Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмена удачи и врага человечества - Бьёрн Ларссон

— А приятно потому, что в мои обязанности входит подлатывать вашу братию, — продолжил Скьюдамор. — Мне платят именно за это. Когда на судне появятся чернокожие, нам понадобятся все руки в том числе и твои.

Может, лекарь тоже примкнул к бунтовщикам? Эта догадка подсказала мне одну неплохую мысль.

— Да, тебе здорово прибавится работы с двумя сотнями негров.

— Уж будь уверен, — скорчив гримасу, отозвался Скьюдамор. — Присматривать за невольниками — дело ого-го-го какое нелёгкое.

— Может, тебе подсобить?

— О чём ты?

— Послушай, лекарь. Я только что, как змея, сменил кожу, у меня всё кругом болит. Сомневаюсь, что смогу мартышкой скакать вверх-вниз по мачтам. Во всяком случае, в ближайшее время. Замолвил бы ты за меня словечко перед Баттеруортом, взял бы к себе санитаром.

Скьюдамор несказанно удивился.

— Ты… и рвёшься в санитары? Ты соображаешь, что говоришь? В трюме такая теснота, что тебе придётся ползать на карачках, пока будешь выкатывать бочки с дерьмом, подтирать блевотину и раздавать еду. Да у нас юнга на такой работе.

— Я знаю, что делаю. Я умею ладить с людьми, умею договариваться. Так будет лучше для нас всех.

В глазах Скьюдамора зажёгся понимающий огонёк. Лекарь как пить дать был заодно с нами.

— О’кей, Сильвер. Я попробую.

— Спасибо, Скьюдамор. Я был уверен, что на тебя можно положиться. А всё-таки зачем нам эти сети?

— Чтоб негры не вздумали прыгать за борт.

— Неужели они такие дураки?! Это ж всё равно что спустить флаг И отдать себя на съедение акулам.

— И тем не менее они прыгают, Сильвер. Что взять с неблагодарных дикарей? Многие предпочитают смерть жизни.

— Кретины! — воскликнул я.

— Да, они убеждены, что на том свете их ждёт воссоединение с сородичами, а потому торопятся туда. Однако вблизи суши большинство ещё поддерживает в себе жизнь. С другой стороны, Сильвер, именно в это время следует остерегаться бунта. Туземцы приходят в отчаяние, чувствуя, что корабль снимается с якоря и уходит. Вот почему все капитаны невольничьих судов имеют приказ делать это посреди ночи, чтобы негры обнаружили отплытие, только когда будет уже слишком поздно.

— Что ты говоришь?.. — задумчиво произнёс я. — И сколько времени у нас до той поры, когда мы будем сниматься с якоря?

— Всё зависит от того, сколько рабов припасено в фактории. Иногда можно загрузить полный трюм сразу же. Но бывают случаи, когда приходится ждать месяцами, а это удовольствие маленькое. Слитом много успеваешь подцепить болезней.

— Мы не можем ждать так долго.

— Чего ждать?

— Пока все не перемрём от лихорадки.

Я повернулся, собираясь уйти.

— Тебе полезно будет узнать ещё одну вещь, — сказал Скьюдамор. — Часть чернокожих — прекрасные воины. Они носят амулеты и верят, что такие игрушки делают их неуязвимыми. Пока у туземцев на шее амулет, к ним действительно лучше не подступаться, поэтому эти обереги срывают и у них на глазах бросают в море. Тогда они вмиг становятся кроткими и послушными. И всё-таки жалко бывает смотреть, как они сникают и вянут, словно осенняя листва… если ты понимаешь, что я имею в виду.

Скьюдамор снова многозначительно подмигнул. Он явно вообразил, будто мы с ним не только в сговоре, но самые что ни на есть закадычные друзья.

— Скьюдамор, — сказал я, похлопав его по плечу, — тебе просто нет цены.

— Ну конечно! — ответил этот дуралей.

По крайней мере, он сделал, о чём его просили: замолвил за меня словечко перед Баттеруортом, который без колебаний удовлетворил мою просьбу. Вероятно, капитан понадеялся, что я заражусь какой-нибудь подходящей болезнью, чем смертельнее, тем лучше, и освобожу должность старшего матроса. Одновременно он не забыл уменьшить моё жалованье до того, которое получал юнга, но чего ещё от него можно было ожидать?

Прошло десять дней, прежде чем мы завидели Аккру и белую крепость датчан, Кристианборг. Эти дни я вертелся, как белка в колесе, пользуясь новообретённой свободой юнги. Я побывал везде, переговорил со всеми, одновременно заглядывая во все углы, разузнал, где находятся оружейный склад и крюйт-камера,[15] по какому сигналу рабов выпускают из трюма на ют, позаимствовал из Скьюдаморовой сумки ключ к кандалам и сделал дубликат. Подобными элементарными вещами не подумал заняться никто, кроме меня.

Скьюдамор научил меня тому немногому, в чём состояло его, с позволения сказать, искусство врачевания, которое едва ли можно было назвать большой премудростью; во всяком случае, исцелять душу эскулапы вроде него не умели. Пользовать раны — пожалуйста, отрезать руку или ногу — хоть с завязанными глазами. Они так же прекрасно орудовали иглой, пилой или калёным железом, как мы, матросы, управлялись с канатами, парусами или свайкой. А дальше что? Пиявки, кровопускания, горячие и холодные компрессы, камфорные капли с водкой или чистая водка, лекарства от запора, лекарства от поноса, — ничего более сложного у них не было. Но помогали ли эти средства?

— Чёрта с два, — ответил на это Скьюдамор, сплёвывая за борт, — никогда не замечал особой разницы. Однажды я даже попробовал вовсе не лечить рабов и только следил за регулярной кормёжкой и за тем, чтобы их выводили глотнуть свежего воздуха. И знаешь, когда дело дошло до аукциона, на продажу было выставлено ровно столько же чернокожих, что всегда, а может, даже больше. Я тогда получил обычное жалованье с премией, притом что я не надрывался. Ты, конечно, скажешь, что так получилось случайно, а вахтенный журнал я фактически подделал, ежедневно внося записи о лечении невольников, потому что кому взбредёт в голову держать на судне хирурга с дипломом Эдинбургского университета и прочими регалиями, который бы сидел сложа руки? И всё же, Сильвер, в основном принимаемые нами меры приносят не больше пользы, чем шаманские фокусы туземцев. А с тем, от чего действительно есть толк, с ампутациями и лечением ран, вполне справился бы какой-нибудь плотник или парусный мастер. Да ты скоро сам убедишься, раз уж имел глупость навязаться ко мне в помощники.

— Похоже, и в самом деле скоро, — заметил я.

— А может, и не очень скоро… если всё пойдёт, как ты задумал. Однако разве всё задуманное сбывается?

Скьюдамор посмотрел мне прямо в глаза.

— С чего ты взял этот вздор? — тихо произнёс я. — Кто тебе наболтал?

— Никто, — криво ухмыльнулся лекарь. — Но я видел вашу бумагу. Кстати, на ней не хватает по крайней мере одной подписи. Похоже, кое-кто предпочёл не высовываться. Например, ты.

Я изо всех сил постарался изобразить удивление, словно совершенно не понимал, о чём он.