Лягушка (Повесть и рассказы) - Лариса Евгеньева

Однако не похоже было, чтобы Кира брала ее на понт. Наклонившись, она подняла чемодан, сразу перегнувшись на одну сторону, и сказала:

— До свидания.

«Что ж ото будет? — вся похолодев, подумала Эля. — Что ж я им скажу?.. Вечером они приезжают с дачи, войдут, а…»

Что будет дальше, даже думать было страшно.

— Хочешь, я у тебя прощения попрошу? — выдавила Эля.

— Нет. Не хочу.

Забежав вперед, Эля преградила Кире дорогу.

— Улизнула тайком, как свинья!

— Я написала. Твоим и Зайцу. — Кира расстегнула карман куртки и показала уголок конверта. — По дороге брошу.

— Мне же попадет!

— А мне какое дело? — с насмешкой сказала Кира. — Я же квартирантка. Пожила и съехала.

Обойдя Элю, она протиснулась в дверь. Потом в прихожей что-то загрохотало — кажется, она свалила полку для обуви, потом щелкнул замок, и стало тихо.

Наконец Эля была одна.

«Ну и что такого они мне сделают? — успокоила она себя. — Конечно, будут ругаться, будут кричать, чего-нибудь не купят, куда-нибудь не повезут — все это, в конце концов, можно пережить. Не смертельно, успокаивала себя Эля. — Пройдет!» Как переживала она, когда получила по контрольной пару! Прошло. На следующий день как корова языком слизнула. А какая трагедия была, когда в четвертом классе ее забраковали на киностудии! Сами же пригласили, приходила тетенька в школу, искала детей на роли, а потом забраковали! Взяли какую-то страшилу — Эля потом специально ходила смотреть этот фильм, — а ее отшили. Потом Эля даже сама удивлялась: так переживала, а теперь хоть бы хны, в кинотеатре была совершенно спокойной и безразличной. Вот с тех пор она и поняла: все проходит. «И нечего бояться, — сказала она себе. — Они ругать, а ты думай: все проходит».

Рванув заклеенную на зиму дверь, Эля вышла на балкон. Весна была поздняя, но дружная. Сияло солнце, стучала капель, бежали ручьи, и разливались необъятные лужи. Эля смотрела, как там, внизу, бредет через двор Кира. Точнее, не бредет, а топчется — из-за глубоких луж пройти было невозможно, приходилось обходить, возвращаться, снова обходить, опять возвращаться, и в итоге пройден был какой-нибудь метр.

Вот Кира и топталась, да еще с тяжеленным чемоданом. Эля видела, как одной ногой она ухнула в лужу, — наверное, проломился раскисший лед. Но злорадства не было. И надо было как-то пристраиваться жить по-новому, потому что хочешь не хочешь, а Эля уже привыкла к жизни с сестрой.

Кира топталась все там же, кружа между лужами и почти не продвигаясь вперед. Целых два квартала ей еще брести до троллейбуса. Правда, он идет прямо к вокзалу. Возьмет билет и завтра будет у бабушки. Тут в мыслях у Эли словно бы произошла какая-то зацепка: «Возьмет билет». Возьмет значит, купит. За какие деньги, интересно? Последние два рубля из той десятки, что дала ей «на дорожку» бабушка, Кира потратила на Восьмое марта, купив Элиной матери, а своей тете, цветы. Денег у Киры не было ни копейки!

«Меня не касается, — мстительно подумала Эля. — Сама заварила, сама и расхлебывай. Так даже лучше: побродит и домой вернется. С поджатым хвостом! И тогда посмотрим, чья будет сверху». Эля, чуть не рассмеявшись, представила, как Кира важно говорит кассирше: «Один купейный», а потом растерянно ищет, хлопает себя по карманам, и выясняется, что не то что на купейный, но и на плацкартный, и даже на общий денег у нее нету! «А без денег мы билетов не даем!» — сердито говорит ей кассирша. Кира берет свой чемодан, и плетется обратно…

Стоп. Опять какая-то зацепка. И Эле в один миг стало ясно: да ведь знает она, что у нее нет ничегошеньки. И поэтому все будет не так, как придумала сейчас Эля, а совсем по-другому.

Но что значит по-другому?! Не на крышу же она заберется, как мешочница из фильмов про гражданскую войну! Или, как беспризорники когда-то — Эля тоже видела в кино, — забирались под вагоны в какие-то ящики. Вылезали чумазые, с черными носами… Впрочем, сейчас и ящиков-то таких, наверное, нету. И нечего ей придумать, как ни вертись!

