Убийца Шута - Робин Хобб

К тому времени, как я затащил колыбель в нашу спальню, Молли уже положила Би посредине нашей кровати и я понял, что сегодня она будет спать между нами. Что ж, тем лучше. Я быстро обошел комнату, делая вид что плотнее закрываю шторы, и поярче разжигаю огонь в камине. На самом же деле я проверял не спрятался ли в нишах или гардинах незваный "гость". Я занимался этим пока Молли снимала с Би нарядное платьице и надевала на нее мягкую ночную рубашечку, в которой она стала похожей на гномика. Когда Молли обернула излишнюю длину ткани вокруг ножек малышки, я спросил ее тихонько: - У тебя будет все в порядке если я вернусь к гостям?

- Я закрою за тобой дверь на засов, - сказала она мне.

Наши глаза встретились. Взгляд моей партнерши уверил меня в том, что наш детеныш будет с ней в безопасности. - Это будет мудро, - согласился я. - Я постучусь и позову тебя через дверь, когда приду.

- Нда, это успокаивает, - сказала она тихо и мы нехотя рассмеялись.

- Я знаю, что с моей стороны глупо так сильно переживать, - солгал я ей.

О, я уверена, что с твоей стороны глупо считать, что я тебе поверила, - ответила она и пошла за мной к двери. После того, как дверь за мной закрылась я услашал как Молли возится с тугой, редко используемой задвижкой. Затем раздался звук скользящего метала и задвижка закрылась. Хороший звук.

Кетриккен и ее сопровождающие остались всего на одну ночь. Мы не принесли с собой Би на завтрак и никто не высказал желания увидеть ее. Менестрелю не позволили увидеть ее ни на людях, ни на наедине. Кетриккен не упомянула о том, что рождение Би надо задокументировать и признать ее истинным ребенком ФитцаЧивэла Видящего. Би не встала в очередь престолонаследия на трон Видящих. Ее жизнь не будет такой, как у ее сестры, это было очевидно. Кетриккен осмотрела моего ребенка и признала ее неполноценной. Я не мог решить чувствовал ли я злость за то, что она сняла Би со счетов, либо глубокую благодарность.

Но у этой медали была и другая сторона. Если бы Кетриккен признала моего ребенка хотя бы даже наедине со мной, то Би автоматически попала бы под ее защиту. А то, что она не внесла имя Би в династию Видящих оставило ее за пределами круга, на произвол судьбы, как когда-то это было со мной: Видящий, который был для трона козырной картой и помехой одновременно.

Кетриккен объявила о том, что должна отбыть сразу после обеда, все ее друзья также сообщили о том, что уезжают домой. Она смотрела на меня глазами полными сочувствия. Я думаю, что она решила, что мы с Молли хотим остаться наедине с нашим умирающим ребенком и насладиться каждой минутой ее жизни прежде, чем она покинет нас. Это было бы благородным жестом с ее стороны, только если бы Би действительно угасала. Трудно было тепло проститься с Кетриккен, поскольку все это выглядело так, как если бы она желала скорой смерти моей дочери.

Неттл оставалась с нами неделю. Она видела Би каждый день и я думаю, что постепенно пришла к выводу, что хоть Би активно не растет и не набирает в весе, она все же и не чахнет. Она оставалась все такой же: ела, пила, рассматривала мир своими голубыми глазами и искра жизни в ней горела ярко судя по восприятию моего Уита. Наконец, Неттл объявила о том, что должна вернуться в Баккип к своим обязанностям. До своего отъезда она нашла укромное местечко и высказала мне все что думала по поводу того, что я сразу не известил ее о рождении Би, а также умоляла меня сообщать ей о любых изменениях в здоровье нашего с Молли ребенка через Скилл. Я с легкостью дал ей свое обещание.

Я ничего не стал сообщать Чейду о его шпионе через Скилл. Мне нужно было время, чтобы подумать. Би была в безопасности. Жест, проверка или угроза, - чтобы это ни было - все было позади. Я почти не видел юного Ланта пока Кетриккен гостила у нас, но я когда она уезжала я вышел с ними за ворота, чтобы убедиться, что он отбыл вместе с ней , и после Чейд ничего не говорил мне о нем.

В последующие недели сыновья Молли приезжали и уезжали: по одному, по двое, некоторые с женами и детьми, некоторые одни. Они разглядывали Би с нежностью и холодным принятием, присущим более старшим по возрасту братьям. Просто появился еще один ребенок, но их мать казалась счастливой и Том Баджерлок выглядел довольным своей участью, так что волноваться здесь было не о чем, куда больше переживаний вызывали у них собственные заботы о своих семьях. Дом опустел и затих после того, как вся компания уехала, словно зима действительно сковала все вокруг.

