Новая Россия в постели - Эдуард Тополь

Хотя, конечно, иногда среди них и романтики попадаются. У меня один итальянец был, Витторио, я его Виктором звала. Очень красивый мужчина, спортсмен, сложен, как Аполлон. Я в него по уши влюбилась, мы полгода встречались. Но сколько можно меня обнимать и целовать? Я женщина, я хочу секса! Особенно если меня обнимает и целует мужчина, от которого я уже без ума. Однажды я сказала: «О'кей, раздевайся, сегодня мы займемся любовью». Он говорит: нет, пока мы не поженимся, мы не будем заниматься любовью. Я говорю: почему? Он говорит: это грех, мне Бог не разрешает. Я говорю: а целоваться? ласкаться? Он говорит: это максимум, что я могу себе позволить. Но в конце концов после шести месяцев этого динамо и мучений я сказала: знаешь, дорогой, пора тебе подумать о наших отношениях, я не хочу тебя обманывать — быть с тобой, а трахаться где-то в другом месте. Он говорит: хорошо, я хочу попробовать, что это такое. И — ему уже тридцать шесть лет, представьте! — он впервые женщину попробовал. И это с его итальянским темпераментом! Конечно, он был в восторге, но наутро прямо с постели убежал в церковь. И целую неделю каждый день ходил в церковь замаливать грехи, почернел на глазах. Потом приходит: хочу еще. Я говорю: это же грех, ты потом молитвами себя вообще в могилу сведешь! Он говорит: ничего, я что-то придумал. А оказывается, что он придумал — не кончать! То есть как почувствует, что может кончить, — сразу выскакивает и в ванную, под холодный душ. Я говорю: знаешь что? я так не могу, я тоже человек. Ты или женись, чтобы все уже до конца делать, или… Но жениться он не хотел, говорит: пастор сказал, что любовь — это пожар. А я, говорит, не чувствую пожара в груди, я не могу жениться. Я говорю: ладно, раз не чувствуешь, что с тобой делать, гуд-бай! А очень хороший был мужчина и по гороскопу мне подходил…

Еще один девственник мне попался — 33 года, резидентуру оканчивал, без пяти минут врач. Мы с ним поселились на Восточном Манхэттене. Точнее, я к нему переехала, он студию снимал на тридцать седьмом этаже в сорокаэтажной башне. Этот от ревности с ума сходил, как мальчишка. То есть он в свои тридцать три стал проходить то, что обычно мальчишки в шестнадцать проходят, — первую влюбленность, ревность, безумия всякие. А мне это надо? Я прихожу с работы, еле ноги тащу, а он на меня еще в прихожей набрасывается, как дикарь, трусы срывает, ноги на плечи и колотит меня спиной о стенку так, что соседи стучат, кричат: соте оп! башня качается! И чуть что — подозрения, слезы, скандалы: ты где была? ты почему на него так посмотрела? Я говорю: знаешь что? я не могу так — каждый день всю ночь напролет трахаться, потом день работать, потом опять трахаться, а потом еще эти скандалы слушать. Я уже на шестнадцать фунтов похудела, я лучше домой пойду. Господи, что тут началось! Он на подоконник залез из окна бросаться! А здоровый мужик, сто с лишним кило, я думаю: сейчас от его веса просто рама вывалится. Короче, еле стащила с окна. А через три дня снова: ты почему из сауны такая счастливая пришла? Я говорю: твою мать, а какая я из сауны должна приходить? Он говорит: наверно, ты там была с кем-то! Я говорю: с кем я могу быть, когда у меня месячные? Ага, говорит, а если бы не месячные, то была бы! Значит, ты меня не любишь, я в монахи ухожу! И хватает телефонную трубку, заказывает себе по «Амэрикан экспресс» билет в Италию, в Ватикан.

Короче, вот такая безумная любовь, как у подростков, — до окончания его резидентуры. А как только получил диплом врача, говорит: я уезжаю в Африку — работать в миссионерской больнице, ты поедешь со мной. Я говорю: в какую Африку? ты что? сбесился? тебе в Америке мало работы? Нет, говорит, хочу в Африку, в миссионеры, это большая честь такую работу получить. И бряк — на колени: поехали со мной, умоляю! Я говорю: сейчас! я для того из России уезжала, чтобы в какую-то Африку! Думаю: он меня так любит, никуда не уедет! А он взял и уехал, мерзавец!

