Иван Шуйский - Дмитрий Володихин

Что тут скажешь? Красива эта история! Успех, одержанный в результате высокого стратегического замысла гетмана Замойского. И сам Замойский не преминул отправить Стефану Баторию и польским дипломатам, которые вели переговоры с российскими, восторженные реляции в том же духе. По его словам, он разбил русских, положил на месте три сотни, да еще несколько десятков пленил.

Но если приглядеться к сообщениям Гейденштейна и Замойского, некоторые нестыковки позволят поставить под сомнение полный успех поляков.

Прежде всего, маловероятен вывод за стены города 700 русских кавалеристов. У Шуйского, следует напомнить, при начале осады имелось под командой 1000 кавалеристов дворянского ополчения и 500 казаков, часть которых, надо полагать, также могла воевать в конном строю. На протяжении всей осады русская конница активно участвовала в вылазках и соответственно несла потери. К тому же город испытал муки голода, и какое-то количество боевых коней просто пошло под нож. И вдруг после четырех месяцев осады выясняется, что Иван Петрович располагает еще семью сотнями всадников! Вот уж поистине чудо, сколь искусно этот воевода сберегал свои резервы! Иными словами, сама цифра — 700 кавалеристов, участвовавших в сражении, — вызывает удивление.

Кроме того, поляки понесли серьезные потери. Зборовский признается в своем письме, что у него погибло двое знатных людей — поляк Грудзкий и венгр Кобор Ферреус (Франциск?). Более того, некий Пёнтковский пропал без вести445. Исчезновение с поля боя скорее всего означало то, что его пленили русские. Стало быть, данные «Повести...» о захваченных на вылазке польских «языках» получают подтверждение хотя бы частично. Гейденштейн показывает более плачевную для поляков картину: «С нашей стороны также погибло несколько человек в этой стычке, так как при занятии неприятелями долины невозможно было другим придти на помощь окруженным. Взят был в плен знатный всадник Пентковский (Pientkovius) и уведен неприятелями. Оринский (Orinscius), долго храбро сопротивлявшийся неприятелям, также погиб, пораженный с более высокого места, пулею в плечо и грудь. Петр Грудзенский (Petrus Grudsenscius) был убит выстрелом со стены из пушки большего размера в то самое время, когда уже открыл себе дорогу мечом сквозь неприятелей и почти добрался было до безопасного места у наших и почти до самого лагеря. Из венгерских всадников пал Франциск Кобор (Franciscus Kobor) и Барраб Балог (Barrabus Balog), мужи храбрые. Если бы не слишком скоро нашим нужно было выдти из лагеря для защиты их, которые вместе с Оринским были окружены, то нисколько не следует, как кажется, сомневаться в том, что все неприятельские войска легко можно было бы завлечь к самому лагерю и, уничтожив их, почти покончить войну»446.

«Благородное », «рыцарское » если бы. Допустим, правы поляки, и русские на вылазке понесли серьезные потери.

В конце концов, у ратников Замойского имелась возможность пересчитать тела павших. Правда, и преувеличить потери неприятеля Замойский в рапорте самому королю мог. Ведь о гибели знатных людей он доложил королю не всё, кое-что утаил...

Но важнее в данном случае другое: полякам долгое время не везло. Их осада, как стало понятно к зиме 1581/82 г., не могла привести к падению Пскова, зато привела к многочисленным потерям среди самих осаждающих. Армия при любых обстоятельствах должна была в скором времени отойти от города. Держалась она там с большим трудом, к тому же сильно «похудела ». Следовало как-то взбодрить людей добрыми известиями. Вот и раздули Замойский, а вслед за ним и Гейденштейн из боя, который мало что решал, стратегический успех, разрушение какого-то хитроумного плана Шуйского — напасть на лагерь, уничтожить там королевскую армию...

Может, русский воевода мечтал и Польшу завоевать?

Иван Петрович располагал столь незначительными силами боеспособной пехоты и кавалерии, что серьезного полевого сражения должен был бояться как огня. Даже если бы польская армия уменьшилась по сравнению с началом осады втрое-вчетверо (а это предположение прямо фантастическое), то и тогда воеводе пришлось бы столкнуться с силами, намного превосходящими его собственные по численности. Под рукой князя находилось 4000 войск, годных для боя в открытом поле (стрельцы, казаки, дворянская конница), да еще несколько сотен стрелецкого войска, пробившегося во Псков после начала осады, минус многочисленные потери на вылазках, при неприятельских бомбардировках и отражении приступов — сколько же ратников мог выставить Шуйский к январю 1582 г.? Находясь в здравом уме и твердой памяти, такой гроссмейстер воинской тактики, каким являлся Иван Петрович, ни при каких обстоятельствах не пытался бы разгромить полевое соединение Замойского. Шуйский прекрасно понимал свое положение.

