Предписанное отравление - Бауэрс Дороти

Пардо сделал паузу. Солт удивленно взглянул на него.

– Почему он не дал ей умереть? Ведь это было бы легко.

– Потому что он был слишком умен. В начале лета она легко могла умереть от запущенной болезни или каких-то недостатков в лечении, и доктора было бы сложно уличить. Но это не устраивало доктора. Фейфул представляет собой интересный образец двойного сознания. Он – убийца. Но он также и преданный своему делу человек науки. Несомненно, была затронута его профессиональная гордость. С другой стороны, думаю, он узнал, что она собирается оставить ему деньги, но еще не составила завещания. Также возможно, что, несмотря на близость к семье, он был не уверен в размере суммы. Как бы то ни было, он предпочел подождать.

Затем он изобрел блестящую схему. Если старуха умрет во время болезни, а после он женится на Кэрол, то кто знает, какие могут пойти слухи, а ведь, несмотря на голословность, такие разговоры вредны для врачебной карьеры. Отчего бы не подождать выздоровления, а затем не убить ее каким-нибудь до того неподходящим препаратом, что никто и не подумает на врача? Так что он даже не пытался сделать так, чтобы смерть показалась естественной. Когда она болела, он спас ее. Чтобы убить.

Затем произошло несколько событий. И Фейфул постарался использовать каждое из них. Человек он расчетливый. И злобный. Дерзкий, но утонченный, обыгрывающий все, что только можно. Карновски влюблен в Дженни? Хорошо, роман послужит его целям. Я не сомневаюсь, что он и Кэрол постарались задействовать его. Кэрол могла пригласить Карновски в дом, а доктор мог обронить слово-другое при старухе – дескать, киноактер приударил за Дженни. Последовавшая ссора позволила впутать Карновски в дело.

Далее. Анонимные письма. Если убийство старой леди и вызывало сомнения, кампания Эмили Буллен обратила эти сомнения в уверенность. Она все запутала и на какое-то время стала лучшим союзником доктора. Но о готовящемся убийстве сама она ничего не знала. Ее вмешательство было совершенно случайным. Она всего лишь бедное, подавленное существо, питавшее тайную и совершенно неразделенную страсть к доктору. Каким-то образом она узнала о том, что он сделал Дженни предложение. Вероятно, для нее было загадкой: как женщина может отказать ему? Полагаю, она сделала несколько робких попыток обратить на себя внимание, но доктор их проигнорировал, а может, и вовсе не заметил. Это породило у нее навязчивые мысли и изводило ее. Она начала ненавидеть Фейфула, и решила, что ей будет приятно наблюдать за тем, как он отреагирует на несколько анонимок. Вот и все. Когда пришло первое письмо?

– Двенадцатого июня, – ответил Солт.

– Да. А за пять дней до этого был «украден» морфий. Но к нему я еще вернусь. А сейчас я хочу заметить, что за пять дней до получения первого письма доктор начал готовиться к будущему убийству. Должно быть, это письмо потрясло его. Солт, только подумайте, какое совпадение! Она ничего не знала, но когда Фейфул прочел ее письмо, ему должно было показаться, что он разоблачен. Он ненадолго затаился, а письма продолжали приходить. Фейфул призадумался и понял, что о его намерениях мог знать разве что читатель мыслей. Потому он решил использовать эти анонимки в своих целях. Человек послабее не выдержал бы. Но доктор решился на смелый шаг – передать обличающие его письма в полицию! И результат был неизбежен: он оказался вне подозрений.

– А что с морфием? – спросил сержант.

– Через минуту я дойду и до него. Потом он выведет на Фейфула. Но сначала о другом июльском событии. Миссис Лакланд рассказала мистеру Ренни, что хочет оставить все свои деньги доктору. Она рассказала это и самому Фейфулу, и он смог узнать даже день, в который будет составлено завещание – ведь доктор сам должен был выбрать день, когда пациентка смогла бы увидеться с адвокатом.

Теперь перейдем к очередному ходу Фейфула, – Пардо нетерпеливо подался вперед. – Он был блестящим. Доктор решил убить старушку накануне составления нового завещания, что помешало бы ему стать единоличным наследником! Чем не доказательство его невиновности? Но он мог пожертвовать наследством, ведь он стремился к намного большему состоянию! Он получит его, женившись на Кэрол. А если в преступлении обвинят Дженни и Карновски, тем лучше – в таком случае Кэрол унаследует и долю Дженни.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Что же он сделал? Он взял точно такой же пузырек, как тот, в котором было лекарство миссис Лакланд, и отравил его морфием. Правда, доктор не обратил внимания на запятнанную этикетку. Он мог легко подменить пузырек после того, как дал ей настоящее лекарство. К тому же он был фокусником. Тем жарким днем он мог свободно пользоваться платком. Он завел один из тех разговоров, которые так любила старушка. И вуаля – дело сделано! И все это, конечно, запутало нас. Все это время мы разрабатывали теорию о том, что миссис Лакланд была отравлена из того же пузырька, которым она пользовалась последние несколько дней. Я уже говорил, что мы выйдем на решение загадки, если выясним, почему морфий подмешали в пузырек, а не в стакан. А ответ был самым простым: пузырьки были разными.

– А отпечатки были стерты из-за того, что яд ей дала Квентин?

– Точно. Они надеялись, что это будет Дженни. Но старушка отказалась принимать лекарство, когда к ней заходила Дженни. Конечно, это было всего лишь из упрямства, ведь девушка была у нее в немилости. Следовательно, пришлось действовать Кэрол. Она дала ей препарат, поднявшись к ней позже. Хотя пузырек, вероятно, был вытерт после того, как ночью пришел Фейфул. Он обнаружил, что старушка умирает, и вытер пузырек, но при этом постарался оставить собственные отпечатки – таким образом, он еще сильнее запутал дело и усилил впечатление о собственной невиновности.

– А Хетти видела, как Кэрол поднималась к старушке той ночью? – спросил сержант.

– Да, это была Хетти. Из показаний кухарки известно, что она была у шкафа примерно в то же время. Вспомните, что он находится в углу коридора у спальни миссис Лакланд. Если Квентин не расскажет, мы так и не узнаем подробностей. Должно быть, Хетти заметила, как та выходит из комнаты, возможно, с хитрым выражением лица – Дженни рассказывала, что она удивлялась тому, как выглядит Кэрол, когда та думает, что на нее никто не смотрит. Может, она что-то сказала. В любом случае, Хетти знала что-то такое и вскоре поняла, что к чему, и даже побоялась писать об этом матери.

А теперь, Солт, смотрите. Вот, что навело меня на Кэрол Квентин. Почему первым делом после отравления ее бабушки она отправилась к Бидл, чтобы уволить Хетти Пэрк? Как она объяснила, это было увольнение за подслушивание. Но, по словам самой Кэрол, увольнять слуг могла только миссис Лакланд. Если бы кто-то другой попытался уволить прислугу, то старая леди тут же возразила бы. Так что? Заметив служанку в подозрительно опасном месте, Кэрол спокойно уволила ее – ведь она знала, что миссис Лакланд не доживет до утра.

– Как вы думаете, почему они дождались понедельника и только потом убили девушку? – спросил Солт.

– По двум причинам. Одного убийства и так хватало. Они не стали рисковать, совершая второе, пока не подготовились. А в Буллхэме был Костер. Думаю, Квентин запугала девушку, блефуя либо обвиняя ее в соучастии в убийстве миссис Лакланд – заставив ее считать, что полиция все на нее же и повесит. Но они догадывались, что как только служанка попадет домой, ее язык развяжется. У Фейфула было несколько дней на то, чтобы спланировать новое преступление. А в деревне был Костер, на которого можно свалить это убийство.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– И миссис Селби говорит, что никогда не перевязывала его, – вставил Солт.

– Да. Улика-повязка была слишком тщательно проработана доктором. Это его вторая ошибка. К тому времени он стал опрометчив из-за напряжения. Конечно, до приезда доктора в понедельник Костер носил именно тот напальчник, который мы впоследствии нашли, а не тряпочку, которую описал нам доктор. Но, увидев нашу находку, Костер не мог признать, что носил ее, так как боялся, что это обвинит его. А доктор не мог признать правду, так как Костер с правильно перевязанной рукой не смог бы обронить там напальчник, а если это не он, то остается сам доктор. Вот Фейфул и притворился, что Костер снимал повязку, чтобы совершить убийство.