Ленинградское время, или Исчезающий город - Владимир Рекшан

Первый альбом «Кино» записывался в Доме пионеров Красногвардейского района, впоследствии студии «АнТроп». Студию нелегально собрал Андрей Тропилло из списанного оборудования различных организаций. Сразу после сведения аквариумовского «Треугольника», следуя рекомендации БГ, Андрей пригласил к себе начинающих музыкантов и приступил к работе над записью имевшегося у них материала. Так как группа на тот момент состояла всего из двух человек, Гребенщиков попросил помочь своих коллег по «Аквариуму» Всеволода Гаккеля (виолончель), Андрея Романова(флейта) и Михаила Файнштейна (бас-гитара). В связи с отсутствием барабанщика было решено использовать драм-машину, советский ритм-бокс «Электроника». Получившийся магнитоальбом содержал 13 песен, а назван был по общей продолжительности в минутах – «45».

Иногда я встречал Цоя на Невском. Точнее сказать, Цоя и его жену Марьяну. Виктор шел расслабленный, а Марьяна каждый раз ему что-то заговорщицки говорила. Возле «Сайгона» помню Каспаряна, Гурьянова, художника Тимура Новикова, неизвестных мне девушек. Подходит Цой, весь в черном, компания смеется и удаляется.

Играл «Санкт-Петербург» в одном концерте с «Кино» на фестивале рок-клуба в 1987 году во Дворце молодежи на Петроградской стороне. Этот фестиваль превратился в вакхическую вакханалию. Предощущение скорой победы. Многие сотни зрителей бродили вокруг Дворца молодежи счастливые и нетрезвые. Конечно, для рейтинга можно бы было что-то наврать о том, как мы с Витей беседовали за кулисами и я передавал ему тайны песенного мастерства. Но ничего такого не случилось. Как-то мы оказались в каком-то пространстве с окнами до потолка. Сидели, положив ноги на стол, сильно хмельные. Цой стучал по столу кулаком, а я выл дурным голосом не помню что и зачем.

Затем начался всесоюзный бум. Связан он с появлением «Кино» в фильме «Асса» и участием в судьбе группы московского продюсера Айзеншпица.

А затем Витя разбился. Хорошо помню – солнечный день. По центру прокатился неясный слух: «Цой! Что-то с Цоем!» Я дошел по Невскому до кафетерия, почти равного по популярности «Сайгону». Сразу за перекрестком с улицей Марата находился кондитерский магазин с махоньким кафетерием. Народ там всегда толпился. А в этот день особенно. Встречаю Толю Гуницкого. Тот мрачно курил.

– С Цоем что? – спрашиваю. – Говорят, в аварию попал. Сильно побился-то?

– Насмерть побился, – отвечает Джордж.

– В каком это смысле? – не понимаю я.

– В том смысле, что тело уже везут в Ленинград хоронить.

Мы отправились на Рубинштейна. Там толпился народ.

С Цоем, если не врать, я знаком был в большей степени визуально. В атмосфере рок-клубовского двора витало ощущение переломности момента. В мини-зале на первом этаже, где я проводил свои семинары по рок-поэзии, шла перманентная поминальная выпивка. Появлялись разные именитые люди, пролезала публика с улицы. Мы с Гуницким забурились на Рубинштейна основательно, после еле добрались до Богословского кладбища. На обратном пути, который я проделывал с больной головой, меня нагнала колонна молодежи в несколько сот человек. Они пели: «Группа крови на рукаве! Мой порядковый номер на рукаве!»

Смерть тоже претендует на величие. Цой ушел молодым. Молодыми ушли Леннон, Высоцкий, Иисус. Мужчины на взлете, в сексуально еще привлекательном состоянии. Именно вокруг таких создается культ. А Пола Маккартни, БГ или, допустим, автора данных строк могут лишь с почтением признавать за мудрецов…

Группа «Кино» – типичный продукт перестройки. Такие герои появляются, когда возникает историческая необходимость. Уход Цоя оказался первым сигналом… Это как звери, птицы или рыбы чувствуют приближение цунами и уходят. Никто и подумать не мог, что через год начнется распад огромного Советского Союза, а Ленинград станет Санкт-Петербургом. А привычный социализм окажется оборотнем, и из него мгновенно вылупится капитализм со своим, описанным классиками, оскалом. Цой свою миссию на земле выполнил. Кончилась эпоха. Цой и умер талантливо, на волне, как предчувствие скорого распада государства и кризиса в самой музыке.

Весной того же года меня пригласили в город Челябинск. Местный энтузиаст Валера Суханов, человек взрослый, выпивающий, перевозил на Южный Урал весь музыкальный Ленинград. О нем я еще вспомню отдельно. Вместе со мной в Челябинск прилетел фронтмен панк-группы «Объект насмешек», рослый симпатяга по прозвищу Рикошет. С Рикошетом прибыла Марьяна Цой. Витя от нее на тот момент убежал, и она говорила приблизительно так:

– Больше я с монголоидами никогда дел иметь не буду! Это какой-то кошмар! Это я Витю сделала Цоем! Кем бы он без меня стал? Пэтэушником!

Да, жены таких вещей не прощают…

Женщина Марьяна была необычная, иногда суровая. Мужчин своих пасла внимательно. Могла вообще-то и побить. При мне отмолотила нескольких девиц, подъехавших к Рикошету на предмет взаимности. Когда Марьяна стала проводить грамотные хуки и апперкоты, те с визгом ужаса разбежались. Думаю, и Витя в определенный момент просто убежал на волю.

Случился в Челябинске и почти анекдотичный случай. С местами в гостинице оказалось туго, и меня поселили в номер к узбеку, руководившему торговлей дынь на местном рынке. Узбек был натуральный – в тюбетейке, полный рот золотых зубов. А Марьяна постоянно искала исчезавшего Рикошета. Она как-то вошла к нам в номер и стала выяснять, где я ее милого видел последний раз. Затем ушла. Узбек через несколько минут подходит к моей кровати с блюдом, на котором лежали дольки роскошной дыни.

– Спроси ее – не хочет она попробовать узбека? Я приглашу ее, эту роскошную женщину, в ресторан…

Я чуть от смеха с кровати не упал. Но Марьяне это предложение передавать не стал. Жена Цоя узбека просто убила бы.

А потом по стране прокатилась волна цоевского безумия. Безумие продолжается до сих пор.

У моего старинного приятеля Саши Старцева есть диван. То есть был. Поскольку Саша тоже давно в иных мирах. Многие, о которых я сейчас рассказываю, уже закончили земной путь. Мы об этом грустить не станем. Это история. Расскажу в настоящем времени, словно Старцев еще с нами. Итак! На диване лежит покрывало. На покрывале сколько-то лет назад сидел Виктор Цой, и покрывало попало на известную фотографию. Покрывало поистерлось, и собрался его Саша Старцев выбросить. Дело происходило в середине 90-х. Но вот в гостях у него оказался цоефил из Москвы. Узнав вещь, москвич окаменел, после спросил, потея от волнения:

– Это тот самый?

– Что – тот самый? – не понял Старцев.

– Который на фотографии?

– Да, тот самый.

Цоефил пожевал губами и спросил, заглядывая Старцеву в глаза: