Иван Шуйский - Дмитрий Володихин

Наконец, король и сам покидает войска, оставив командующим коронного гетмана Замойского. Баторию ничего не остается, как согласиться на мирные переговоры с Иваном Грозным. Положение армии — критическое. Расходы на ее содержание превысили все мыслимые и немыслимые суммы. Ни о каких новых завоеваниях и речи быть не может.

Пока идут переговоры, осадная армия остается под Псковом, пытаясь выморить его голодом. Но ее собственное состояние не лучше, чем у защитников города. В условиях русской зимы осаждающие несут новые потери от холода, недоедания и недостатка фуража. Уже с ноября в лагере поляков воцарился страшный голод и конский падеж. Катастрофически не хватает дров. Солдаты потихоньку растаскивают ими же возведенные бревенчатые сооружения. Еще раньше начинаются стычки между отдельными отрядами неприятеля за угнанный у русских скот и отобранный конский корм. Так, под 22 сентября Пиотровский извещает: «Стадницкий поссорился с паном Станиславом Радзивилом. Люди Стадницкого гнали с фуражировки скот; откуда ни возьмись радзивиловы казаки и отбивают добычу. Тогда Стадницкий ночью напал на казаков, забрал и хлопов и скот и пригнал в лагерь на решение гетмана. Пан Радзивил жаловался гетману»434. Время от времени русские угоняют у поляков коней, а иногда... угонщиками становились венгры и литовцы. Среди осаждающих обычным явлением становится воровство, то и дело случаются вспышки открытых грабежей.

Войска начинают роптать против самовластного За- мойского. Гетман пытается восстановить дисциплину драконовскими мерами. Он держит в кандалах королевского придворного, публично позорит тех, кто предается разврату, и даже вешает одного из офицеров. Иначе говоря, стремится остановить моральное разложение армии, закручивая дисциплинарные гайки. Однако повысить ее боеспособность Замойскому не удается, в лучшем случае — удержать от распада.

Секретарь походной канцелярии ксендз Пиотровский оставил в записках о боевых действиях Батория горестное восклицание: «Боже, как жаль тех трудов и денег, которые мы потратили под Псковом!» Наемные отряды разбегаются от Батория, не получив причитающейся платы. Уходят по домам волонтеры, надеявшиеся на славу и богатую добычу. В декабре 1581 г., по его словам, армия приходит в жалкое состояние: «Мы заживо погребаем себя в этом лагере; быть ли нам в чистилище? Положение наше весьма бедственное; по истине мы достойны рая. Морозы ужасные, неслыханные, голод, недостаток в деньгах, лошади падают, прислуга болеет и умирает; на 100 лошадей в роте 60 больных; но этого разглашать не следует... Венгерцы массами перебегают в город»435.

К зиме Замойский должен был понять, что у него нет шансов войти в город. И, как военачальник, он это, вероятно, понимал. Строил планы наступательных действий в обход Пскова, с проникновением в глубь территории Московского государства. Мечтал о разгроме русских полевых соединений, которые на протяжении последних лет Ливонской войны утратили прежнюю стойкость и дисциплину... Но с места он все-таки не сдвигался и упрямо держал ядро боевых сил неподалеку от псковских стен. Почему? Неужто для польских дипломатов неудачливая армия, бесполезно застрявшая на Псковщине, являлась столь уж сильным козырем в переговорах с русскими посольскими людьми? Или Замойский боялся, распустив бойцов, более не собрать их воедино? Тут имелся свой резон: финансовые и мобилизационные ресурсы Речи Посполитой достигли критического рубежа...

Но, думается, многое в поведении польского полководца, да и всей армии, объяснялось не какими-нибудь тактическими или стратегическими причинами, а иррациональными мотивами.

Важно понимать, до какой степени Стефан Баторий сумел внушить стране феерические надежды. Он и прежде проявлял в военных делах и удачливость, и большое искусство, а сцепившись с Иваном IV, показал лучшие качества своего батального таланта. Два года король вел польские знамена от победы к победе. Тот реванш, о котором польские и особенно литовские политики мечтали со времен Ивана III, отколовшего от западного соседа изрядный кусок, мечтали страстно, время от времени жизнями расплачиваясь на бранном поле за свои мечтания, блистательный король-кондотьер дал им всего-то за две кампании. Страшное унижение «московитского медведя» вызывало самые добрые надежды. Отправляясь в третью кампанию, шляхта и магнаты твердо верили в счастливую звезду своего монарха, ждали новых побед, новых сказочных успехов... и намертво встали в холодных окопах под стенами Пскова. А очарование прежних удач всё еще не выветрилось из их голов, все еще заставляло верить в чудо.

Было в этом ожидании и упорство, и твердая воля, и воинский задор. Не ворвались за стены, не взяли город на щит, так хоть перестоим осажденных! Авось не выдержат, сдадутся... Ведь так красиво всё начиналось!

Армия Батория-Замойского состояла из представителей воинственных народов. Удалые смельчаки-венгры, рыцарственные поляки, искусные в ратном деле немцы... да и литовцы, пусть утомленные долгой борьбой с татарами и русскими, а всё же не забывшие эпоху имперского величия своей страны, — всё это пестрое сборище жаждало добычи, подвигов, славы. Это были хорошие, отважные бойцы. Их честь, их кураж, да еще инерция, оставшаяся в сознании от старых побед, не давали им разойтись по домам.

Им оставалось лишь умирать.

Честно, глупо и бесполезно.

«Московитский медведь» оказался крепче, нежели о нем думали.

Безделье томило королевских ратников. Баторий нашел для них занятие, сулившее немалый прибыток.

Несколько отрядов немецких и венгерских наемников направились за 50 км от Пскова к Псково-Печерскому монастырю. Обитель служила базой для русских рейдов по тылам противника. Неприятельская попытка взять обитель штурмом закончилась тяжелым поражением. Небольшой гарнизон отбил яростные все наскоки с большим уроном для атакующих.

Это славное деяние заслуживает особого рассказа.

То ли к монастырю безуспешно приступали небольшие отряды польских фуражиров, то ли сам гарнизон атаковал и захватил подобный отряд, но так или иначе в плену оказался рижский толмач Иоахим, прибывший с порохом в расположение королевской армии. По словам рижского бургомистра Ф. Ниенштедта, «...это до того огорчило короля, что он послал туда полковника Фаренцбека с пушками и ратниками и, хотя штурм вначале шел будто бы и удачно, даже трое знатных дворян: Рейнгольд фон Тизен- гаузен из Берзона, Каспар фон Тизенгаузен из Отцеме вместе с Вильгельмом Кеттлером влезли по лестницам на башню; но случилось так, что лестница подломилась и Рейнгольд убился до смерти, а Вильгельм и Каспар в этой же башне были взяты в плен и, хотя тут был только монастырь, но монахи и ратники при жестоком холоде из своего теплого монастыря так храбро сражались против перемерзших королевских ратников, что они ничего не могли поделать и должны были с позором и бранью отступить от монастыря »436. В этом рассказе много правды... помимо разве что действительной причины, по которой Баторий отправил большой отряд наемников для захвата обители. Какой уж там рижский толмач!

Мотивы нападения королевских отрядов на монастырь куда более прозаичны. Прежде всего, монастырь был весьма богат и обеспечен всем необходимым для того, чтобы играть роль операционной базы в тылу вражеской армии. Разграбление его обещало изрядную добычу и к тому же пополнение скудных продовольственных запасов. Гарнизон монастыря, методично уничтожавший вражеских фуражиров, был для Батория настоящей занозой в пятке.

По словам Рейнгольда Гейденштейна, «...склонясь на непрерывные просьбы многих, король отправил туда Фаренцбека. Он приказал ему, ознакомившись с местоположением, уведомить его о том, какое он примет решение; и если ему покажется, что можно овладеть монастырем без большого труда, то король вышлет ему на подмогу солдат и пушки; если же, по его мнению, взятие монастыря окажется слишком трудным, чтобы можно было предпринять его в это время, то пусть вернется назад, оставив дело в прежнем положении. Отправившись с несколькими всадниками, Фаренцбек наткнулся на дороге на неприятельских конников, далеко превосходивших его числом, которые, выступив из Печерского монастыря против наших фуражиров, в это время возвращались домой; одних из них перебив, других разогнав, Фаренцбек, подстрекаемый успехом стычки и видя, что монастырь не был защищен ни довольно большим рвом, ни палисадами или естественным положением, с другой стороны, как человек смелый, возъимел большую надежду на успех и решился сделать приступ. Король послал ему немецких солдат с несколькими тяжелыми пушками и, когда последние, проведя сперва траншеи, разрушили некоторую часть стены, то попытались ворваться по развалинам»437. Вместе с немцами под Печерами оказались и отряды польской кавалерии. Таким образом, обитель попробовало на зуб весьма значительное войско.