Полное собрание сочинений. Том 14. Таежный тупик - Василий Песков

Справедливости ради надо сказать, канароводство подорвано было не только борьбой с мещанством, две мировые войны (до канареек ли было!) во всем мире разрушили эту некогда процветавшую отрасль. Сейчас канареек разводят только любители. Но разводят повсюду, во всех странах, в том числе, как видим, и на Канарских островах.

Организм канарейки необычайно пластичен. Изменяя условия кормления и состав пищи, можно изменить цвет оперения птиц. Что касается пения, то канарейки весьма способные ученики. И в Харькове, например, сейчас есть оркестр, где канарейки умело и четко ведут свои партии при исполнении сложных музыкальных произведений.

Но даже бесхитростное природное пение канарейки доставляет много радости. И если, проходя по улице города, вы услышите задорную, почти непрерывную трель и, глянув на балкон, увидите желтую птичку в клетке, знайте: это канарейка.

…Возвращаясь с Канар, я все же увидел дикую канарейку, и совсем неожиданно. На теплоходе «Башкирия» мне сказали: «Зайдите в каюту радиста…» Я зашел. И увидел серо-зеленую птицу. Очень бойкую, жизнерадостную, вполне обжившую каюту радиста Александра Александровича Арзамасцева. В прошлом году,

когда «Башкирия» шла вдоль Африки у Канар, на палубу опустились, как видно, унесенные с островов штормом несколько птиц. Одна была сильно истощена, и радист взял ее выходить. Птица быстро привыкла к человеку, к обстановке каюты, к зернам и семенам, купленным для нее, и, несмотря на часто открытый иллюминатор, не захотела покинуть корабль…

«Башкирия» сходила в Антарктику и возвращалась теперь в Одессу. Весь долгий путь вместе с людьми проделала канарейка. Каждое утро она будила своего покровителя. Это была самочка. Песня ее небогата. «Но сколько радости она доставила мне постоянной возней, дружелюбием, кокетливым охорашиванием возле зеркала.

Мой настоящий, преданный друг!» — взволнованно рассказывал мне бывалый моряк, пока я фотографировал приседавшую возле зеркала канарейку.

Вот такая она, птица с островов, которые, если глянуть на карту, как клецки, плавают в океане юго-западней Гибралтара.

Фото автора. 24 апреля 1983 г.

Гусиная станция

(Окно в природу)

По Оке от Мурома до Коломны весна разливает великое море воды. Все Мещерское равнинное понижение заливается. Луга, болота, леса — все в воде. В иные годы вода поднимается так высоко, что заливает скворечники, висящие на деревьях. У Оки обозначен лишь правый высокий берег. Но есть места, где русло теряется в море воды, и лишь по бакенам можно угадывать потонувшую реку.

Величественное зрелище — мещерское половодье! В тихий погожий день на многие километры видишь зеркало с отражением синего неба, робкой зелени ивняков, темных деревьев, пролетающих птиц.

Все живое за тысячи лет приспособилось к этим разливам. Кто как приспособился. Мыши и землеройки сидят на корягах, на плывущем по воде мусоре. Ондатры сжались в комочки на плотиках из травы и ветвей. Бобры пускаются в странствия, становятся почему-то небоязливыми. Но даже их, обитателей вод, разлив утомляет — можно увидеть бобра отдыхающим, крепко спящим где-нибудь на коряге.

Зайцев, лосей, кабанов, лис, барсуков вода выжимает на «горы». Так на Мещере зовут лоскуты суши среди половодья. На «горах» одновременно можно увидеть лисицу и зайцев, лося и кабанов — терпят соседство в общей беде.

Раздолье в такое время для птиц. Пируют вороны, нападая сверху на мышиную мелкоту. Легко находят добычу коршуны и орланы. И великий праздник для всех, кто плавает и летает, кому половодье — и стол, и дом, и защита.

Самой заметной птицей на Мещере в эти недели являются гуси. После зимовки в Бельгии и Голландии эти крупные птицы летят гнездиться на север, в тундру. Караваны их видят в Германии, Польше, в Литве, Белоруссии. Подобно большим самолетам гуси летят непрерывно десять — двенадцать часов и покрывают за это время около тысячи километров. Сесть покормиться, переждать непогоду стая может везде в облюбованном сверху месте. Но есть на великом пути из Голландии в нашу тундру три большие «станции», где птицы кормятся, отдыхают, набираются сил. Первая остановка в приморских районах Польши и ГДР. Вторая — разливы Оки на Мещере. Тут птицы живут почти месяц. С точки зрения человека, это, наверное, лучшее время в гусиной жизни. Забот никаких. Опустилась стая на пятачок полузатопленной суши, щиплет молодую траву, греется на припеке, ночует, не подвергаясь опасности.

Что-либо спугнуло чутких гусей — перелетели с гоготанием на другой остров. Там, где птицы паслись, находишь помет, потерянное перо, на влажной земле — характерные отпечатки перепончатых лап…

Примерно семьдесят тысяч гусей ежегодно находят приют на Мещере. Они тут держатся до середины мая. И потом вдруг в один день сразу становятся на крыло и нескончаемым караваном улетают на север. Еще одна остановка будет у них на разливах Вятки. На Мещере же ни единого гуся не остается. Это лишь станция, привольное место в большом путешествии птиц.

Фото автора. 1 мая 1983 г.

Зимовка (продолжение)

«Комсомольская правда» 7 и 14 апреля этого года писала о чрезвычайном происшествии на антарктической станции «Восток» и о возвращении двадцати советских зимовщиков на Родину. Публикация вызвала большой интерес наших читателей. Во многих письмах есть просьбы подробнее рассказать о драматически трудной зимовке. Сегодня мы начинаем этот рассказ.

На пепелище

12 апреля «Восток» не вышел на связь. Проспал радист? Такого в Антарктиде не бывает, связь — дело святое. И все-таки ну живой же радист человек…

В сутки «Восток» на связь по графику не выходил девять раз. Когда он не вышел в эфир во второй установленный час и третий, все поняли: что-то случилось…

Отсутствие связи — уже происшествие чрезвычайное. Но что за этим стоит?

Размеры беды на «Востоке» в тот день никто предвидеть не мог.

* * *

Вечер 11 апреля был на «Востоке» обычным.

После бани поужинали. Смотрели фильм «Расследование». Поговорили в связи с этой картиной о житейских делах на далекой земле. Кто-то вспомнил: «Завтра День космонавтики… И весна. Уже на ивах, поди, барашки. Вода. И землей пахнет…». Вздохнули. Тут, на «Востоке», апрель — глубокая осень. Солнце еще встает ненадолго над горизонтом. Но через десять дней — все, светила не будет — одна непрерывная, долгая ночь…

Механики-дизелисты Алексей Карпенко и Сергей Кузнецов кино в этот вечер, как обычно, не посмотрели. С начала зимовки механики, хорошо понимая, что жизнь станции целиком зависит от исправности четырех, стоявших рядком, дизелей, работали по пятнадцати часов в сутки — перебирали по косточкам два запасных двигателя, пока два остальных, ни на минуту не замирая, снабжали станцию теплом, светом, электричеством для приборов, механизмов, радиостанции.

В тот вечер после бани механики дали себе передохнуть. Сергей сейчас старательно вспоминает: о чем же они говорили в тот вечер?

«О дизелях, конечно! О них обязательно каждый вечер шел разговор…» Еще говорили «за жизнь». Карпенко поведал Сергею, почему решился поехать сюда, в Антарктиду, рассказал, что в последний момент раздумал, «но отказаться было уже неудобно». Рассказывал Алексей о своей студенческой жизни, об инженерной службе. Вспомнил места под Ленинградом, где любил бывать летом. «После этих снегов мы, Серега, совсем по-другому будем глядеть на землю…». Обычный был разговор. Уже выключив лампочку, два механика уточнили, что будут делать завтра в первую очередь. Их жилье примыкало к ДЭС (дизельной электростанции). Всегда был слышен гул дизелей. Друзья пожелали друг другу хоть во сне не видеть свои механизмы.

Никто не знает, что снилось инженеру Карпенко в эту последнюю для него осеннюю апрельскую ночь…

Позже всех, как обычно, лег спать радист Валерий Головин. Быстро, в минуту он перегнал в «Мирный» столбик цифр зашифрованной метеосводки — давление, облачность, влажность, температура. Температура с вечера была минус 67. В заключение своему другу в «Мирном» Василию Прошкину Валерий отстучал «73» — «наилучшие пожелания», щедро добавил еще «88» — «обнимаю». И радисты расстались до завтра.

А. И. Карпенко.

Пожар 12 апреля.

* * *

Сергей Кузнецов проснулся от запаха дыма. Включил свет. Прошел из «спальных апартаментов» в дизельную, где дежуривший в эту ночь третий механик Сергей Касьянов мыл в керосине поршневые кольца. Вместе прошлись, принюхиваясь, по ДЭС-ничего. Оделись, вышли наружу и сразу увидели пламя. Оно пробивалось сбоку жилой пристройки ДЭС. Механики бросились бить тревогу. Один побежал к телефону, другой — будить Карпенко…