третьей группы — перелетел через скамейку. Ларионов приподнялся, медленно полез в карман. Зная его подлый норов, свои парни набросились на него, схватили за руку, в ней оказался нож… Выпроводили за двери.

Громила-матрос приготовил кулаки к очередным ударам. Олег подошел — и он ударил его во всю силу. Олег сделал нырок. Когда матрос выпрямился от промаха — воткнул ему в подбородок прямым ударом, как выстрелил. Добавил и слева, чтоб, наверняка, падал. Вывернувшиеся из-под руки Женя Егорченко и Вена Калашников взяли и этого. Поволокли к выходу.

Не занятые в деле ребята группировались возле Олега, образовывали какую ни есть стенку. Влились в нее и вернувшиеся воспитатель и физрук. Теперь стало видно, что матросов осталось совсем немного, и теснимые стенкой, пятились они к выходу и по одному, по двое покидали это негостеприимное, по их мнению, заведение. Один из матросов, притихший и угомонившийся, искал шапку, его не трогали, пусть ищет.

Посторонних в клубе скоро не осталось, слышался только озорной смех и веселый говор ребят, обсуждающих это неординарное событие. Для них это была потеха, ни больше ни меньше: они весело разбирали эпизоды драки.

— Поднимите скамейки, стулья! — приказал воспитатель Егорченко. — Стулья поставить к стене, как стояли.