Истребитель 2Z - Сергей Беляев

Он двинул рычагом. И слово СМЕРТЬ исчезло с белого циферблата, «2Z» взлетел кверху, повернул и поплыл к форту обратно.

Он плыл в воздухе медленно, будто дирижабль, и словно любовался плодами своей разрушительной работы.

Цветущая долина исчезла. Теперь меж холмов расстилалась выжженная пепельная степь. Не было ни виноградников, ни тучных полей, ни радостных хижин. Кое-где попадались мрачные развалины, как обгоревшие пни после лесного пожара. Холмы предгорий оскалились черными клыками опаленных скал. Палевое мутное солнце, казалось, в смущении и стыде прятало свои тусклые лучи в клубящихся облаках пыльного тумана, медленно опускавшегося на землю…

Глаз Урландо дрожал и наливался желчью.

— Вам все еще недостаточно доказательств моего торжества, Лебедев? Для вас я готов и на большее. Вы не только увидите, вы это почувствуете. А затем мы постараемся, чтобы мелкие гражданские войны, зажженные нами на разных кусочках этой планеты, превратились в хорошую, настоящую войну. И ваша страна, Лебедев, очутится в пылающем круге… Вот когда поработает мой «2Z»!

Сверхсрочная телеграмма

Авто новейшей марки «ЗИС-105» бесшумно промчалось по шоссе, вынырнуло из-под эстакады электродороги, прокатило по мосту через Главный оросительный канал и застопорило перед зданием агро-биостанции «Красное Заволжье».

Из автомобиля вылез Бутягин:

— Ну, вот мы и дома. Товарищ шофер, поезжайте в гараж.

На подъезд выбежала Шэн:

— Вы точны, как хронометр, Николай Петрович: ровно час, — она показала на ручные часы-браслет.

Бутягин притопывал ногами:

— Отсидел. Онемели… Объехал все новые участки. Машинные посевы «Урожаем» можно расширить… У вас что?

— Мирзоева успешно справилась с планом озимых.

Бутягин одобрительно кивнул головой:

— Не подводит молодежь, молодо — крепко. Давайте, Татьяна Иосифовна, вот как. Я сейчас пройду к себе, приведу себя с дороги в порядок, а вы с девушкой Мирзоевой через час ко мне шествуйте. Ладно?

Квартира Бутягина находилась рядом со зданием станции. Солнце палило невыносимо. Бутягин снял кепку. Идя через площадку к себе, он оглянулся на расстилавшиеся за оросительным каналом ровно нарезанные массивы полей, полюбовался серебряными блестками на стальной ряби катившейся воды, радостно сказал:

— Как выросли-то! Гиганты!

Серийное производство машин «Урожай» налаживалось. «Альбина 117» завоевывала мировой рынок. Расширилась и работа Бутягина. Вместо академического поля, на котором он с Груздевым проводил свои первые опыты, теперь в распоряжении «Урожая» имелся громадный зерносовхоз площадью в 95 тысяч гектаров. Совхоз занимал четырехугольник на восточном берегу Нижней Волги, примерно по линиям Сазанка — Чалыка, что на Уральской железной дороге, и Дубовка — Мухорский Посад на реке Малый Узень. Эта, в прежнем засушливая, полоса теперь орошалась мощными водяными потоками из водохранилища за плотиной-гигантом Камышинской ГЭС. Мощность ее выражалась в трех миллионах киловатт, а сооружения превосходили Куйбышевскую плотину и ГЭС в бывшей Самарской луке в два раза, сооружения же Днепрогэса были здесь превзойдены в десять раз.

У входа в Главный оросительный канал два больших мраморных изваяния Ленина и Сталина красиво выделялись на фоне зеленеющих, радостных полей. Громадное количество получаемой электроэнергии позволяло полностью механизировать и электрифицировать все процессы земледелия и обслуживания агро-биостанции «Красное Заволжье». Все делалось посредством электричества. Оно отапливало дома, двигало машины «Урожай», перевозило зерно к пристаням, грузило его на электробаржи. Но, в сущности, это работала сила падения волжских вод в турбинах. Волга стала Большой Волгой, настоящей кормилицей людей.

В «Красном Заволжье» имелась устойчивая пшеничная база с валовым производством в 700 миллионов пудов пшеницы да полностью электрифицированные колхозы района; эти новые, свежие, чистенькие городки из уютных домиков и нарядных улиц давали в год примерно столько же. Такие цифры получились в конце первого сезона у директора агро-биостанции и у профессора Бутягина. Теперь Бутягин был занят проверкой возможностей осуществления с весны своего заветного плана: сразу несколькими «Урожаями» производить исключительно «мильтурм» — пшеницу еще более питательную и скороспелую, чем старушка «альбина».

По предварительным подсчетам получалось нечто невероятное: учитывая время на уборку последовательных урожаев, на подготовку полей, очистку их от сорняков и вредителей — жучков и личинок, на транспортировку и засыпку фосфорных удобрений, все-таки представлялось возможным в течение весенне-летнего сезона следующего года снять с полей «Красного Заволжья» восемью машинами четыре последовательных урожая «мильтурма».

А тут еще новая ассистентка, молодая ученая Мирзоева представила дополнение с планом интенсивных урожаев озимых. Твердо намеченные партией и правительством и последовательно проводимые в СССР агропредприятия по внедрению правильного севооборота теперь начали давать такие практические результаты, которые не могли даже сниться прежней, дореволюционной русской деревне. 15 миллиардов пудов пшеницы уже становились реальностью…

Бутягин переоделся с дороги, умылся, прошел в кабинет. Стал жадно просматривать полученные в его отсутствие газеты:

«Колхозный санаторий в с. Дарьино Московской области».

«Шелкоткацкие фабрики Узбекистана выполнили план на 204 процента».

«Новый строительный материал — шлаковый цемент».

Бутягин вспомнил, что из нового строительного материала построены дома колхозных городков, по которым он сейчас проезжал. Теперь на улицах нет ни пыли, ни копоти, ни дыма. Электричество заменило прежние печки.

«Как жаль, что погиб Антон! Вот бы полюбовался он красотой новой жизни…»

В газетах уже перестали писать об Антоне Лебедеве и штурмане Гурове. Свыше ста аэропланов разыскивали пропавших пилотов, тридцать крейсеров плавали по Тихому океану с той же целью. Но всякие следы Лебедева и Гурова были потеряны. Поиски были прекращены. Считали, что оба пилота погибли.

Но Бутягин почему-то не верил в гибель своего друга. Он надеялся… Он прочитывал каждую строчку сообщений о Тихом океане. Хоть бы какой-нибудь намек… Но и сегодня в газетах он не нашел ни строчки о пропавших летчиках.

Бутягин опустил руку с газетой: «Неужели погибли?»

В комнату постучали. Спешно вошла Шэн:

— Простите, что врываюсь. Телеграмма на ваше имя. «Молния» из центра.