Лотос - Дженнифер Хартманн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Информация доходит до меня, заставляя меня ерзать и чесаться. Мой похититель никогда не был жестоким. Я даже представить себе не могу, через что прошли эти люди.
– На следующей неделе мы собираемся выпить кофе. Будет приятно пообщаться с кем-то, кто проходил через похожее.
Глаза Сидни слегка опухают, поблескивая от тоски. Но внезапно она вспыхивает и рассеивается, как будто ее вообще никогда не было.
– Это здорово, Оливер. Я рада за тебя.
Я почти уверен, что она лжет.
Было ли то, что я только что увидел в ее глазах, тем же самым, что я почувствовал, когда одним летним вечером наблюдал, как она целуется с другим мужчиной. Я никогда не рассказывал ей, как мое сердце сжималось от болезненных, вялых ударов, или как у меня перехватывало горло, а кожу неприятно покалывало. В ту ночь на крыльце своего дома я открыл для себя новое чувство, и это заставило меня скучать по уединенной жизни под землей.
– Да, я расскажу тебе, как все прошло, – наконец отвечаю я, не в силах оторвать от нее взгляда. – Я не очень хорош в подобных вещах.
Тоска возвращается в ее глаза, измученные и бирюзовые, и я осознаю подтекст своего заявления. Но я не отступаю и не исправляюсь.
– Я уверена, что у тебя все получится.
С этими прощальными словами Сидни выходит из комнаты и оставляет меня одного на своей кровати. Моя голова откидывается на спинку кровати, живот крутит от беспокойства, а сердце болит от изнеможения и усталости.
Она сказала, что хочет быть просто друзьями.
И я полагаю, если стремление к большему, а также желание и привязанность ощущаются именно так… То, возможно, Сидни была права с самого начала.
«Это разрывает людей на части».
Я уже чувствую себя разбитым вдребезги, а ведь это был всего лишь один поцелуй.
* * *
Несколько часов спустя я подхожу к своей входной двери после просмотра фильма, который не был «Ловушкой для родителей». Сидни передумала, поэтому вместо этого мы посмотрели «Большого Лебовски». Хотя фильм был забавным, наши мысли находились далеко. Я чувствовал расстояние между нами, а также рассеянность, замешательство, витающие в воздухе.
Мы не ели печенье. Мы не прижимались друг к другу на диване. Мы не смеялись, не дразнились и не танцевали под ее любимую музыку. Мы сидели в тишине, пока по экрану не пошли титры. А потом я ушел.
«Это разрывает людей на части».
Двигаясь вперед под аккомпанемент из разочарованных вздохов, я вставляю ключ в замок и толкаю дверь. Поднимаясь по лестнице, я щелкаю выключателем и замираю совершенно неподвижно, бледнея, когда мои глаза обшаривают комнату.
Разрушения. Массовые разрушения.
Изодранные диванные подушки, повсюду набивка, обкусанное дерево, поцарапанные стены, мусор, хлопья, битое стекло…
А на кухонной стойке сидит беззаботная Афина и жует банан.
Я думаю, сейчас самое подходящее время использовать слово «черт».
– Черт.
Гейб убьет меня.
Глава 17
Сидни
Он стоит на покрытой инеем траве с прижавшейся к его груди Афиной, лицом к деревьям, огораживающим его задний двор. Я нахожусь у окна своего кабинета.
Наблюдаю за ним.
Гейб рассказал мне о «Фиаско Енота», которое произошло четыре дня назад, когда Оливер вышел из моего дома с таким видом, словно я повалила его на землю, а затем с силой пнула. Это был первый раз в моей жизни, когда я не получила особого удовольствия от просмотра «Большого Лебовски». Мы молча сидели на противоположных концах дивана, и в моей голове крутилось только то, что происходило в моей спальне.
«Я хочу большего».
С тех пор эти прямые, честные слова не дают мне спать каждую ночь, погружаясь все глубже и глубже в неизведанные части меня. Я привыкла к тому, что люди обходят стороной свои чувства, танцуют вокруг правды. Я привыкла разгадывать загадки и стихи. Вычислять ложь.
Но Оливер Линч не умеет лгать.
И я совершенно уверена, что моя собственная правда проявилась в том, как отреагировало мое тело, когда наши пахи соприкоснулись на моей кровати. В том, как он был возбужден, прижавшись ко мне, и как его руки меня исследовали. Но мой рот предал меня, мой страх победил, и я сказала ему, что мы просто друзья.
Ложь – уже изученное искусство, и я хорошо ее преподаю.
Мои глаза стекленеют, когда я смотрю на него сквозь покрытое коркой льда стекло. За последние несколько дней температура резко упала, усиливая озноб, который уже пробежал по моей коже. Оливер одет в красновато-коричневое флисовое пальто, из которого выглядывает маленькая головка Афины, пока он нежно гладит ее. Его высокое, широкоплечее тело составляет приятный контраст с его манерами, – и это лишь одна из многих вещей, которые привлекают меня в нем.
Привлекают.
Это смертельно опасное слово, которого я упорно пыталась избегать последние несколько месяцев, поскольку мои чувства к Оливеру продолжают расти. Есть понятная разница между привлекательностью и влечением, и я переступаю эту черту каждый раз, когда седлаю его. Невозможно отрицать притяжение между нами или искры, которые мерцают и обжигают, как крошечные угольки, когда наши взгляды встречаются, как океан на закате. Хотя он мой друг – мой лучший друг – он также намного большее. Так было всегда, даже когда он был воспоминанием.
В том же месяце, когда его забрали у меня, я сказала ему, что однажды выйду за него замуж. Я спланировала нашу свадьбу, задокументировав ее в своем дневнике от Лизы Фрэнк[34], начиная с платья, которое я надену, заканчивая цветочными композициями и медовым месяцем на пляжах Мауи.
Высунувшись из окна душным летним утром, я спросила его, не хочет ли он тоже жениться на мне. Оливер ответил: «На ком бы я еще женился, как не на тебе?»
Наше будущее было высечено в камне. Жизнь была хороша.
А потом он исчез.
Быстро, в мгновение ока, без предупреждения Оливера вырвали из моих рук. Когда над головой вспыхнул фейерверк, что-то внутри меня умерло в ту ночь. Я почувствовала это. Чувство потери поползло по моей коже, как маленькие огненные муравьи, которые жалят и кусают, оставляя шрамы, превращающиеся в клеймо. И несмотря на то, что сейчас он вернулся, такой совершенный и красивый, я не уверена, что полностью оправилась от этой потери.
Оливер был не единственной жертвой в тот день.
Мои ребра болят,
