Вольный стрелок - Ольга Миленина

— Подождите, подождите! — Он поднял ухоженную белую руку, властно так, командно, с видом привыкшего повелевать человека, которому это право даровано с рождения. — Вам не кажется, что…

— Нет, не кажется! — Это была моя игра, и ему предстояло это понять. А заодно и пожалеть, что не сообразил сразу, что надо было вести себя со мной по-иному. И что я не денег просить пришла и не заказную статью предлагать — и что я не провинциальная девочка, ослепленная местным блеском и потерявшая напрочь голову. — Зато мне кажется, что в ваших интересах предоставить мне информацию о том, за какие именно прегрешения господин Улитин был снят со своего поста — если таковые прегрешения имелись. Я понимаю, что вам совсем не хочется их обнародовать и выносить сор из избы, — но могу обещать, что я не буду вас цитировать и вообще упоминать вашу фамилию…

— Юлия Евгеньевна, давайте, как говорят англичане, вернемся к нашим баранам. — Он был так по-олимпийски спокоен, не сомневаясь, что контролирует ситуацию и сейчас укажет мне на мое место — на которое я тут же уползу, поскуливая и поджав хвост. — Вы готовите материал об Андрее Дмитриевиче Улитине — это первое. Второе — вы получили от кого-то, возможно, совсем неинформированного, какие-то слухи, бросающие тень на наш банк. Третье — вы хотели бы, чтобы банк опроверг или подтвердил эти слухи. И наконец, четвертое — вы уфожаете, что в случае непредоставления нами нужной вам информации вы напишете все, что считаете нужным. Даже если я вам сообщу, что это ложь и клевета. Я правильно все понял?

Я спохватилась, что забыла, как его зовут, — а он так подчеркнуто вежливо меня называл, что, наверное, стоило ответить ему тем же. И я демонстративно поднесла к глазам всученную им визитку — показывая ему, что его имя не задержалось в моей памяти.

— Отчасти, Валерий Анатольевич, отчасти. — Я улыбнулась ему, делая глоток кофе — наверное, очень хорошего, но показавшегося мне дерьмовым в силу антипатии к тому, кто меня этим кофе угощал. — Пункты один и два вы поняли абсолютно правильно. Что касается остального… Я действительно напишу то, что хочу, — поскольку верю своим источникам. Но я предлагаю вам нечто вроде сделки — вы рассказываете мне то, о чем я прошу, а я не цитирую вас и плюс не делаю умозаключений, которые могут выставить ваш банк в негативном свете. Например, не пишу, что тот факт, что господин Улитин не имел высшего образования, тем более экономического, свидетельствует о том, что «Нефтабанк» с самого начала и до сих пор работает непрофессионально. Не пишу, что «Нефтабанк», на мой взгляд, был максимально заинтересован в смерти Улитина. Вас это устраивает? Да, и кстати — вы ведь в курсе, что господина Улитина убили?

Я протянула ему статью из «Сенсации» — ее ксерокопию, точнее, потому что оригинал оставила себе, а пару ксероксов сделала просто так, на всякий случай, который вот подвернулся. И сидела и смотрела, как он читает, — говоря себе, что этого материала он не видел и о нем не слышал. И еще смотрела, как меняется его лицо.

Не скажу, чтобы на нем был страх разоблачения — даже если к смерти Улитина было причастно его руководство, мой собеседник этого знать не мог. Но нечто вроде догадки — или предчувствия того, какое мнение о банке может сформировать моя статья, — на его лице промелькнуло. И нечто вроде озабоченности. А потом на смену всему этому пришла брезгливая усмешка — хотя я заметила, что ксерокс он не отбросил презрительно, но аккуратно отодвинул чуть в сторону, что как-то не вязалось с появившимся на лице выражением.

— Да это же просто смешно! — Следовало признать, что голос у него хорошо поставлен — и манера поведения и жесты артистичны и очень отточены.

Может, мама его тренировала с детства — помешанная на принадлежности к высшему сословию мама, убеждавшая сынка в его исключительности и наставлявшая, как надо вести себя с плебеями, чтобы сразу им показывать, кто они и кто он. По крайней мере сейчас он развел руками с таким видом, что без слов было ясно, что он меня считает идиоткой, которая принесла ему какую-то грязную листовку и убеждена, что в ней написана чистая правда. — Помилуйте, Юлия Евгеньевна, — это же несерьезно. Бульварная газета — а вы придаете ей такое значение. Тем более там ведь нигде не сказано, что речь идет об Андрее Дмитриевиче, — так с чего вы это взяли?

Вот это было глупо — только идиот не мог сопоставить материал с реальностью. Герой статьи и Улитин были обнаружены мертвыми в один и тот же день, и тот и тот были банкирами и жили в загородных коттеджах. Так что вопрос получился беспомощным. Начни он хаять «Сенсацию» и подвергать сомнению достоверность печатаемых там материалов — это было бы нормально. Но вот этот идиотский вопрос показывал, что статью не читал ни он, ни его руководство — и статья эта ему очень не понравилась. И я догадывалась почему.

— Так как насчет моего предложения? — Я решила не заострять внимания на перепелкинском опусе. — Информация с вашей стороны в обмен на мое обещание как можно реже упоминать в статье «Нефтабанк» в негативном контексте? И на обещание не называть вас как источник информации?

— Должен вам сказать, Юлия Евгеньевна, что это походило бы на шантаж — если бы вам было чем меня шантажировать. — В голосе звучало нескрываемое, насмешливое превосходство — он так ничего и не понял пока, если вообще способен был понять. Или был чересчур высокого мнения о себе, не сомневаясь, что после разговора с ним я изменю свои взгляды на диаметрально противоположные. — Но я готов закрыть глаза на ваши, так сказать, журналистские приемы — оставим их на вашей совести. Что же касается информации, то я готов вам ее предоставить.

Улитин Андрей Дмитриевич возглавлял «Нефтабанк» с августа 1995 года, то есть с момента его создания, по октябрь 1997 года. В октябре 1997 года покинул «Нефтабанк» по собственному желанию, перейдя в «Бетта-банк» на должность заместителя председателя правления. Причины ухода Андрея Дмитриевича широко не обсуждались, но могу вам сообщить конфиденциальную информацию — у него были проблемы со здоровьем. Кстати, после ухода из нашего банка он в течение некоторого времени лечился за рубежом…

Я подняла брови — этого я действительно не знала. Я знала от Хромова про аварию, в которую он попал вскоре после ухода из «Нефтабанка» — между прочим, не зафиксированную в соответствующих органах аварию, — и что Улитин получил какие-то травмы. Но то, что он лечился за границей, — это было ново.

— Видите, я с вами откровенен. — Мой собеседник решил, видимо, что ему удалось надо мной посмеяться — и что я не поняла, что это издевка. — И благодаря моей откровенности вы можете прийти к выводу, что Андрею Дмитриевичу трудно было исполнять обязанности президента банка — надеюсь, вы понимаете, что такая работа вопреки мнению обывателей сопряжена со значительной физической и эмоциональной нагрузкой — и что именно по этой причине он предпочел чуть менее ответственную работу. К сожалению, не могу уточнить, что именно беспокоило Андрея Дмитриевича в плане здоровья, — он предпочитал не вдаваться в подробности. Но могу заверить вас, что его уход был для банка большой потерей — он зарекомендовал себя как исключительно профессиональный человек и грамотный руководитель и пользовался в банке непререкаемым авторитетом и всеобщим уважением. И потому его смерть стала для всех нас настоящей трагедией…

— И это все. — Я не спрашивала, я констатировала. — И ничего больше?

— Ну почему? — Вид у него был такой, словно он наслаждался моей неспособностью понять, что он надо мной смеется. — Андрей Дмитриевич был женат, имел дочь — и, несмотря на то что он покинул наш банк за полгода до своей преждевременной кончины, мы сочли необходимым принять материальное участие и в похоронах, и в судьбе его близких. Вот, наверное, и все, что я могу вам сообщить. И, признаться, не представляю, что еще вас может интересовать.

— И в самом деле — что? — Я развела руками, как бы и сама не находя ответ на это вопрос. — А, вспомнила. Сущие пустяки, правда, — но все же. Меня может интересовать, были ли у господина Улитина какие-либо прегрешения, за которые он лишился своего поста, — или единственной виной было то, что он являлся ставленником господина Хромова? Кажется, вам выгодней сообщить мне, что я прошу, чем прочитать, что Улитин был вытеснен из банка в результате кампании с привлечением сотрудников президентской администрации, членов правительства и спецслужб.

— Я вас не понимаю — вы слишком туманно выражаетесь. — Насмешливое удивление на его лице было скорее наигранным, чем естественным, — хотя я допускала, что он просто пешка, попугаи, произносящий то, что велят хозяева. — С сожалением должен вас уведомить, Юлия Евгеньевна, что мне вас отрекомендовали как порядочного журналиста и лишь потому я согласился уделить вам время и нарушить свой весьма плотный график. Как вице-президент банка по связям с общественностью я не встречаюсь лично с журналистами — но для вас сделал исключение. А вы мне пересказываете слухи непонятного происхождения — да еще и угрожаете их напечатать. Если вам так угодно, вы можете напечатать то, что хотите. Но должен вас заверить — мы подадим на вас в суд и у вашего начальства будут серьезные проблемы. И соответственно у вас лично. Но коль скоро вы предупредили нас о ваших планах, не сомневаюсь, что до суда дело не дойдет — и статья ваша не появится, а вам придется принести извинения. Обещаю вам связаться с вашим начальством — и потребовать принять меры в отношении вас…