Я наслаждался обществом своей жены и ребенка.

И обдумывал свой следующий ход.

Глава восьмая. Паучье логово

И вот, как и прежде, я обращаюсь к тебе за советом. Хоть ты и Шут, но твои советы были всегда самыми мудрыми. Я знаю, что это невозможно, но меня все же тянет еще разок посидеть и подумать рядом с тобой. Тебе всегда удавалось взглянуть на спутанный клубок дворцовых политических интриг и объяснить мне в каком месте каждая ниточка была завязана в узел и блокирована, ты мог отследить весь путь от петли в руках палача до того, кто был подстрекателем казни. Мне не хватает твоей проницательности так же сильно, как и твоего дружеского присутствия. Ты не был воином, но когда ты прикрывал мне спину, я чувствовал себя защищенным, как ни с кем и никогда.

Но также я признаю, что ты так меня ранил, как мало кто смог бы. Ты писал Джофрон? Но не мне? Если бы было хоть одно послание от тебя за все эти годы, у меня был бы адрес, куда отправлять эти бесполезные размышления. С посланцем или птицей, я мог бы послать их тебе и представлять, что в каком-то отдаленном месте и времени, они достигнут тебя, и ты не пожалеешь для меня одну лишь мысль. Ты знаешь мою природу. Я ищу кусочки и подсказки и собираю из них картину, в которой ты намеренно не пишешь мне, чтобы я в любом случае не мог дотянуться до тебя. Почему? Что мне остается думать, кроме как что ты боишься, что я уничтожу плоды твоей работы? Исходя из этого, я вынужден предположить, а что если это и есть то, чем я всегда был для тебя. Только Изменяющим? Оружием, которым нужно владеть без милосердия, а затем выбросить, чтобы оно не навредило тебе или твоей работе?

Мне нужен друг, и у меня нет никого, кому бы я мог показать мою слабость, мой страх, мои кошмары. У меня есть любовь Молли, и моя сила нужна Пчелке. Я не смею показать кому-то из них, что видя, как Пчелка остается пассивным ребенком, мое сердце разбивается. Когда мои мечты о ней растворяются в воздухе, и я боюсь будущего, в котором она навсегда останется неразвитой и низкорослой, кому я могу доверить свою боль? Молли, которая любит ее до безумия и яростно настаивает, что время восполнит все, что ей нужно? Она, кажется, не осознает, что наш ребенок проявляет меньше ума, чем двухдневный цыпленок.

Шут, мой ребенок не ловит мой взгляд. Когда я прикасаюсь к ней, она отворачивается так сильно, как только может. Но это еще не все, она не переворачивается и не держит головку самостоятельно. Она не производит ни звука, даже когда плачет. Но даже это происходит нечасто. Она не хватает свою маму за палец. Она инертна, Шут, скорее растение, чем ребенок, и это каждый день разбивает мне сердце. Я хочу любить ее, а вместо этого понимаю, что отдал сердце ребенку, которого на самом деле здесь нет, ребенку, которого я себе нафантазировал. И я смотрю на свою Пчелку и страстно желаю, чтобы она стала тем, кем не является. И которым, возможно, она никогда не станет.

Ах, я не знаю, какое утешение кто-нибудь мог бы мне предложить, кроме как позволить сказать все это вслух и не чувствовать отвращение от своей бессердечности.

Вместо этого, я пишу эти строки и сжигаю их в огне либо выбрасываю их вместе с другими моими бесполезными размышлениями, которые я, как одержимый, записываю каждую ночь.

Я ждал четыре месяца, перед тем как поехать в замок Баккипа, чтобы лицом к лицу столкнуться с Чейдом и Леди Розмари.

В течении тех дней все по хозяйству было спокойно, только было много обычных рутинных дел, которыми всегда занята жизнь. Моя маленькая дочь хорошо ела и спала так же мало, как любой новорожденный, если верить Молли, но на мой взгляд, невероятно мало. Она все еще не будила нас по ночам плачем. Напротив, она лежала спокойная и тихая, с открытыми глазами, уставившись в угол темной комнаты. Она до сих пор спала в защищенном месте между мной и Молли и ежечасно была подвергалась материнской заботе.

Пчелка росла, но так медленно. Она казалась здоровой, но Молли сообщила мне, что она ведет себя не так, как полагается детям ее возраста. Сначала я не обращал внимания на ее предостережения. Пчелка была в моих глазах маленькой, но совершенной. Когда я заглянул в ее колыбель, она посмотрела в потолок сосредоточенным взглядом своих голубых глаз, и это пронзило мое сердце любовью.