На всю жизнь (повести) - В. Подзимек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама Лида в это время накормила самого маленького члена семьи. Затем наконец-то прозвучало с таким нетерпением ожидаемое приглашение:
— Мальчики, идите есть.
Шебек с облегчением закрыл книгу, сказав, что продолжение будет в следующий раз.
— Когда будет этот следующий раз, папа? — Вопрос детей привел его в недоумение.
Откуда ему знать, когда будет следующий раз?..
Они заканчивали воскресный обед, часто прерываемый замечаниями, что так за столом не сидят, и просьбами есть побыстрее. Естественно, в адрес мальчиков, потому что отца подгонять за обедом не нужно было.
У двери раздался звонок.
Лида, полагая, что кто-то из соседок пришел занять что-нибудь, а такое в городке случалось часто, пошла открывать.
— Заходи, Индра, — послышался ее голос. — Извини, мы немного запоздали с обедом, поэтому еще сидим за столом.
Командир батальона сказал, что зайдет попозже, но Лида не согласилась.
Шебек вышел, чтобы встретить его, польщенный этим визитом.
— Садись с нами, — пригласила Лида, не обратив внимания на слова Индры Буреша, что он уже пообедал. — В ресторане совсем не то, — сказала она я почти насильно усадила его за стол.
В дальнейшем насилия не требовалось. Буреш ел с отличным аппетитом, как будто бы и не обедал перед этим в ресторане.
«И правда, ему необходимо жениться», — подумал Шебек.
Закончив обед, Лида заявила, что пойдет с детьми прогуляться, потому что дождь уже кончился.
Шебек провел командира в гостиную.
— Прошу прощения, Петр, я так неожиданно к вам нагрянул, — сказал Буреш. — Завтра у меня собрание в дивизии, а послезавтра тебя уже здесь не будет. Мне многое хотелось бы тебе сказать. Что-то объяснить, а за что-то и извиниться.
Только сейчас Шебек понял, почему он был таким рассеянным, когда читал детям книгу. И он тоже боялся, что завтра у него уже не будет возможности объяснить что-либо Бурешу, а за что-либо извиниться.
Именно в этом он хотел признаться, когда в комнату вошла Лида.
Оба вскочили, чтобы помочь ей спустить коляску по лестнице.
Снова вернувшись в комнату, они не знали, с чего начать разговор.
— Мне кажется, Петр, что тебе со мной не всегда было легко, — произнес Буреш после минуты молчания. — Но я ведь только учусь быть настоящим командиром.
— А я только учусь быть настоящим политработником, — Шебек не дал ему заняться самокритикой.
— Я во многом был не прав, — заявил Буреш.
Но Шебек стал приводить аргументы, доказывающие, что он, Шебек, явился причиной всех их неудач.
Буреш также нашел аргументы, свидетельствующие, что он как командир не стоит и ломаного гроша.
Если бы кто-нибудь из подчиненных услышал их в эту минуту, то наверняка подал бы» рапорт о переводе в другую воинскую часть, чтобы не служить под началом таких неспособных людей.
Они продолжали заниматься самобичеванием и после того, как Шебек сварил кофе и предложил его гостю.
— Я понимаю, тебе не легко было с Иреной, — сказал Шебек, пытаясь найти какое-то объяснение словам Буреша. — Когда у человека возникают проблемы в личной жизни, они, естественно, отражаются и на его работе.
Буреш бросил на него взгляд, в котором ничего не осталось от только что услышанного Шебеком самобичевания.
— Что ты сказал? — спросил он зловеще.
— Я сказал, что когда у человека проблемы в личной жизни, то это отражается и на его работе, — повторил Шебек, не подразумевая ничего плохого.
— Не смей так говорить! — воскликнул Индра. — Я тебе не размазня какой-нибудь! Я никогда из-за женщины не забываю о своих обязанностях!
— Индра, ты же знаешь, это доказано — личные проблемы нельзя недооценивать! — Шебек попытался перейти на примирительный тон.
— Ты эту философию оставь. Думаешь, если в батальоне что-либо не в порядке, так это моя вина? А ты? Ведь ты тоже кое за что отвечаешь! Если бы ты лучше выполнял свои обязанности, мы могли бы избежать многих проблем!
Они страстно набросились друг на друга, и, когда Лида с детьми вернулась домой, спор был в самом разгаре.
— Я вам не помешала? — спросила она, хотя было ясно, что помешала.
— Твой муж представляет меня глупцом, который может испортить все, за что бы ни взялся, — пожаловался Буреш.
— Вы отлично дополняете друг друга. Такую парочку еще поискать! — заметила Лида.
— Лида, конечно, так не думает, — заявил Шебек, чтобы остановить перепалку.
— Именно так я и думаю, — сказала она и вышла, чтобы заняться дочкой.
К удивлению Шебека, Буреш произнес:
— Лида права, Петр. Мне с тобой было хорошо работать. Очень трудно найти такого политработника, который может сказать командиру в глаза все, что о нем думает. И конечно, даже неприятное.
В комнату вбежали дети и стали просить дядю Индру, чтобы он их покружил, что он с удовольствием сделал. Это помешало Шебеку сказать, что и ему было очень хорошо работать с Бурешем, а недоразумения бывают и в самых примерных семьях.
Когда командир собрался уходить, Шебек вызвался проводить его.
Погода улучшилась. Сквозь редеющие тучки порой проглядывало солнце, воздух был свежим, а потому хорошо дышалось. Они шли молча, немного сожалея, что им приходится расставаться. Кто знает, придется ли еще когда-нибудь поработать вместе?!
Моутеликовых они встретили на площади. Они вели свою дочку за руки и выглядели чрезвычайно счастливыми. Уж Моутелик-то наверняка был счастлив.
— Полная семейная идиллия, — заявил Буреш так, чтобы его услышали.
— Нет, с полной идиллией мы пока подождем, — ответила Моутеликова, и они не знали, как расценить ее ответ.
Мужчины обменялись дружескими рукопожатиями.
— Значит, уезжаете от нас, — сказала Моутеликова Шебеку, подтвердив этим еще раз, что в городке от людей ничего не скроешь. — Я бы тоже так согласилась. Театры, концерты…
— Я еду туда учиться, — заявил Шебек.
— Такой толковый человек, как вы, на все найдет время, — добавила она. — И на театры, и на концерты, и на учебу. Но здесь тоже можно жить. За последний месяц мы дважды были в кино.
Шебек и Буреш постояли немного с Моутеликовыми, похвалили их дочку, сказав, что она растет не по дням, а по часам, и после двух-трех комплиментов расстались с ними.
Снова шли молча, ни одному из них не хотелось комментировать встречу. Вдруг у Моутелика и правда начинается разлад?
Ни говоря ни слова, оба направились к кладбищу. Старушка, продававшая у входа цветы, с любопытством посмотрела на них. Она не привыкла к таким посетителям.
Могила подполковника Томашека находилась в самом конце кладбища. Они никак не могли привыкнуть к тому, что этот человек, скорее добрый дядюшка, чем офицер, уже больше никогда не придет к ним, не сядет возле их рабочих столов и не поинтересуется, что их беспокоит, не подскажет, как лучше решить тот или иной вопрос.
Томашек умер в конце прошлой осени. Умер во время встречи с членами Союза молодежи. Он рассказывал им об ужасах войны и энтузиазме молодежи в период послевоенного строительства, о своей интересной и нелегкой жизни партийного работника. Все слушали его с интересом, и никто не заметил, как посерело его лицо. Томашек закончил встречу, чтобы после перерыва ответить на вопросы.
Он еще сумел подойти к окну, открыть его. Потом вдруг покачнулся, упал, и все отчаянные попытки помочь ему оказались напрасными.
— Тебя тогда еще не было в батальоне… — нарушил молчание Буреш. — Когда у Ванечека умерла жена и он был на краю отчаяния, Томашек рано утром пришел ко мне. Он посоветовал навестить Ванечека и узнать, не нужна ли ему какая-нибудь помощь. Вечером он снова зашел, чтобы спросить, ходил ли я к Ванечеку. Я сознался, что сегодня у меня не получилось, и пообещал, что завтра непременно зайду. Тогда Томашек мне сказал: «Что-то и можно отложить на завтра, командир, но человека — никогда! Для человека нужно всегда найти время».
Буреш с Шебеком стали вспоминать, что Томашек когда-либо им говорил. Его слова они сейчас не могли бы привести точно, потому что не всегда придавали им то значение, которого они заслуживали. Но жизненное кредо Томашека нельзя было забыть: «Самое важное — это человек, и пути к нему следует искать постоянно».
Они покинули кладбище со слезами на глазах, испытывая друг перед другом некоторое смущение.
Оказавшись снова на площади, Буреш решил, что настало время проститься. Протянув Шебеку руку, он собирался пожелать ему успехов в учебе.
— Может, еще зайдешь к нам, Индра? — спросил Шебек. — На ужин.
— С удовольствием бы. Но сегодня не могу. Занят.
— Это очень серьезно?
— Мне самому очень хотелось бы знать, Петр, серьезно это или нет.
— Тоже актриса? — спросил Шебек.
— Художница. Картины пишет…
— Держись за нее, Индра. Картины писать можно везде. И потом, чем глуше дыра, тем она живописнее.