Последний атаман Ермака - Владимир Буртовой

— А ты, Ермак? — запротестовал Матвей. — Уведи казаков, я к Роману метнусь держать татар! Ты важнее для войска!

— Делай, как велю! — сурово приказал Ермак и в сопровождении Гришки Ясыря, вместе с десятком казаков, которые спали поблизости, бросился на выручку караульным у протоки.

— Отходи-и! Отходи-и к струга-ам! — кричал Матвей, размахивая обнаженной саблей. Увидел бегущих к Иртышу Наума с Марфой и Зульфией, в руках промысловика пищаль, у Марфы ее неизменный лук с колчаном. Княжна с широко раскрытыми от страха глазами плакала и громко кричала по-своему, изредка вставляя русские слова, что-то про старого Кучума.

«Глупенькая, думает, будто Кучум из-за нее всем войском навалился на нас…» — подбежал ближе и почти у самого лица Наума прокричал:

— Бегите к стругам, изготовьте пищали отбивать татар! Помоги девкам подняться в струг, чтобы не утонули в волнах!

Казаки нестройными группами, в полной темноте, не понимая со сна, где враг и сколько его, бежали к берегу, спрашивая, где Ермак и где кучумовские ратники?

— Становись в ряды у стругов! — командовал Мещеряк. — Готовсь к сече! Напрут татары — палите по нехристям из пищалей, у кого порох затравочный не отсырел!

Яростные, срывающиеся на звериный рев, крики все ближе и ближе катились сплошным валом на иртышский берег, еще минута-две, и начнется здесь, у стругов сабельная рубка, и тогда всем казакам испить роковую чашу…

— Стаскивай струги на воду! Быстрее, братцы! Навали-ись! — скомандовал Матвей, и в тот миг, когда суда вот-вот могут уже закачаться на волнах, толпа дерущихся вывалилась на мокрый песчаный берег. Матвей сумел разглядеть Ермака, который яростно сек напирающих татар своей страшной саблей, и с десяток казаков около него, и плотную толпу татар, которые напирали с трех сторон, норовя отрезать атаману путь к стругам.

— В струги, братцы-ы! Палите из пищалей! Цельтесь вернее, своих не заденьте! На весла! Баграми отпихивайтесь и держите против волны носом, чтобы не свалило на берег!

Казаки дружно стащили струги на воду, полезли на суда. За спиной Матвея начали греметь пищальные выстрелы — ермаковцы стреляли по краям татарской толпы, опасаясь, что пули могут поразить в спины своих же товарищей. Вот казаки упятились к самой воде, вот они в ней по колена, по пояс. Последним отступал Ермак. На него упрямо напирал огромный татарин со щитом и копьем. Тело укрыто кольчугой, как и на атамане Ермаке, который уворачивался от выпадов копьем, хлестал саблей с плеча на плечо, выискивая удобный момент для удара, но всякий раз опытный в сече татарин успевал прикрыться иссеченным, медью окованным круглым щитом.

— Ерма-ак, держись, я к тебе! — закричал Матвей, спрыгнул с кормы струга и по пояс в воде заспешил к берегу, но тут случилось то, что на всю жизнь запечатлелось в его памяти, как бы высеченное из прочного гранита: отступая, Ермак вдруг поскользнулся на чем-то на дне реки, взмахнул правой рукой, чтобы удержать равновесие, и тут же копье татарина ударило по медному оплечью, срезало ремень шлема и обнажило горло. Удар оказался смертельным. Ермак опрокинулся навзничь в бурлящую воду под ноги набежавшим ликующим татарам, а рослый воин победно вскинул длинное хвостатое копье над головой, увенчанной островерхим шлемом с черным пушистым султаном, наполовину срезанным саблей атамана Ермака.

— Матвей, куда ты! Назад! Атамана не спасти уже! — послышался спереди отчаянный крик Ортюхи Болдырева, который только что рубился рядом с Ермаком. — Спасай хоть этих уцелевших казаков! Братцы, живо лезем в струги, татары готовы вплавь за нами пуститься! Не отставайте, струги течением сносит!

У кормы Матвею поспешил на помощь Тимоха Приемыш, который оказался за старшего на атамановом струге.

— Матвей, давай скорее руку! Казаки, палите по нехристям!

Со стругов раздалось несколько десятков выстрелов. Перезаряжать оружие под проливным дождем было невозможно. Казаки схватились за весла, норовя отвести струги от берега как можно быстрее. Острая боль обожгла голову Матвея, что-то жесткое хлестнуло по лбу, в глазах полыхнуло яркое пламя, и он едва не свалился снова в воду, но крепкие руки казаков подхватили его и удержали над волнами.

— Что это? — не понимая случившегося, выкрикнул Матвей Мещеряк, но увидел берег, бегущих татар, и разом сознание вернулось к нему.

«Спасти казаков, спасти…» — и он что было сил в груди, закричал:

— На стрежень, братцы! Навались!

С Матвея потоком лилась вода, по лицу текла розовая струйка: кто-то из татар пустил в него стрелу, когда Тимоха Приемыш и Федотка Цыбуля за руки, спиной к борту, тащили его из воды. Стрела ударила в край шлема, чиркнула по лбу над левым глазом и вонзилась в толстые доски невысокого борта.

— Живее, братцы, живее! — торопил Матвей казаков. Он опасался, что течением и ветром струги может прижать к берегу, по которому с криками бежали ликующие татары, сосчитать их из-за темноты было невозможно, но на прикидку не менее полутысячи человек.

— Трясца твоей матери, дьявол некрещеный! Малость не в лицо угодил стрелой! — Матвей, стоя на ногах в струге, который раскачивало на боковой волне, достал из кармана небольшой лоскут белого холста и приложил к ране, стараясь унять кровь. — Разом, братцы, разом гребите! Уходим от устья Вагая быстрее, будь он трижды проклят, сгубивший нашего батьку Ермака! Боже, не уберегли мы атамана, лег в пучину Иртыша, татарам в великую радость!

— Атаман Ермак погиб в сече, казаков спасая от поголовного истребления, ежели бы не он, — заговорил Ортюха Болдырев и тут же умолк, не в силах продолжить разговор, начал грести вместе с иными казаками. Минут через десять, благодаря отчаянной работе веслами, удалось миновать северную оконечность острова, струги пошли в поток реки Вагай. Течение отнесло казаков ближе к стремнине Иртыша, и они не опасались теперь татарской погони, подняли весла и на малое время отдались на волю темного, бурливого Иртыша. За сечей и греблей не сразу заметили, что дождь перестал лить потоками, с неба сыпались крупные, но не столь частые капли. Удрученные гибелью атамана Ермака, все сидели молча на скамьях, боясь смотреть друг другу в глаза от стыда за то, что атаман погиб, а они живы.

— Не успел я к атаману, чуток не успел, а он, видишь, поскользнулся в воде, не устоял, корил себя Матвей, утирая слезы, которые смешивались на щеках с каплями дождя и кровью из свежей раны. Говорил я ему, чтобы сам шел к стругам, а я побегу встречь татарам, да он, видишь, по-своему решил…

Казаки слушали молча, и не понять было, укоряют они Матвея или понимают, что ослушаться атамана он не имел воли. Тягостное молчание нарушил Ортюха Болдырев. Это его десять казаков бросились вслед за атаманом к протоке с бродом на выручку караульным казакам Романа Пивня.