Ты должна была знать - Джин Корелиц

Между тем мобильник перестал звонить. Отлично! Легко отделалась, подумала Грейс.

– Конечно.

– Тогда попробуй позвонить в больницу. На работе точно должны знать, где он.

«Как там Джонатан? Чем занимается?»

Грейс вздрогнула. Телефон тоже задрожал – точнее, завибрировал. Похоже, Мендоса сдаваться не собирался. И тут Грейс по-настоящему забеспокоилась. Вся накопившаяся внутри тревога разом прорвалась наружу. Ей вдруг пришла в голову мысль – вот и закончилась белая полоса, теперь наступила черная.

– Надо ответить, – произнесла Грейс, обращаясь не то к папе, не то к самой себе. – Это, кажется, важный звонок.

Отец вышел из комнаты. И тут Грейс повела себя странно. Очень твердыми, очень целеустремленными шагами направилась к одному из длинных неудобных диванов Евы. Осторожно опустила разворошенную сумку на безобразно дорогой старинный ковер, сотканный то ли в Кермане, то ли еще где-то в Персии. А потом самым категоричным, самым невозмутимым тоном, на какой была способна, Грейс вслух произнесла возмутительную ложь – сказала, что все в порядке, все нормально.

Глава 12

Хлоп-хлоп

На этот раз в подъезде разговаривать полицейские не пожелали. Правда, ждали они Грейс именно там. Как только позвонили и сообщили о прибытии, она сразу спустилась вниз на лифте. Подъезд дома Евы, конечно, был гораздо более величественным, чем ее собственный, и удобной мебели здесь стояло хоть отбавляй. Но полицейские все равно вежливо предложили провести встречу в месте, которое уклончиво называли офисом. Мол, там никто не помешает и можно будет спокойно поговорить наедине. Грейс спросила, что такого они хотят с ней обсудить. Почему обязательно наедине? А когда полицейские не ответили, Грейс сказала:

– Не понимаю. Вы что, меня арестовываете?

Мендоса, который уже направился к дверям, остановился. С неуместным удовлетворением Грейс отметила, что, когда Мендоса обернулся, жир на его шее вываливался за воротник пальто.

– И за что, по вашему мнению, я должен вас арестовать? – спросил он.

На Грейс навалилась невероятная усталость. Вот, она уже готова сдаться властям. Грейс позволила полицейским открыть перед ней дверцу седана, потом скользнула на заднее сиденье рядом с одним из них. С тем, у которого жир на шее. Фамилию Грейс запамятовала. Несмотря ни на что, она чувствовала себя преступницей.

– Ничего не понимаю, – снова повторила Грейс, но на этот раз без малейшего апломба. Когда второй офицер и Мендоса не ответили, Грейс продолжила: – Я же сказала, что почти не знала миссис Альвес.

Сидевший за рулем О’Рурк достаточно добродушно проговорил:

– Вот доедем до офиса, там все и обсудим.

И хотя в данных обстоятельствах это было неуместно, включил радио, причем остановил выбор на станции, передающей классическую музыку. На этом все присутствующие в машине замолчали.

Оказалось, что офис располагался в здании двадцать третьего полицейского участка на Сто второй улице. То есть всего в двух милях от района, где Грейс выросла и теперь растила собственного ребенка. Досюда от ее дома легко можно было дойти пешком. Более того, Грейс на тренажере большие расстояния проходила. Впрочем, в фитнес-клубе на пересечении Третьей авеню и Восьмидесятой улицы Грейс была редким гостем. Однако, несмотря на близость Сто второй улицы, сейчас Грейс очутилась на ней в первый раз. Вот они ехали по Парк-авеню, потом показалась больница Ленокс-Хилл – именно здесь появились на свет и она сама, и Генри. Затем проехали мимо церкви Брик, где женились двое ее бывших одноклассников из Реардона. А вот жилой дом на Девяносто шестой улице. Здесь прошло детство Виты, бывшей лучшей подруги Грейс. Дом стоял точно на том месте, где, по мнению родителей Грейс, пролегала граница «настоящего», «приличного» Манхэттена. Грейс смотрела из окна машины на эти памятные места и невольно гадала, что сказала бы мама, узнав, что дочь через эту условную границу переступила.

Пределы города юности Грейс заканчивались между Девяносто шестой улицей и Парк-авеню. Здесь неподалеку располагалась станция метро, с которой можно было доехать до Испанского Гарлема. Вот так символично – сначала подъем к вершинам общества, потом спуск на дно. Правила, введенные мамой, тоже уроженкой Нью-Йорка, были строги и обсуждению не подлежали. Будь ее воля, к северу от Девяносто шестой улицы повесили бы табличку «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Грейс и Вита никогда не решались переступить невидимый барьер, но иногда, когда были в бунтарском настроении, позволяли себе пройти от Пятой авеню вдоль всей Девяносто шестой улицы. Сначала их окружали дома из бурого песчаника, считавшегося среди здешних жителей верхом элегантности, а потом показывался судоходный пролив Ист-Ривер. А за ним начинался криминальный район, в котором, по мнению Марджори Рейнхарт, таилось множество самых разнообразных опасностей.

