Подруга жизнь - Наталия Николаева

Наверно, поэтому и кинулся, не раздумывая ни секунды, спасать ребёнка. Через несколько дней после происшествия Надя узнала от следователя, что отвезли его в центральную городскую больницу и помчалась туда. Выяснилось, что детский доктор находится в реанимации в очень плохом состоянии – у него было множество переломов, сотрясение мозга, повреждения внутренних органов. И самое ужасное, позвоночник у Константина был тоже сломан, и что его ждало впереди – непонятно. Никаких подробностей врачи не сообщали. Надя побегала по больнице, поспрашивала медсестёр, но разговаривать с ней никто из персонала не стал, объясняя это тем, что информацию дают только родственникам.

Девушка сидела в сверкающем кафелем коридоре современной новой больницы и вдыхала приятно-острый запах дезинфекции: санитарка только что прошлась со шваброй… «Как бы узнать, что с ним? – думала Надежда. – Что за больница такая, все злые какие-то, ну что за порядки!». Она услышала шарканье подошв по полу и обернулась на звук. По коридору брела сгорбленная женщина. Вроде и не очень старая ещё, лет шестидесяти, но было видно, что её придавило невыносимое горе. Женщина подошла к стульям, на одном из которых сидела Надя, и с тяжким вздохом опустилась рядом с ней. Утирая слёзы, достала из сумочки таблетку, положила под язык. Надежда, сочувственно поглядывая на женщину, уже собралась уйти, как вдруг заметила, что та, тяжело и часто дыша, медленно заваливается на бок. Девушка поддержала её, помогла выпрямиться, заглянула в глаза, спросила обеспокоенно:

– Я могу чем-то помочь? Давайте, может, позовём врачей?

Женщина медленно покачала головой:

– Нет, милая, не надо никого звать, сейчас я отдышусь… Сердце что-то прихватывает в последнее время.

– Вы что за таблетку приняли, валидол? – уточнила Надя.

– Да, сейчас отпустит. Не волнуйтесь, я сама врач, – слабо улыбнулась женщина и вновь утёрла слёзы.

– Я тогда побуду с вами немного, пока не полегчает, – Надежда уселась рядом и снова задумалась.

– А у меня сын тут лежит, в реанимации, – тихо сказала женщина. – Он вчера по доброте своей попал в очень страшную аварию. Сказали, что спасал ребёнка.

Надя замерла. А женщина продолжала свой скорбный рассказ:

– Следователь сказал, что он выскочил на проезжую часть, мальчишку на тротуар отбросил, а сам попал под внедорожник, а потом ещё его отбросило на встречную машину. Там девочка-ученица сидела за рулём. Бедная девчонка! – вздохнула женщина.

– Ну, и как он сейчас? – дрожащим голосом спросила Надя.

– Да плохо, очень плохо! – слёзы матери лились потоком. – Множественные переломы, сотрясение мозга, частичный паралич нижних конечностей… Я уж не говорю про ушибы и ссадины. Его в искусственную кому ввели, даже меня к нему не пускают, вот и сижу тут с самого утра. Мне ведь только утром сообщили, представляете?

Надежда молчала. Она сразу поняла, кто находится рядом с ней в больничном коридоре. И хоть вины девушки в происшествии не было, она сама, можно сказать, оказалась пострадавшей, но признаться матери Константина не хватило духа. Побоялась, что женщине может стать ещё хуже. Хотя знакомство с ней давало шанс быть в курсе состояния парня. Посидели молча несколько минут. Наконец, тяжко вздохнув, женщина проговорила:

– Ну вот, вроде отпустило. Поеду я, наверное, домой, устала очень, – она медленно, с усилием встала и побрела по коридору. Надя понимала, что сейчас мать Константина уйдет, и второго шанса добраться до него может и не появиться. «Она же врач, нервы крепкие, – думала Надежда, глядя вслед удаляющейся сгорбленной фигурке. – Тем более она вроде бы сочувствовала девчонке за рулём учебной машины… мне то есть!»

– Постойте, – громко сказала девушка, и женщина с надеждой в глазах обернулась, приостановившись. – Мне надо вам кое-что рассказать.

Эхо её голоса раздалось в тишине пустого кафельного коридора.

Элеонора Михайловна Спиридонова была известным в городе акушером-гинекологом. Когда она представилась, Надя вспомнила, кто эта милая женщина. К ней стояли очереди, запись была за несколько месяцев вперед и то по большому блату. «Какое полезное знакомство, – промелькнула на краешке сознания шальная мысль. – Теперь понятно, почему сын пошёл в педиатры: мама детишек принимает, сынок лечит». Они присели на лавочку в больничном сквере. С тихим шелестом холодный ноябрьский ветерок перебирал кучки опавших листьев; не спеша прогуливались выздоравливающие в сопровождении пришедших к ним посетителей; суровый охранник, стоящий на верхней ступени невысокого крыльца, орлиным взором оглядывал окрестности. Элеонора Михайловна слушала рассказ Надежды и только кивала и тихонько ахала. Потом взяла девушку за руки, заглянула в глаза:

– Бедная девочка, какой ужас тебе довелось пережить, – прошептала она.

– Да что я, я-то на дороге ко всему привыкла, – возразила Надя. – Вот уж кому досталось, так это Константину! Хорошо, что он хоть жив остался.

– Да, но боюсь, что у моего сына теперь полностью сломана карьера, и вообще вся жизнь теперь под откос пойдёт. Но я уверена, мы справимся.

– Конечно, – горячо подтвердила Надежда. – Я обязательно буду вам помогать. Когда меня пустят к нему, я буду каждый день приходить, ухаживать. Вам же, наверно, некогда с работы часто бегать, а я в сменах, так что времени свободного полно.

– Милая, ну как же матери некогда сына повидать, ну что ты говоришь! – улыбнулась Элеонора. – Но ты обязательно прибегай, ему сейчас любая поддержка важна.

Больше месяца прошло, прежде чем Надежде разрешили посещать Константина. Он оказался очень симпатичным, воспитанным, сдержанным и очень-очень умным. К тридцати пяти годам он заведовал детским эндокринологическим отделением, защитил кандидатскую диссертацию и работал над докторской. Тёмные, словно вишни, глаза, густые светло-русые волосы, красивые губы. Его внимательный взгляд словно бы проникал в самое сердце, и светилось в нём безграничное спокойствие, милосердие, теплота. Таких мужчин Надежда не встречала никогда в своей жизни. С таким взглядом. Были красивые, умные, успешные, но с такими глазами – никогда. Надя так и представила, как лежит она в больничной палате, а доктор Спиридонов в белоснежном халате, в шапочке и медицинской маске склоняется над ней и внимательно осматривает. А его чудные колдовские глаза заглядывают в самую её суть, в самую глубину души, она смотрит в них и тонет, тонет…

– Надежда, – позвал девушку из глубины сладостных грёз спокойный голос Константина. – Я очень благодарен Вам за сочувствие, за помощь. Но не стоит так часто приходить и тем более приносить мне столько всего! – он кивнул на тумбочку, заставленную пакетами с апельсинами, яблоками и коробками сока. Я же при всём желании не смогу сам всё это съесть! Мы же с Вами подкармливаем всю палату!

Они тихонько засмеялись.

– Константин, – строго возразила Надя. – Я буду приходить так часто, как только смогу. И принесу Вам всё, что пожелаете. И пусть хоть все яблоки слопают соседи, мне же не жалко. А хотите, я супчик куриный сварю? – подмигнула она. – Говорят, я вкусно готовлю!

– Спасибо, не надо, –