То ли от волнения, то ли от холода Элю пробрала дрожь. Не глянув вниз и не желая знать, что там вытворяет эта ненормальная, Эля вернулась в комнату и включила проигрыватель. Все кончено! Гуд бай. Но мысли упрямо лезли и теснились в голове, мелькали какие-то картинки, словно кадрики из фильма: вот Кира на вокзале, вот подходит к поезду… Стоп! Там же проводник! Без билета не пропустит. «Я маму провожаю», — тоненько сказала Кира с картинки и прошла в плацкартный вагон. Конечно! Проще простого соврать, что кого-то провожаешь. К девчонке вообще никаких подозрений. Вот она смотрит, — никого. Забрасывает наверх чемодан, а сама лезет под скамью. Нет, пожалуй, под скамью не годится: туда ставят вещи. Лучше на третью полку, на багажную. Сжаться в комочек и закрыться своим чемоданом.

Громкая музыка, мешая, лезла в уши. Эля выключила проигрыватель. Ну, ладно, что там дальше? Дальше они едут — все уже заняли свои места, проводник проверяет билеты. А еще дальше — Киру раскроют. Обязательно раскроют! Ведь нельзя же всерьез надеяться… Достаточно кому-нибудь повнимательнее глянуть, тому же проводнику, и вот: «А ну, слезай, кто там прячется!» Кира жмется в угол, пытается заслониться чемоданом, но ее все равно стаскивают. Начинают расспрашивать, начинают стыдить, как это принято у взрослых: такая, дескать, большая, а чем занимаешься!

Эля прижала руку к груди — так колотилось ее сердце. Ну нет, на такое позорище она бы ни за что не пошла! А Кира идет. В том, что Кира заберется в поезд любой ценой, Эля не сомневалась: она уже достаточно хорошо знала свою сестру. «Но зачем ей это, зачем? — подумала она. — Почему нельзя сделать по-человечески? Списаться с бабушкой, взять у мамы денег на дорогу?.. Как будто она от кого-то убегает!» Но дело в том, что Кира и вправду убегала, и Эля прекрасно это знала, хоть и не желала признаваться себе самой. Она метнулась на балкон — Киры, конечно, уже не было во дворе, — потом в комнату, набросила пальто, схватила копилку и выбежала из квартиры.

Кошка с зелеными раскосыми глазами, золотым носом и загадочной улыбкой. Эта кошка была для Эли самым близким после Зайца (не считая родителей, конечно) существом, а теперь, когда Зайца, можно сказать, у нее уже нет, — то единственно близким. Только не надо думать, будто Эля была какой-то невероятной скрягой и обожала копилку из-за монет, что в ней звенели. Вовсе не поэтому. Дело в том, что копилку подарила Эле Заяц. На день рождения, еще в третьем классе. Непонятно, что это вдруг взбрело Зайцу в голову. Эля потом узнала: ее подружка утащила копилку у какой-то из многочисленных теток, а их у Зайца было одиннадцать!

Как бы там ни было, копилка, подаренная любимой подругой, сразу перешла в разряд предметов одушевленных. Она никогда не была для Эли куском раскрашенной глины — нет, это было существо хотя и молчаливое, однако полное достоинства и с собственным характером.

Сергей Львович, не одобряя накопительских замашек, хотел копилку куда-нибудь «изолировать», но Эле удалось ее отстоять. Правда, и копить-то она не собиралась. Накопилось, можно сказать случайно: бросали больше «для смеха» по одной монетке, но, поскольку с появлением копилки прошло несколько лет, кошка катастрофически потяжелела, создав при этом целую проблему. Ибо, чтобы достать монетки, ее надо было разбить — другого выхода просто не было. А разбить ее — все равно что Зайца сбросить с балкона. Да и в монетах этих Эля совершенно не нуждалась. А вот теперь они пригодились. Вот только…

Дальше Эля не хотела додумывать. Не могла. Выбежав со двора, она бросилась по улице и, разогнавшись, чуть не налетела сзади на Киру — та ушла совсем недалеко.

Кира шла медленно, сильно перегнувшись и припадая на одну ногу. Ее полосатый колпачок все время сбивался на ухо, и ей приходилось то и дело поправлять его красной, озябшей рукой. Чуть отстав, Эля плелась следом. Надо было догнать, окликнуть, но она не могла отчего-то. Выскочив в спешке в комнатных тапках, Эля заметила это лишь внизу и не захотела возвращаться. Теперь тапки насквозь промокли, а ядовито-розовые помпоны на них, ранее бывшие пушистыми, торчали мокрыми колючками.

Поскользнувшись на снежной жиже, Кира неловко взмахнула рукой и упала. Какая-то женщина помогла ей встать, а Кира, улыбнувшись, поблагодарила. Она еще улыбалась! «Я бы так не смогла, — подумала Эля, — я бы давно уже заревела». И вдруг она представила себя на месте Киры. Даже не представила — ощутила. А если бы она — вот так?

Это было так неожиданно и так пронзительно, что Эля чуть не задохнулась. Вот она бредет с оттягивающим руку чемоданом, скользя на талом снегу, поправляя другой рукой сваливающийся колпачок. Совсем одна. Ей сказали: «Вот твоя сестра», сказали: «Будь как дома», а получилось обманули. Потому что ни сестры теперь, ни дома.