Ловец ласточек - Александра Рябова

— Нормально, — растерянно ответила я.

Поразмыслив несколько секунд, Тау убрал бинокль и сел на пол в метре от меня.

— А, и правда, довольно удобно. Жестковато только. И грязно слегка.

Он скрестил ноги и положил ладони на колени. Ветерок колыхал его русые волосы, переплетал светлые, выгоревшие пряди.

— Ну? И что у тебя случилось?

Я напряглась, но постаралась скрыть это за недоумевающим взглядом.

— Не угадал? — удивился Тау. — Извини, просто у тебя такое грустное лицо.

— Оно у меня всегда такое.

Он засмеялся.

— Могу выслушать, если хочешь на что-то пожаловаться.

Карие глаза его искрились, хотя солнце совсем не касалось их.

Я вздохнула. Запрокинула голову и уставилась на крышу. На самом деле желание пожаловаться часто посещало меня. Но я отмахивалась от него, старалась заглушить, считая, что не имею права на жалобы. Как, живя в тепле и сытости, я могу быть недовольна своим положением? Разве это не делает меня ужасным человеком?

— Глупости, — сказал Тау. — Ведь для человека его личные проблемы всегда трагедии, какими бы в сущности незначительными они ни были. Все мы эгоисты. Так почему бы не жаловаться, если от этого становится легче?

Прочёл ли он мои мысли, или я, не заметив, сама озвучила их? Вроде бы Тау смотрел на меня, но я никак не могла поймать его взгляд.

— Всё будет хорошо.

Слова полоснули по сердцу. Я скривилась и опустила голову, вжалась в перила. Тишина забилась в уши. С каких пор эта фраза стала причинять мне боль? Почему она больше не успокаивает? Неужели я так часто повторяла её, что успела привыкнуть?

Могут ли мои надежды никогда не оправдаться?

Скрипнули доски — Тау встал на ноги и отряхнул джинсы. Бинокль снова мелькнул в его руке. Я подняла глаза, почувствовала ветерок на щеках. Мысли рассеялись.

— Что такое ты там высматриваешь?

— Птиц, — ответил Тау, не отрываясь от бинокля.

— Здесь можно увидеть кого-то, кроме воробьёв?

— Конечно! Зачем, по-твоему, здесь стоит эта вышка? Она, между прочим, орнитологическая. Хочешь сама посмотреть? Могу ещё научить тебя различать птичьи песни.

— Я их знала раньше. Учила в универе на практике.

— А-а, так ты тоже будущий биолог?

— Наверное.

Тау глянул на меня и сощурился. Задумчиво постучал пальцами по биноклю.

— Моё предложение показать птиц ещё открыто.

— Может, в другой раз.

С удивлением я обнаружила, что дышу полной грудью. Обруч исчез. Сердце билось ровно.

«Всего две недели, — произнёс голос. — Ты выдержишь этот срок?»

— Да, — ответила я одними губами.

Багряный лес

Лайонел ушёл.

Он не взял с собой никаких вещей. Я подумала, так он хотел оставить больше воспоминаний о себе. Однако на утро после отбытия в его квартире случился пожар, а позже выяснилось, что загородный дом тоже сгорел. Причины возгораний остались неизвестными, и по городу быстро разнеслись слухи о том, что это было делом рук завистников или врагов Лайонела. Хотя прежде никто и не предполагал, что у него есть недоброжелатели. Мне же начало казаться, что за пожарами стоял сам Лайонел. Словно бы он пытался стереть из этого мира собственное существование.

— Тоже мне трагедия, — фыркала Франтишка. — Невелика потеря.

— Злишься, что он ушёл без тебя? — спросил Кир, помешивая кофе.

— Пф-ф, да пусть катится ко всем чертям! После всего я бы ни за какие деньги не пошла с ним вместе.

— Что между вами случилось? — недоумевала я. — Ты так расстроена, потому что Лайонел не сказал о Приглашении заранее?

— Конечно, это расстраивает, но если бы у него были для этого нормальные причины! Я догадывалась, что вместе нам уйти не получится, и была готова к расставанию, была готова ждать здесь одна столько, сколько придётся, ради будущего воссоединения. Но он, этот подонок, заявил, что никогда не любил меня! Да кого он разыгрывает, как такое вообще можно говорить после года — года! — отношений, после стольких грёбаных признаний! Забудь всё, что было между нами — вот так возьму, мать твою, и забуду, подумаешь, любовь до гроба. Куда бы этот сукин сын ни попал, пусть в канаве подохнет с такими заявлениями.

Отдышавшись, Франтишка допила свой кофе и встала из-за стола.

— Я домой. Передайте Маричке, что у меня поднялась температура.

Так она и ушла, громко хлопнув дверью. И в агентстве имя Лайонела больше не звучало.

Мне казалось, у меня нет особых оснований грустить. Как и сказал Лайонел, я его почти не знала. И всё же чувствовала внутри странную пустоту. Даже подаренную им золотую заколку я больше не смела носить.

— Что тебя тяготит? — спросил Юлиан. Он выглянул из кухни, где был занят ужином.

— Ничего. — Охваченная неожиданной тоской, я сидела перед цветочными горшками и гладила листья. Пыль и рассеянный свет окутали их дымкой, точно туман.

— Не надо, я же вижу, что что-то не так. Не хочешь рассказывать?

Раздражение зудом рассыпалось по затылку и