В тени восходящего солнца - Александр Куланов

Участвовал в операциях сугубо чекистского порядка с прекрасными результатами (по контрразведывательной линии). Операции требовали большой чекистской выдержки и оперативной сноровки».

Роман Ким надел чекистскую форму. Об этом вспомнила много десятилетий спустя Н.Е. Семпер-Соколова: «Самой авторитетной личностью... был кореец Роман Николаевич Ким, военный с “ромбом”, сотрудник НКВД, притом оригинальный писатель. Мы все только что прочитали вышедшую тогда его книжку “Три дома, напротив соседних два”, о характере японской литературы; мне очень понравился его острый, лаконический стиль и слог. Р.Н. Ким был всегда подтянут, холоден, вечно занят, так что виделись редко. У него было бледно-желтое интеллигентное лицо, тонкие черты... он жил в большой, неуютной квартире против библиотеки имени Тургенева, женат был на внешне типичной еврейке, поэтому трехлетний сын его имел самую неопределенную внешность»[245].

Помните вопросы о семейном положении и недоумение современного оперативного сотрудника по поводу отсутствия наград у столь успешного чекиста? Анкета отвечает и на них: «Имею два наградных оружия и Знак почетного чекиста (Почетный работник ВЧК—ГПУ (XV)—награжден 8 апреля 1934 года —А. К.), дважды именным боевым оружием от Коллегии ОГПУ (в 1936 году получил еще и орден Красной Звезды. —А.К.).

Женат во второй раз. Имею двоих детей, сына 12 лет, дочь 3 года.

Состою в Союзе работников просвещения до 1921 г., с 1921 по 1935 г. — в Союзе совслужащих. С 1935 г. в Союзе служащих административных учреждений.

Жена — Цын Марианна (Марианн) Самойловна, еврейка, беспартийная, 30 лет. Сын Атик, 1923 г. р. Дочь...(неразборчиво. — А.К.). С 1930 г. работает в ОГПУ в качестве переводчика. Первая жена — Зоя Яковлевна Биллевич, разведен».

Как уже не раз случалось, новые ответы вызвали новые вопросы. Эта анкета — единственное упоминание о первой жене Кима — Зое Биллевич, и об их сыне Атаке. Кто они? Какова их судьба? Этого мы не знаем. Точно так, как и не знаем, почему сына В иву Ким назвал дочерью...

История ареста Романа Николаевича нам уже известна из двух первых его биографий. 26 апреля отстранен от занимаемой должности с 1 апреля как находящийся под следствием, а 8 июля уволен из органов НКВД с исключением с учета. В апреле 1937 года Ким привлекался к расследованию дела Тухачевского. Исследователь И. Просветов установил очень интересные подробности этого эпизода. В 1964 году Ким допрашивался специальной комиссией ЦК КПСС по этому делу и подтвердил фальсификацию обвинения против Тухачевского со стороны японской разведки. 9 июля 1940 года Ким был приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР по ст. 58—1а УК РСФСР к 20 годам заключения в исправительно-трудовом лагере с поражением в политических правах на 5 лет (то, что Солженицын метко называл «и пять по рогам») и конфискацией имущества. Но вот кое-что новое: А.М. Буяков указывает, что в августе 1945 года (когда началась война с Японией) по протесту председателя Верховного суда СССР (!) Военная коллегия ВС СССР своим определением от 10 сентября 1945 года указанный выше приговор отменила с направлением его дела на новое рассмотрение со стадией предварительного следствия. В результате Р.Н. Ким был привлечен к ответственности по ст. 193—17а УК РСФСР и, по постановлению Особого совещания при НКВД СССР от 17 ноября 1945 года, лишен свободы на срок 8 лет и 9 месяцев, считая со дня ареста. Поэтому уже 29 декабря 1945 года Роман Николаевич Ким вышел на свободу.

Реабилитирован Ким был 2 февраля 1959 года, но только приказом КГБ при СМ СССР № 246 от 22 июня 1959 года он был уволен из органов КГБ по выслуге обязательных сроков обязательной военной службы в отставку, то есть до этого времени, нереабилитированный, он продолжал числиться сотрудником органов, а значит, В.Ф. Киоилленко не ошибалась?

Японские исследователи давно уже обратили внимание на таинственную фигуру Романа Кима и посвятили ему немало статей и очерков. Основной исследователь его биографии историк Кимура Хироси, сопоставив данные, полученные из СССР и имеющиеся в японских архивах, восстановил жизненный путь нашего героя[246].

По японской версии, Роман Николаевич Ким родился 20 июля (по новому стилю — 1 августа) 1899 года во Владивостоке. Корейское имя его отца Ким Сюнхак, а самого Романа — Ким Яньён. Ким-старший был корейским политиком антияпонской ориентации и до последнего боролся против слияния Японии и Кореи. Когда же стало понятно, что Корея неизбежно станет японской колонией, отправился в политическую эмиграцию в Российскую империю. Мать Романа, по его словам, окончила католический женский колледж в Пекине и хорошо говорила по-французски. Когда Роман учился в начальной школе при университете Кэйо, она иногда приходила в школу вместе с ним, и старые школьные приятели Романа вспоминали, как в школу приходила его «матушка, одетая по-европейски», что было относительной редкостью в те времена.

Обстоятельства, предшествовавшие поступлению Романа в японскую школу 13 сентября 1906 года, оказались следующими. Отец Романа считал, что «единственная возможность узнать Японию как страну-противника Кореи — это получить там образование». И когда сыну пришло время идти в школу, отец решил отправить его в Японию, чтобы именно там вырастить борца против японского колониализма. Николай Ким, как богатый, преуспевающий делец азиатского происхождения, имел во Владивостоке связи с японским торговым домом, которым руководил Сугиура Рюкити. К нему и обратился с просьбой о содействии в отправке сына в Японию Николай Ким. Сугиура же, в свою очередь, переадресовал просьбу своему родственнику — ученому и философу националистического толка Сугиура Дзюго.

Сугиура Дзюго в указанный период был смотрителем «учебного кабинета» принца Хигаси-но-мия и воспитателем наследного принца Хирохито—будущего императора Сева, смотрителем дворцовой библиотеки — это высокая аристократическая должность. Неудивительно, что маленький Рома Ким был принят в престижную школу университета Кэйо. Какое-то время он жил в общежитии при «детской школе» Кэйо по адресу: Кодзимати-ку, Хиракава-тё, 5—26, и при поступлении в графе «имя опекуна» был вписан отец Романа — Ким Сюнхак. Затем место жительства сменилось на Усигомэ-ку, Вакамия-тё, 32, а имя опекуна — на Сугиура Рюкити.

С переходом в школу второй ступени (в Японии школы трехступенчатые) жизнь Кима внезапно осложнилась. Одна из семей, родственная семье Сугиура по женской линии и не имевшая своих детей, завела речь о том, чтобы усыновить Романа, который отлично успевал и был очень смышленым юношей. Когда семья Сугиура заговорила об этом с отцом Романа, тот поинтересовался у сына, что он сам об этом думает. И Роман ответил, что «совершенно влюбился в Японию и будет рад стать японцем, коль скоро такая возможность представилась», тем более что он... влюбился в дочь Сугиура Дзюго.

Потом Роман Ким вспоминал, что, услышав этот ответ, отец «аж вспыхнул от гнева» и приказал ему немедленно возвращаться домой. Его политические убеждения и ненависть к Японии за прошедшие годы никак не изменились. Есть версия, что Ким Сюнъхак в России оставался одним из лидеров антияпонского движения и убийца премьер-министра Ито Хиробуми—Ан Чун-гын, 26 октября 1909 года застреливший его на вокзале в Харбине, был послан именно той группой, к которой принадлежал отец Романа. Маленький Ким запомнил лицо Ан Чунгына, приходившего к отцу. Когда стало известно, что покушение прошло успешно, в усадьбе Кимов во Владивостоке устроили роскошный пир, который продолжался три дня и три ночи. Впрочем, то время сам Роман находился в Японии, и о покушении он узнал, вероятно, во время одного из приездов во Владивосток на каникулы.

В Японии тоже сохранилось немало воспоминаний о Романе Киме, написанных людьми, которые работали с ним или учились. Из них можно узнать и о других именах нашего героя, и о его поведении в быту, среди сверстников. О детских годах Кима, проведенных в Кэйо, его одноклассник Сига Наодзо (младший брат популярного писателя Сига Наоя) писал в своей автобиографии «Биография болвана» («Ахо дэн»): «Пацаном, который твердил мне о запрете курить какие-либо сигареты, кроме тех, у которых был яблочный аромат, был Кин Кирю. Я слышал, что отец Кин Кирю был корейским патриотом и в силу каких-то обстоятельств эмигрировал в Россию, а мать его, как говорили, была русская (это очевидная ошибка или результат сплетни. — А.К), но сам он не был похож на метиса. Кин Кирю был развит не по годам и выглядел старше нас и уже во втором или третьем классе “общего отделения” (средней школы) влюбился безответной любовью. И угораздило-то его влюбиться в дочку Сугиура Дзюго. Это была первая его девушка, и она, похоже, ни о чем не догадывалась. Когда же он делился с нами о своих горестях неразделенной любви, хотя это были обычные чистые детские разговоры, мы все, его приятели, слушали их со смешанными чувствами, испытывая, по меньшей мере, зависть и ревность.