Твой «Демон Зла»: Поединок - Сергей Волков

Учитель некоторое время молчал, расхаживая вдоль одной из сторон стола, потом повернулся к попрежнему стоящим помошникам:

— Попытайтесь хотя бы выявить его связи — к кому он может пойти, к кому может обратиться за помощью, в конце концов, куда он пойдет спать этой ночью, домой-то ему нельзя!

— Работа по проверке связей Воронцова уже ведется, господин Учитель! Есть первые результаты, по ним проводиться работа!

— Хорошо… — Учитель нагнул голову, потом подумал и сказал: — Я думаю, надо подключить к этим поискам милицию — пусть поработают на нас.

— Господин Учитель! У нас нет своих людей, сколько-нибудь значимых в иерархии МВД. Только низовые сотрудники.

— Я знаю! Мы, как говорил вождь и учитель мирового пролетариата, пойдем другим путем! Напишите заявление об… ну, скажем, об ограблении одного из «КИ»-клубов его бывшим членом Воронцовым Эс. Эс., укравшим ценный научный прибор! Да, да! Чем правдивее информация, тем лучше! Пусть Воронцова ищут все — и ФСБ, и МВД! Я все продумал — нам помогут их же собственные предрассудки и традиции, сложившиеся ещё в советское время! Взаимо проникающей информации не будет — эти ведомства идут на совместные действия только по приказу высшего руководства, а мы «зарядим» их снизу! Главное — тщательно проработайте все нюансы, сделайте грамотное заявление в МУР, пусть сыщики повертятся! Передайте им фотографию, все приметы Воронцова, но только так, чтобы комар носа не подточил! И обязательно оговорите с «муровцами» момент задержания — на нем должны присутствовать наши люди! Ну, придумайте что-нибудь, мол, прибор очень ценный, нужна консультация, а то при неквалифицированных действиях возможно… не знаю, ртутное загрязнеение какое-нибудь, или ещё что-то, словом, придумайте — не мне вас учить!

Превентарий находился почти на полдороги из Москвы в Ногинск, и стороний человек ни за что бы не догадался, что скрывается в конце неприметной, узкой дороги, ни к селу, ни к городу вдруг ответвляющейся от основной магистрали.

Борис свернул на эту дорожку, переключил фары на ближний свет, а потом, по совету Сергея, и вовсе выключил их. Дорога шла изгибами, вокруг расстилались перелески, рощицы, блестел под луной снег. Борис вел джип медленно, вглядываясь в сереющую перед ним полоску асфальта.

Неожиданно за деревьями показались какие-то низкие строения.

— Тормози! — тронул Воронцов друга за руку: — Развернись и жди меня! Если что, уезжай! «Урусовцы» наверняка уже было у тебя дома, поэтому придумай что-нибудь, какую-нибудь «отмазку», где ты был!

— Что значит «если что — уезжай»? — возмутился Борис: — Нет уж, или мы уедем вместе, или…

— Ладно-ладно, не кипятись! — Сергей усмехнулся: — Будем надеятся, что «если…» не произойдет! Ну все, я пошел!

— Ни пуха, ни пера!

— К черту! — Воронцов вылез из машины, размял затекшие ноги, и быстрым шагом двинулся к белеющему в темноте, метрах в трехстах впереди забору.

Дорога упиралась в железные ворота, едва освещенные двумя тусклыми оранжевыми лампами. Вокруг не было ни души, но Воронцов, притаившись в кустах, решил, что это кажущееся безлюдье обманчиво — если учитывать тот уровень технической оснащенности, с которым ему пришлось столкнуться, наверняка и ворота и забор под надежной охраной каких-нибудь видеоустройств или других систем.

Осторожно выбравшись из кустов, Сергей, держась на подчтительном расстоянии, двинулся вдоль забора, по колено утопая в снегу.

Вскоре выснилось, что бетонные плиты тянуться только метров на пятьсот в обе стороны от ворот, а потом, поворачивая, уступают место обычной железной сетке-рабице, опутанной поверху колючей проволокой. Воронцов, не веря в такую удачу, приблизился к забору, и в самый последний момент заметил тоненький проводки-струнки, натянутые между столбами. Сигнализация, колебательный контур! Как только колебания превысят норму, сработает сигнал, и тот час же примчаться толпы охранников «с пушками и перьями…».

Сергей уныло присел на пенек, смахнув с него снег, закурил, разглядывая виднеющиеся за забором строения. В принципе, это был типовой пионерский лагерь, если не считать торчащих над одноэтажными кирпичными корпусами серебристых грибков труб вытяжки, тарелок антенн спутниковой связи и каких-то буллитов, соединенных тонкими трубопроводами друг с другом.

Вокруг стояла звенящая ночная тишина, только со стороны построек доносился еле слышный гул, наверное, работали насосы в котельной, да тихо шумел ветер в верхушках мерзлых берез.

Сергей расслабился, привалившись спиной к стволу дерева, и только сейчас почувствовал, как он устал за эти сумашедшие сутки. Безумно хотелось спать, все тело ломило, ныли раны, но хуже всех физических страданий была мучительная мысль о том, что Катя сейчас в руках неизвестных маньяков, полудурков, полугениев, собравшихся чуть ли не захватить власть в стране.

Воронцов решительно встал, сдирая с себя липкую паутину сна, ещё раз внимательно осмотрел забор, прикидывая, как лучше через него перебраться, не потревожив струнки сигнализации. Способ нашелся довольно быстро, простой и гениальный одновременно. Сергей взобрался на старую, раскидистую березу, росшую возле самого забора, перебрался на торчащий, нависающий над сеткой сук, побалансировал на гибких ветвях, раскачав их посильнее, и резко оттолкнувшись, перелетел через преграду, приземлившись в глубокий, рыхлый снег в полутора метрах от забора. Дедушка Дарвин был прав, человек произошел от обезьяны!

Все прошло гладко, Воронцов выбрался из снега, отряхнулся, и пригибаясь, двинулся к ближайшему корпусу — одноэтажному зданию под заснеженной шиферной крышей, в двух крайних окнах которого горел свет.

Осторожно, стараясь не вызывать много шума, Сергей подкрался к освещенному окну, и попытался заглянуть внутрь. Тут его ждала неудача — окно со стороны комнаты наглухо закрывали серые жалюзи, и как Воронцов не ловчил, разглядеть что-либо в просветы между «жалюзинами» он так и не смог.

Ветер усилился. Серые, низкие облака распывались по небу, как клочья ваты, в просветах показалась чернота, утыканная мирриадами звезд. Сергей всегда поражался, как много их бывает видно вдали от города, где нет отвлекающего света фонарей, реклам, фар машин…

Неожиданно он услышал скрип открывшейся двери. Выглянув из-за угла корпуса, Воронцов увидел, как из соседнего здания вышел на низкое крылечко человек в тулупе и лохматой собачьей шапке. Был он высок, худ, лицо украшала светлая, редкая бороденка, на носу поблескивали очки.

Человек закурил, и что-то бубня себе под нос, двинулся по узкой тропинке в обход корпусов, медленно приближаясь к затаившемуся Воронцову. Вскоре до слуха Сергея донеслось: «…И вовсе незачем тут использовать катализатор! Все это чушь, господин Селезнев! Вот так-то! Надо просто подогреть смесь и прогнать её через абсорбирующую мембрану, и тогда мы получим… Черт, а ночка-то какая! Феерия! Н-да… А еще, господин Селезнев, вы заблуждаетесь относительно области применения нашего вещества! Им не только хорошо опылять колорадских жучков, им можно опылить и человечков, и тогда они, как и жуки, утратят способность к размножению и вскинут лапки кверху! Вот так вот… Нет, надо чаще вставать по ночам, до чего же хорошо…».

Человек, не переставая бубнить, неспешно прошествовал мимо Воронцова, не заметив притаившегося в тени дома телохранителя, и начал удаляться в сторону изгороди, туда, откуда пять минут назад пришел Сергей.

Решение созрело у Воронцова в мозгу практически мгновенно, и он мягким, быстрым шагом, стараясь ставить ноги след в след, строго вертикально, чтобы его не выдал шум, устремился за незнакомцем, на ходу вытаскивая из рукава нож.

Болтающий сам с собой человек, судя по всему, химик, уже скрылся за деревьями, подходя к затерявшейся межь них старой беседке. В советское время в ней, наверное, собиралось после отбоя покурить не одно поколение пионеров из старших отрядов, да и их вожатые наверняка не раз уединялись тут с рано повзрослевшими пионерками, польстившимися на накаченные мускулы…

Ныне беседка, восмигранная, с изрезанными пионерскими ножиками, потемневшими перилами и полуобвалившийся крышей, явно заброшенная новыми хозяевами лагеря, стояла, утопая в сугробах, а низкий густой кустарник надежно преграждал все подходы к ней, оставив только узкую тропку, по которой и шел не прекращающий говорить сам с собой человек.

Вот он подошел к кустам, вот остановился, словно услышав вдруг что-то подозрительное, замер, оглядываясь, но вокруг было пусто, только шумели безлистыми ветвями, клонясь под ветром, молодые березки. Человек, решив, что ему померещилось, вновь повернулся к беседке, сунул руку под скамейку, вытащил поллитровую бутылку, заткнутую резиновой пробкой и лабораторную мензурку, и уже было собрался откупорить вожделенный сосуд, как в ту же секунду почувствовал у своего горло узкое, холодное лезвие ножа, а хриплый голос прошипел в ухо: