Природа боится пустоты - Дмитрий Александрович Фёдоров

наследника Александра. Разумеется, философ принял приглашение, после чего обучал юного царевича до его восшествия на престол, случившегося после смерти Филиппа от рук заговорщиков. Оценить влияние Аристотеля на молодого Александра весьма непросто, но, судя по дальнейшим событиям, в философском плане оно было слабым или вовсе никаким, зато греческая культура настолько пленила македонского царевича, что тот никогда в жизни не расставался с текстом «Илиады».

В период становления Македонской империи Аристотель вновь переехал в Афины, но не захотел возвращаться в Академию, и начал проводить занятия в арендованном (иноземцам не дозволялось покупать землю в собственность) пригородном гимнасии рядом с храмом Аполлона Ликейского. Основанную там школу стали именовать Ликей (Лицей), а ее учеников, которые часто прогуливались по окрестностям и беседовали с учителем, прозвали «перипатетиками» (от «περι-πατέω» — прохаживаться).

Двенадцать проведенных в Лицее лет стали для Аристотеля временем усердного труда. Он регулярно читал открытые лекции для публики, а также проводил занятия с учениками, где разбирал самые трудные вопросы, кроме того требовалось уделять время гимнастике и спортивным соревнованиям. Для занятий физикой и биологией закупалось множество сложных и дорогих инструментов, кроме того философские исследования требовали наличия огромной библиотеки. Книги и приборы стоили баснословных денег, но тут выручали щедрые подарки от Александра. Именно в Лицее Аристотель написал большинство своих текстов, которые, судя по всему, являются просто конспектами лекций и заметками к ним.

По стилю своих работ Аристотель серьезно отличается от предшественников: он пишет систематично, критично и трезво, без лишней эмоциональности и религиозного рвения. Перед нами не пророк, важно изрекающий высшую истину, а учитель, объясняющий и доказывающий свои слова.

Работа в Лицее была прервана самым нелицеприятным образом. После внезапной смерти Александра афиняне восстали против македонского владычества, и Аристотеля, как друга завоевателей, сразу же обвинили в безбожии. Не желая повторять судьбу Сократа, он сбежал вместе со своей семьей и поселился в Халкиде Эвбейской, где и умер спустя год в возрасте шестидесяти двух лет. Сама школа у храма Аполлона Ликейского благополучно продолжила свое существование на попечении учеников.

Метафизика Аристотеля

В целом, к этому месту книги уже должно быть ясно, что с древности и до относительно недавнего времени мудрость воспринималась как некое единое свойство интеллекта, а потому полагалось, что человек, понявший общие принципы устройства мира, автоматически разобрался уже во всем, в чем действительно необходимо разбираться. В этом смысле Аристотель оказался чуть ли не единственным, кто действительно имел, что сказать почти по любому вопросу. Широта его интересов (а сохранились далеко не все тексты) невероятна: от риторики до метеорологии, от анатомии животных до механики. Тот, кто настолько уверенно рассуждал о столь многом, несомненно, обладал знанием истины. По крайней мере, так казалось.

Обучившись сперва у своего отца (врача, ориентированного на какую-никакую, но практическую науку), а затем — у Платона (мистика и идеалиста), Аристотель разработал метафизику, представляющую собой смесь платонизма со здравым смыслом. Так, против концепции идей был выдвинут целый ряд доводов, среди которых одним из сильнейших является «аргумент третьего человека», суть которого состоит в следующем. Положим, нам необходимо осмыслить то общее, что объединяет всех людей и позволяет нам про каждого из них сказать «человек». Платон, грубо говоря, утверждает, что все люди есть «отражения» идеального человека, который при этом существует сам по себе и поэтому, естественно, имеет нечто общее со всеми остальными обычными людьми. Теперь, продолжает Аристотель, для осознания этой общности между идеей человека с остальными людьми, нам придется постулировать существование некоего более идеального третьего человека, а затем четвертого и так без конца. Таким образом, понятия платоновских идей вовсе не помогают нам постигать вещественные сущности, но, напротив, ничего не дают и уводят в бесконечные абстракции.

Взамен идей Аристотель выдвигает на первый взгляд простую и согласованную теорию. Он отмечает, что в языке есть слова, относящиеся к единственным уникальным вещам («Солнце», «Луна», «небо»), а также — слова, которые применяются ко многим вещам сразу («кошка», «кровать», «белый», «быстрый»). Обозначаемое именем собственным есть «это», оно указывает на саму вещь и называется субстанцией, тогда как прилагательное или название группы объектов есть «такое» и называется универсалией, которая указывает не на саму вещь, но лишь на ее род. Субстанция является тем, что принадлежит самой вещи, а универсалия обозначает общность множества и потому не может существовать сама по себе, но лишь в вещах.

Одновременно с этим постулируется, что те свойства, потеря которых приведет к тому, что какая-либо вещь перестанет быть собой, составляют ее сущность. Свойства, не влияющие на сущность (цвет шерсти у кошки, например) являются акциденциями.

Далее. Бытие единичных вещей обуславливается материальной и формальной причиной. Эти привычные нам термины — форма и материя (как и многие другие, что уже встречались) — на самом деле латинские, а не греческие. В оригинальных текстах Аристотель вместо слова «материя» использует «ὕλη» (гю́лэ), что означает строевой лес. Характерно, что Афины являлись морской державой, однако каменистая Аттика всегда была бедна древесиной, поэтому лес завозили из родной для Аристотеля Македонии. Видимо, термин «ὕλη» должен был вызывать в умах афинян необходимые аналогии.

Форма («μορφή») отвечает за то, что некоторая часть материи становится конкретной вещью. Например, бронза сама по себе есть материя, но кузнец может взять кусок бронзы, придать ему шаровидность и в результате сделать бронзовый шар. Причем и бронза, и шаровидность уже существовали до того, как человек взялся за работу. Таким образом, по мнению Аристотеля, материя и формы субстанциональны, то есть, в отличие от универсалий, реально существуют. Отсюда делается нетривиальное утверждение, что душа является формой тела, то есть тем, что определяет единство и характерные черты отдельного организма. При этом душа не отождествляется с разумом, который на Земле присущ одним только людям. Неразумная душа формирует растения или животных и умирает вместе с ними, тогда как разумная существует отдельно от тела и живет вечно, являясь частицей всеобщего мышления, то есть бога.

Материя сама по себе мыслится как чистая потенциальность (возможность), а потому вещи актуализируются (становятся реальными) приобретая форму. Всякое развитие состоит в том, что после изменения у вещи становится больше формы, чем было ранее. Чистой актуальностью является лишь бог, и поскольку он есть абсолютная форма без материи, то никакие изменения в нем невозможны — он вечен и неподвижен, но является при этом первопричиной всякого движения, мыслью без материи, самой совершенной жизнью и целевой причиной, к которой стремится весь мир. О делах человеческих, да и вообще о чем либо, кроме себя самого, бог