Что произошло на самом деле? Шуйский бросил кавалерию на сторожевой отряд поляков. Те, отходя, приняли бой. Затем князь Иван отрезал полякам путь к отступлению с помощью команды стрельцов. Вражеский отряд, судя по всему, подвергся разгрому, его командир погиб. Затем из лагеря вышли значительные силы поляков и устремились на участников вылазки. Шуйский отвел своих бойцов назад, но пока те отступали, неприятель, преследуя их, нанес серьезный урон.

Во время переговоров о выдаче псковскому гарнизону тел русских воинов, погибших в том бою, произошла ссора, перешедшая в новую стычку. Это привело ко всеобщему озлоблению.

Под занавес осады польско-литовские войска были измотаны и устрашены упорством русских ратников. О новом штурме никто не помышлял с ноября. И даже простое стояние у псковских стен стоило очень дорого. Королевское командование прекрасно понимало: твердость защитников крепости подпитывается высоким боевым духом их командира — князя Шуйского. Поэтому поляки, разозленные последней схваткой, решили погубить его каверзой. Артиллерийский офицер Иван Остромецкий предложил коронному гетману подорвать Ивана Петровича...

9 января 1582 г. из лагеря осаждающих в крепость пришел русский пленник, отпущенный во Псков с большим ларцом. Бог весть, решился ли этот человек на тяжкую измену, или просто был введен в заблуждение. Во всяком случае «легенда » его была такова: среди королевских офицеров сыскался некий дворянин Гонсумеллер, решивший стать перебежчиком. Он и отправил во Псков человека с ларцом, дав ему также грамоту. В пересказе этот текст звучит следующим образом: «Первому государеву боярину и воеводе, князю Ивану Петровичу, Гансумеллер447 челом бьет. Бывал я у вашего государя с немцем Юрием Фрян- бреником448, и ныне вспомнил государя вашего хлеб-соль, и не хочу против него стоять, а хочу выехать на его государево имя. А вперед себя послал с вашим пленным свою казну в том ларце, который он к тебе принесет. И ты бы, князь Иван Петрович, тот мой ларец у того пленного взял и казну мою в том ларце один осмотрел, а иным не давал бы смотреть. А я буду в Пскове в скором времени»449.

Хитрость была шита белыми нитками. Только ярость отчаяния могла подвигнуть командование осаждающих на такую подлость и в то же время на столь наивную уловку. Посовещавшись с прочими военачальниками, Иван Петрович решил не открывать ларчик с секретом. Вещицу отнесли подальше от воеводской избы. Там им занялся псковский умелец, отперший ларец со всей осторожностью. О! «Казна » в нем оказалась знатная! Внутри поляки установили двадцать четыре заряженных пистолета450. Их направили во все стороны. Замки пистолетов соединялись ремнем с запором ящичка, а поверх «самопалов» польские хитрецы насыпали с пуд пороха. Если бы воевода неосторожно откинул крышку, то непременно получил бы свинцовый залп и мощный взрыв...

Гейденштейн фантазирует, будто бы взрыв все-таки произошел и от него погиб русский воевода князь Андрей Иванович Хворостинин плюс некто Козецкий (За- мыцкий?), а князь Шуйский получил ранение: позднее его не видели на стенах. Русские источники полностью эту выдумку опровергают. Летом 1583 г. мы видим Андрея Хворостинина первым воеводой передового полка на казанских землях. Ему предстояло прожить еще долгий, насыщенный событиями отрезок жизни.

Впрочем, существует третья версия этих событий, наиболее достоверная. Ее излагает автор независимого частного летописца, названного историками Пискарев- ским. Он явно получил сведения от участника псковского «осадного сидения », поскольку передает бытовые подробности, выдающие слово очевидца. Так вот, по изложению Пискаревского летописца, «адская машинка», попав в руки псковских воевод, вызвала подозрение неким «малым ремешком», привязанным к ларцу. Ремешок порвали, после чего пришлось вызывать мастера- «замочника ». А уж тот вскрыл ларец безопасным способом. Там обнаружили «... полно зелия и пищалок маленьких. А тот ремешок приведен к спускам самопальным». Разобранная адская машинка не причинила псковским воеводам никакого вреда.