Ты должна была знать - Джин Корелиц

Отец с Евой, конечно, на этом не успокоились. Супруги переглянулись. С ледяным выражением на лице, которому позавидовала бы Снежная королева, Ева развернулась на каблуках и вернулась на кухню. Грейс осталась наедине с папой. Тот продолжал сжимать в руке графин. Вид у отца был почти разъяренный.

– Не представляю, как можно так наплевательски относиться к людям, – отрывисто бросил он. – Понимаю, на работе ты весь день заботишься о чувствах клиентов, но могла бы хоть немного побеспокоиться о чувствах Евы.

Отец сел. Он явно ожидал, что Грейс последует его примеру, однако она слишком растерялась – обвинение, откровенно говоря, озадачивало. Выпад против профессии – это что-то новенькое. Конечно, отец Грейс относился к психотерапии безо всякого одобрения и к выбору дочерью профессии отнесся без восторга. Но при чем же здесь Ева?

– Извини, – осторожно начала Грейс. – Если честно, просто забыла. К тому же надеялась, что Джонатан вот-вот позвонит, и тогда буду знать наверняка…

– А самой позвонить в голову не пришло? – спросил отец таким тоном, будто разговаривал с глупым ребенком.

– Я звонила, но…

Вот именно – но. Джонатан явно не хотел, чтобы жена до него дозвонилась. Грейс нервничала и не представляла, что это может значить. А может, она просто делает из мухи слона? Из-за всех этих переживаний Грейс ни о чем другом не думала и просто не могла заставить себя тревожиться из-за Евы и ее трепетного отношения к количеству столовых приборов. Более того, Ева не просто не любит Грейс – эта женщина не испытывает к ней ни малейшей симпатии. И Грейс отвечает ей взаимностью, однако старается держаться в рамках приличия, потому что эта женщина – жена папы.

– «Но»? – не сдавался отец.

– Хорошо, у меня нет оправдания. Я знаю, как важны для Евы наши ужины.

Этим ответом Грейс умудрилась окончательно испортить ситуацию. С таким же успехом можно было просто заявить: «Да я вообще приходить не хотела! Лучше бы отправились в ресторан «Шан Ли», стрескали бы ребрышек и лобстера по-кантонски. Все лучше, чем таскаться сюда раз в неделю и терпеть плохо скрываемую враждебность Евы! Эта женщина давно уже решила, что я ее драгоценным детишкам в подметки не гожусь, и вообще не заслуживаю чести вкушать ее фирменный морской язык и картофельные крокеты! Не говоря уже о гостеприимстве и хорошем отношении! И вообще, что взрослая зрелая женщина должна испытывать по отношению к единственному отпрыску любимого мужа? Отпрыску, в ранней юности, почти в детстве лишившемуся матери? Ах да! Материнскую нежность! А если не искреннюю, то хотя бы демонстративную, приличия ради».

Но нет, этого Грейс вслух говорить не собиралась. В подобных ситуациях Грейс представляла, что перед ней стоит клиентка и рассказывает, как скучает по матери. Клиентке примерно под сорок, замужем, есть ребенок и достаточно успешная карьера. И что же ей на это ответит Грейс-психолог? А клиентка между тем продолжает. Отца она любит, он ведь родной ей человек, но близких отношений у них никогда не было. После того, как мать умерла, он женился снова. Клиентка, конечно, рада за него – она ведь волновалась, как папа справится один. Разумеется, ей очень хочется наладить хорошие отношения с отцовской женой. Потом клиентка признается, что надеялась хотя бы частично обрести то, чего недополучила в юные годы, хотя и понимала, что стать ей второй матерью эта женщина не сможет. Однако можно хотя бы не вести себя так, будто оказываешь дочери мужа огромную честь, снисходя до нее! Вернее, честь оказывается даже не дочери, а мужу. Короче говоря, клиентка жалеет, что им вообще приходится видеться.

Тут она, конечно, разражается слезами, ведь в глубине души клиентка и сама прекрасно понимает – для нее в этой семье больше нет места. Грейс-психолог посмотрит на эту несчастную женщину у себя на кушетке и, наверное, скажет: как печально, что отец постоянно игнорировал потребность своего ребенка в любви и нежности. И тогда обе – и психолог, и клиентка – притихнут и задумаются. Да, действительно, очень печальная история. Но в результате обе придут к единственно разумному выводу: отец взрослый человек и имеет право сам принимать решения. Может, он и передумает, но уговоры дочери тут никак не помогут.

А теперь – что касается жены. Она не моя мать, подумала Грейс. Моя мать умерла, и отец женился опять. И теперь я ужасно оскорбила его новую жену, не предупредив, что мой муж на ужин не придет. Надо было позвонить и сказать: «Угадай, на кого сегодня не накрывать?» Грейс невольно улыбнулась.

– По-твоему, это смешно? – сурово произнес отец.

Грейс взглянула на него.

– Наоборот – совершенно ничего смешного, – ответила она.

Да, подумала Грейс, близких не выбирают, и именно поэтому надо стараться поддерживать отношения с теми, которые есть, потому что других у нас не будет. Грейс старалась изо всех сил, уже много лет несколько раз в месяц посещая эти самые традиционные ужины. Причем начала с тех пор, как отец в первый раз пригласил Еву Шайнборн на «Четыре последние песни» Штрауса, а потом – на ужин в ресторан «Джинджермен». Однако все старания Грейс пропадали даром. Ни разу она не почувствовала от Евы ни малейшего проявления теплоты, ни проблеска интереса по отношению к Грейс и Джонатану. И, несмотря на это обстоятельство, продолжаю в том же духе, подумала Грейс. Чего здесь больше – чувства долга или надежды? В любом случае глупо.

Отец продолжал сердито глядеть на Грейс. Ева, очевидно, отправилась выполнять тяжкую, непосильную работу. До чего обременительно тащить на кухню громоздкую, неподъемную дополнительную тарелку! Не говоря уже о салфетке, столовых приборах, стакане для воды и бокале для вина! Что за каторжный труд! И тут Грейс поняла: больше всего ей сейчас хочется развернуться и уйти. Цитируя модную фразу, регулярно вылетающую из увеличенных при помощи ботокса уст знаменитостей, настоящих и мнимых: «Я переросла эти отношения». Однако вслух Грейс этого говорить не стала. Вместо этого сказала: «Папа, с Джонатаном что-то не то. Я очень боюсь».

Хотя погодите – Грейс только хотела произнести эти слова. Уже совсем было собралась, как вдруг в кожаной сумке зазвонил мобильный телефон. Забыв про все – и про папу, и про чувство собственного достоинства, – Грейс стянула ремешок с плеча и принялась рыться в многочисленном содержимом ридикюля – записные книжки, кошелек, ручки, айпод, который в последний раз слушала несколько месяцев назад, ключи, подписанное разрешение от родителей, чтобы Генри вместе со всем классом мог отправиться на экскурсию на остров Эллис, – Грейс все забывала его отдать. Потом визитка лучшего продавца скрипок, которую дал Виталий Розенбаум, – из старого инструмента Генри вырос. Грейс отчаянно надеялась, что звонит именно Джонатан. Должно быть, вид у нее был совсем дикий. Грейс копалась в сумке так, будто, подобно герою боевика, должна была срочно найти и обезвредить взрывное устройство. Но держаться в рамках приличий Грейс не могла. «Только не вешай трубку! – мысленно взмолилась она. – Джонатан, не смей вешать трубку!»

Наконец Грейс нащупала мобильник и выудила его наружу, точно ныряльщик драгоценную жемчужину. Посмотрев на дисплей, растерянно моргнула. Она увидела вовсе не стетоскоп, как рассчитывала. Хотя предположение, конечно, было нелепое – Джонатан ведь оставил телефон. Правда, можно было допустить, что он вернулся домой, отыскал «блэк-берри» и позвонил с него жене. Вторым вариантом, на который надеялась Грейс, был неизвестный номер с кодом Среднего Запада («Грейс, твой муж полный идиот! Представляешь, потерял телефон!»). Нет, на дисплее значилось: «Полиция. Мендоса». Грейс ощутила сильнейшее раздражение и досаду.

И тут ей пришло в голову – вдруг с Джонатаном что-то случилось? Что, если его убили и нашли тело, а теперь звонят Грейс, чтобы сообщить ужасную новость? Но, с другой стороны, почему тогда звонит Мендоса? Может, его теперь к ней прикрепили? Интересно, существует ли среди офицеров полиции такая практика? Один раз попадешь в поле зрения, как подозреваемый или как свидетель, – и готово. Любопытно, сколько жителей Нью-Йорка приходится на каждого офицера полиции? И как удивительно, что за два дня Мендоса уже второй раз желает с ней пообщаться.

Наконец Грейс решила не отвечать по телефону. Однако отец продолжал сидеть напротив, пристально глядя на нее. Наконец спросил:

– Джонатан звонит?

Грейс снова взглянула на дисплей, будто мобильник мог передумать, и сейчас она увидит номер мужа. Но нет – по-прежнему Мендоса.

– Папа, – проговорила Грейс. – Я, наверное, недостаточно ясно выразилась. Понимаешь, я понятия не имею, где Джонатан. Думала, он на медицинской конференции на Среднем Западе, но теперь не уверена.

– А звонить пробовала? – спросил отец, будто разговаривая с полной дурой.

Между тем мобильник перестал звонить. Отлично! Легко отделалась, подумала Грейс.