Разумеется, став взрослой, Грейс успела неоднократно побывать в Гарлеме. Теперь ничего рискованного в таких прогулках не было. Кроме того, Грейс училась в Колумбии – впрочем, места, где располагались университеты Лиги плюща, являлись исключением из общего правила – если за пределами Девяносто шестой улицы и существовали островки цивилизованного мира, то это были они.

Кроме того, Грейс проходила стажировку в приюте для женщин на Сто двадцать восьмой улице. А еще была на ужасной пьесе в театре на Сто пятьдесят девятой улице. Мать одного из друзей Генри играла в настолько новаторском спектакле, что героиню ее звали просто Женщина. Также на постановке присутствовали Генри и еще один его одноклассник.

Иногда отправлялись всей семьей в ресторан «Сильвия». Джонатан это заведение обожал, а вот Грейс восторгов мужа не разделяла. Тем не менее время от времени ему удавалось уговорить Грейс и Генри пойти отведать тушеных свиных отбивных и макарон. Кроме того, у Грейс и Джонатана было много знакомых, которые решили купить квартиры или дома в этом ранее считавшемся непрестижным районе. Но сейчас цена жилплощади даже в безликой послевоенной коробке выросла настолько, что за те же деньги в Верхнем Ист-Сайде можно было приобрести три этажа довоенного великолепия, да еще с садом в придачу. Единственное, что смущало, – не самые приятные и безопасные десять минут пешком от метро. Грейс даже где-то прочитала, что сейчас в этом районе даже открыли офис элитного риелторского агентства.

Однако, когда машина поехала под гору, Грейс невольно напряглась. Оставь надежду, всяк сюда входящий…

Здание двадцать третьего участка напоминало приземистый кубик Рубика – правда, выкрашено было в неброский, практичный бежевый. По боковому коридору Грейс привели в маленький кабинет, где детектив О’Рурк предложил ей капучино, хотя случай явно не располагал к милым посиделкам с чашечкой кофе. Грейс едва не улыбнулась.

– Нет, спасибо, – отказалась она. Кажется, стаканчик виски был бы гораздо более уместен, едва не прибавила Грейс. Впрочем, выпивать тоже не хотелось.

Тогда О’Рурк отправился за кофе для себя. Мендоса спросил, не нужно ли Грейс зайти в «дамскую комнату». Она ответила отказом. Любопытно, полицейские всегда так предупредительны? Но тут Грейс заметила, как Мендоса украдкой взглянул на часы. Неужели встреча, еще не начавшись, успела ему наскучить? Однако тут офицер зачем-то записал время.

– Мне нужен адвокат? – спросила Грейс.

О’Рурк и Мендоса переглянулись.

– Вряд ли, – ответил О’Рурк. Теперь писали оба. Один строчил в желтом блокноте, второй заполнял какую-то форму. Некоторое время Грейс просто наблюдала за детективами. От стоявших рядом с ними пластиковых стаканчиков с кофе поднимался пар.

– Миссис Сакс, – вдруг спросил Мендоса, – вам удобно?

Что за вопрос? Нет, конечно! Бросив на него слегка неодобрительный взгляд, Грейс соврала:

– Да, разумеется. Вот только понятия не имею, зачем меня сюда привезли.

– Понимаю ваше недоумение, – кивнул Мендоса. То, как он это произнес – выражение лица, жесты, тон, – невольно напомнило Грейс правила, которым следовал любой уважающий себя психолог. Не демонстрировать клиенту лишних эмоций, общаться вежливо, но сдержанно, говорить с мягкой, чуть мелодичной интонацией. Грейс рассердилась. Но тут Мендоса сказал нечто такое, от чего она рассвирепела еще сильнее.

– Вам, наверное, нелегко сейчас.

– С какой стати мне должно быть нелегко? – Грейс перевела взгляд с одного полицейского на другого. – К чему вы клоните? Я ведь уже говорила – мы с Малагой Альвес были едва знакомы. Никаких чувств я по отношению к этой женщине не испытывала – ни дружеских, ни враждебных. Конечно, очень жаль, что с ней произошло такое…

Что – «такое»? Грейс принялась соображать, как бы поудачнее закончить нелепое предложение.

– …ужасное происшествие. Но зачем меня вызвали в участок?

Полицейские обменялись многозначительными взглядами. Эти двое явно знали друг друга давно, и слова им были не нужны. Похоже, О’Рурк и Мендоса придерживались разных мнений относительно того, как следует дальше повести разговор. Победил О’Рурк. Подавшись вперед и опершись локтями на стол, он спросил: