Саранча - Юлия Латынина

Дрожащий от страха Ивяник повторил свой рассказ.

— Они не имели права это делать! — заявил он. — Если временный управляющий назначен, его никто не может снять! Если они считают, что у нас фальшивые векселя, а у них настоящие, они должны прийти ко мне, как к временному управляющему, и потребовать, чтобы я вычеркнул нас из списка кредиторов, а «Бенарес» вписал!

Горячая тирада Ивяника об особенностях российского арбитражного законодательства была выслушана в полном молчании. Никто из присутствующих не сомневался, что Ивяник хорошо рубит в юридических вопросах. Никто из присутствующих не сомневался также, что судья, вынося определение, со страху позабыла не то что арбитражное законодательство, а и как сказать «мама».

— Мы можем доказать суду, что «Бенарес» кинул нас, когда продавал векселя? — спросил Колун.

— Нет. Формально нам его продал не «Бенарес», а какая-то «Рейко», о которой «Бенарес» якобы слыхом не слыхивал. Передаточная надпись на векселе поддельная. Сам вексель поддельный. «Откуда мы знаем, — спросит „Бенарес“, — кто, на фиг, этот вексель подделал?» Но у нас еще куча других долгов, вы же сами знаете.

Колун коротко скривил губы. В течение последних двух месяцев Степа Ивяник, по заранее выработанному плану и через подставных лиц, скупал долги завода. В основном это были старые векселя, выпущенные еще при прежнем директоре. Векселей этих было море, но стоили они дешевле резаной бумаги, так как завод по ним платить отказывался и, как правило, возбуждал против владельца уголовное дело по факту мошенничества. План Ивяника был прост: сначала посадить на завод своего временного управляющего, на основании бенаресовского векселя, а потом уж вытащить из рукава всю старую задолженность, которую временный управляющий внесет в реестр кредиторов.

— Если у нас куча других долгов, — резко спросил Полтинник, — то какого хрена мы подавали иск на основании самого тухлого?

— Потому что эти векселя уже фигурировали в иске, — ответил Ивяник, — и суд признал, что да, завод должен по этим векселям. И мы принесли в суд решение суда о взыскании задолженности, составленный судебным приставом акт о невозможности взыскания задолженности и акт переуступки прав от «Бенареса» к «Рейко» и от «Рейко» к нам. А если бы мы принесли что другое, то в суд пришлось бы звать саму «Зарю». И «Заря» узнала бы об иске.

— Мы могли распознать, что векселя поддельные? — спросил Колун.

— Только если бы мы понесли их на завод на экспертизу, — сказал Ивяник. — Но мы же не хотели этого делать. Это должно было быть неожиданностью, что мы купили векселя.

Колун задумчиво глядел на своего финансового консультанта. Ивяник стал совсем белый. Он вспомнил судьбу своего предшественника, Гриши Старостина. Болтливость Старостина стоила Колуну куда меньше трехсот тысяч баксов, да и не в баксах было дело… Говорили, что труп нашли с зашитыми губами. Интересно, их зашивали у мертвеца или у живого?

— Деньги мы им перевели с концами? — спросил Колун.

— Еще вчера.

Колун тихо, но внятно выругался.

— Это была Степки идея — купить ментовские векселя, — заметил Полтинник.

Холодные голубые глаза Колуна пропутешествовали по комнате и остановились на Ивянике. Степа Ивяник представил себя с дырочкой во лбу и в черном гробу

— Это была идея, которую я одобрил, — сказал Колун, — и Степка тут ни при чем. Надо думать, как выбираться из дерьма, а не кого в нем топить.

Колун встал и принялся расхаживать по комнате.

— Какие у кого будут соображения? — спросил Семка.

— Он тебя кинул не на триста штук, — сказал Полтинник. — Ему нужен весь наш бизнес. А история с векселями — это просто сигнал для остальных. Мол, если менты Колуна кинули, то и всем остальным не грех. И он бы это не сделал, если бы губернатор не дал отмашку.

Невзрачный человек с постным лицом, сидевший справа от Полтинника и отвечавший за связи с правоохранительными органами, добавил:

— Он создал группу ловить Спиридона. Во главе с отморозком Царьковым.

— Семен, а может, это правда? Может, губернатор с заводом только понарошку поссорились?

— Нет, — сказал Колун, — они поссорились не понарошку.

Валерий очнулся в небольшой и довольно убогого вида палате с белеными стенами и вытертым половичком. В окна, лишенные занавесок, било яркое весеннее солнце, и Валерий слышал, как за раскрытым окном чирикает капель. Палата была трехместная, но две койки пустовали. На одной валялась кожаная куртка, и тут же рядом стоял термос с кофе — видимо, человек, охранявший Валерия, отошел покурить или отлить.

В душе наблюдался необыкновенный покой и умиротворение. События четверга (интересно, а сегодня какой день? Пятница? Суббота?) вспоминались довольно отчетливо.

Дверь палаты скрипнула: внутрь вошел облаченный в синий халат Чердынский. Сразу чувствовалось, что парень был когда-то врачом, халат на нем сидел как-то спокойно и основательно.

— Очнулись? — спросил Чердынский. — С днем рождения.

Голос его звучал ровно и отчужденно.

— Спиридон ушел? — спросил Валерий.

— Да. Если вас это успокоит, гражданин Когут объявлен в розыск.

— По итогам разборки в кабинете?

— Насколько я понимаю, последовательность событий была другой. Молодарчук и Колунов посчитали, что гражданин Когут медленно, но верно превращается в чрезвычайно токсичные отходы. И совокупно решили вывезти отходы на свалку истории. Информация дошла до Спиридона, и крыша у него слегка поехала. Остальное вы видели сами.

Валерий помолчал, вспоминая сосредоточенное лицо Чердынского, всаживавшего пулю за пулей в корчившегося на полу человека.

— У тебя быстрая реакция… для ученого.

— Я не ученый. Я военный химик. Институт, на который я работал… вы не представляете себе, Валерий Игоревич, до чего дошли наши институты в 80-х годах, после того как партия и правительство решили, что ядерное оружие — штука дорогая, а вот бактериологическое и химическое — напротив, весьма дешевы. Счастье только, что эта светлая мысль осенила наши партийные головы к началу восьмидесятых, так что в аккурат к завершению работ все это дело накрылось перестройкой.

Сазан пошевелился в постели, устраиваясь поудобней.

— Долго я тут лежал? — спросил Сазан.

— Два дня. Пустяки. Могли бы и вообще не встать.

— Что со мной было?

Чердынский усмехнулся.

— Побочный эффект от существующей системы здравоохранения. Если честно, то рану вам чистили, как я подозреваю, не шибко стерильным инструментом. В принципе это называется газовая гангрена.

— Так, — тихим голосом сказал Валерий. — Как его звали, этого коновала?

— Ради бога, не ведите себя, как Спиридон, Валерий Игоревич. Кому вы собираетесь мстить? Конкретному фельдшеру, который триста рублей получает и супом из воды питается? Довольно мелко. А если вы, допустим, вздумаете разбираться с главой Фонда обязательного медицинского страхования, стараниями которого в области творится такой бардак, то это, как бы сказать… слишком сильное обобщение…

Валерий упрямо сжал рот.

— Я ему премию выпишу… фельдшеру… Ладно, проехали. Какие еще новости?

— Колун купил у Молодарчука векселя «Приски-Стройкомплекта» и подал на банкротство «Зари». Судья удовлетворила господина Колунова за полчаса. Быстрее, чем иная шлюха.

— И что же?

— Ничего. На следующий день, когда выяснилось, что губернатор за Колуном не стоит и даже, напротив, его действиями весьма недоволен, Молодарчук объявил векселя фальшивыми. И подал на банкротство поперек первого иска…

Валерий поднял брови.

— Колун заплатил за векселя?

— Говорят, что да. Триста или четыреста штук. Колун с помощью налоговой полиции сейчас вовсю мочит фирмы Молодарчука, а начальник ментовки вовсю ищет Спиридона, потому что поющий Спиридон эквивалентен сидящему Колуну…

«Гадюшник, однако…» — промелькнуло в голове Валерия.

— А губернатор?

— Губернатор ничего. Созывает региональную энергетическую комиссию, которая намерена пересмотреть льготный энерготариф для завода.

— А это несправедливо?

— Не очень. Понимаете, так называемый льготный энерготариф для завода до сих пор заключался в том, что мы платили 90 рублей за мегаватт-час, но живыми деньгами, а уже цитировавшийся выше Кубеевский льнокомбинат не платил вообще. Согласитесь, в этих условиях номинальные суммы долга, которые причитаются с Кубеевского льнокомбината, просто не имеют значения. Поэтому слова губернатора о том, что мы платим 90 рублей там, где другие платят 360, являются некоторым преувеличением. Мы платим 90 там, где другие платят ноль. И оплачиваем своими деньгами и Кубеевку, и «Тарскнефтеоргсинтез», и «Тарскшину».

— А кроме энерготарифов, есть что-то еще?

— Разумеется. Пришла налоговая полиция и предъявила нам контракт образца 1995 года. Контракт был заключен с прежним руководством завода неким ООО «Анодин». Вышеупомянутое ООО поставляло заводу спирт, который завод и перерабатывал. Проще говоря, лепило паленую водку. Сырье было давальческое, спирт — белорусский, и вот теперь, по прошествии четырех лет, налоговая полиция посчитала, что акцизы за переработку чужого спирта должна уплатить наша «Заря». Всего на семь миллионов рубчиков плюс штраф. Но господина губернатора в причастности к этому делу мы не подозреваем. Налоговой полицией у нас руководит Сема Колун.