Ладно. Поплакала и живу дальше. Проходит полгода, встречаю свой идеал. Мужчина — красавец, интеллигент, копия Майкл Дуглас. Снова дружим, общаемся, я ему массаж делаю и говорю: «Знаешь, ты первый американец, с которым мне так легко и просто. Смотри, как бы я в тебя не влюбилась!» Он говорит: «Я тебе не советую. Останешься несчастной и жизнь себе поломаешь». Я, конечно, обиделась, говорю: «А чем я для тебя плоха? Или ты гомик? Но что-то не похоже…» Он говорит: «Я не гомик, я „стрэйт“, но лучше тебе забыть про эту идею». Но как я могу забыть, когда я уже по ночам его во сне вижу, и сны такие — ну, сами понимаете. Я по утрам как больная. Думаю, не могу больше, неужели у него любовница, дай проверю. Начинаю возле его офиса крутиться, высмотрела гараж, где он машину паркует, и по вечерам дежурю напротив в кафешке. А он адвокат, он допоздна работает, до десяти-одиннадцати. И когда выскочит из-под земли на своей «БМВ», никак не угадаешь. Только увижу его машину, только выскочу из кафе, чтоб такси поймать, а его уже след простыл. И так четыре раза. Но на пятый мне повезло — он в пробку попал. Как раз на углу Сорок седьмой стрит и Третьей авеню, где у него офис, — пробка. Я сажусь в такси и говорю водителю: «За тем „БМВ“!» Едем. И приезжаем прямо в Чайнатаун, мой адвокат, вижу, на какой-то крохотной улице машину паркует. Шофер такси мне говорит: приехали, мэм. А уже темно, десять часов. Я говорю: стой и молчи, выключи свет. Он выключил. Смотрю: мой Майкл Дуглас выходит из машины, идет к какому-то подъезду, нажимает звонок, ему с ходу открывают, и он исчез. Так, думаю, ничего себе Майкл Дуглас! По дешевым китайским борделям! А шофер говорит: мэм, это ваш муж? Я говорю: да. А как еще я могла ему объяснить, почему я ночью за этим мужчиной слежу? И тут он говорит: донт ворри, не беспокойтесь, мэм, я это место знаю, здесь ни сифилис, ни СПИД подхватить нельзя. Я говорю: а что это за место? разве это не бордель? Он говорит: нет, мэм, это эксклюзивное место, сюда только самые богатые приезжают, тут им китайцы своих десятилетних девственниц продают.

То есть опять я прокололась — на самом респектабельном американце, на адвокате!

Но время все лечит, даже такие раны. Тем более что к нам на массаж каждый день по десятку мужчин приходит, иногда на пять десятков хоть один стоящий появляется. И вот появился — полный отпад! Тридцать три года, высокий, красивый, спортивный, машина «феррари» и холостой — ну что еще надо? Я постаралась, сделала массаж от души! И ухожу. Он говорит: подожди, а это? а «экстра»? Я говорю: «Ну ты свинья! Я тебе такой массаж сделала — лучше любого „экстра“! А ты!..» Заплакала и ушла.

Так он месяц звонил в салон, извинялся и свидания просил. И как-то под Новый год сижу одна, настроение плохое, думаю: а, черт, пойду с ним в ресторан, отвлекусь. В конце концов, может, он и не такой испорченный? Просто это же их страна, а у них принято в массажных салонах и сексуально обслуживаться. Короче, уговорила себя, а тут он снова звонит, я говорю: хорошо, я согласна. И мы идем в итальянский ресторан, там музыка, шампанское, он за мной красиво ухаживает и даже по манерам видно — аристократ в десятом поколении. И как сидит, и как бокал держит, и как у него ногти подстрижены — ну, по всему! Извиняется, конечно, прощения просит за тот случай. Я говорю: ладно, проехали! И начинается любовь — лучше не бывает! У него какой-то компьютерный бизнес, двухэтажный дом в Лонг-Айленде на берегу океана, конюшня и дог серебристой масти.

Ну, думаю, наконец, ты, Золушка, нашла свое счастье! И стала каждую субботу ездить к нему в Лонг-Айленд. Но он меня не кормил совершенно! Только раз в день заказывал из ресторана пиццу или салат какой-то. А трахал с утра до ночи! Я голодная и оттраханная еду в воскресенье домой электричкой и думаю: да что ж это в самом деле? Какая Золушка это выдержит? И говорю ему в следующий уик-энд: не могу так больше, хочу поесть по-человечески! Он говорит: ладно, пошли в ресторан. Повел в ресторан. А это Ист-Хэмптон, Манток, самое фешенебельное место, там Барбра Стрейзанд дом имеет, там такие рестораны! И вот садимся за столик — один официант слева, второй справа, тот карту вин принес, этот меню. Я начинаю заказывать, а мой говорит: нет, подожди, это слишком дорого. Я со стыда не знала куда деться. А он говорит официанту: что тут у вас подешевле? Я в шоке, говорю: все, ухожу, вези меня на электричку! Он опять извиняется: ты меня не так поняла, я хотел сделать тебе подарок, а у меня сейчас туго с деньгами, идем в магазин! Заходим в магазин, он покупает на кредитную карточку мне платье за триста долларов, а моей дочке в Москву сережки еще за двести. Я думаю: ну, слава Богу, наконец в нем какие-то чувства проснулись. А то живет тут как отмороженный, нужно его воспитывать, разбудить в нем настоящего человека. И действительно, развивается настоящая любовь — он мне объяснился в любви, я ему объяснилась в любви, он говорит: знаешь что? а ты не хотела бы попробовать втроем? Я говорю: ну давай. Я думала, что он или девочку позовет из эскорт-сервиса, или друга своего. А он меня привязал к койке и приводит своего серебристого дога. То есть вот, оказывается, его главное удовольствие: смотреть, как дог женщину трахает. Ну, я, конечно, не далась и решила: да идите вы все со своей хваленой Америкой! В России у нас мужики попроще. Уж если хотели трахать, так трахали! Села в самолет и вернулась в Москву. И хочу вас спросить: что лучше — наше русское динамо или их огурцы и надувные куклы для секса?