Мы вернёмся (Фронт без флангов) - Семён Цвигун

Млынский развернул карту.

– Вот, полюбуйтесь! Здесь, – он указал на красный кружочек, – наш отряд, а вот совсем рядом, – Млынский ткнул пальцем в синий квадрат, – расположен большой военный аэродром. За последние дни немцы завезли сюда боеприпасы, сосредоточили здесь несколько десятков тяжелых бомбардировщиков. Я думаю, что теперь, когда вы доставили нам рацию, радистку, настало время избавиться от такого соседства.

– Согласен с вами, и сделать это нужно как можно скорее.

Наташа передала на Большую землю две радиограммы. В первый сообщалось, что разведгруппа "Пламя" установила связь с отрядом Млынского. Во второй указывались точные координаты немецкого аэродрома, краткие сведения о нем.

Утром Наташа приняла ответную радиограмму. Центр сообщил, что за образцовое выполнение заданий за линией фронта в гитлеровском тылу майор Млынский, капитан государственной безопасности Афанасьев и комиссар разведывательной группы Белецкий Советским правительством награждены орденами Красного Знамени. Ответ на вторую радиограмму вечером дали летчики. Бомбардировщики дальнего действия волнами появлялись над аэродромом, сбросив на него тонны бомб. Взметнувшиеся в небо желтые языки пламени убедительно свидетельствовали о точности удара.

Работу советских летчиков наблюдали все бойцы отряда.

– Похоже на то, что вы избавились от соседей, – сказал Афанасьев.

– От аэродрома определенно ничего не осталось! – ответил ликующий Млынский. – Молодцы летчики!

Млынский и Афанасьев прошлись вдоль домиков, присели у колодца. В крошечное окошечко, казалось, единственное в тучах выглянула луна. Она как бы поздравила отряд с победой и тут же спряталась.

– Опасная у вас работа, Семен Иванович, – дружески обратился Млынский к Афанасьеву. – Жена небось сна лишилась, волнуясь?

– Это верно, Иван Петрович, что работа наша нелегкая. По себе знаете. А что касается жены, не женат я. Плохой мне не нужно, а хорошая подождет, пока фашистов разгромим. Мечтаю, Иван Петрович, заняться научной работой по своей гражданской специальности, только не знаю, сбудется ли мечта. До выслуги мне еще далеко, больше пятнадцати лет надо поработать, а ведь сами понимаете, заявления не подашь: мол, отпустите…

Капитан Афанасьев махнул рукой, рассмеялся.

– В лирику ударился! А ведь отлично понимаю, что мечте моей не сбыться, по крайней мере, до окончания войны. А там постараюсь, как говорится, без отрыва от производства… Да что я все о себе. А где ваша семья, Иван Петрович?

– Честно говоря, не имею никакого понятия. Если жена с сынишкой и матерью не успела эвакуироваться, определенно фашисты замучили. Семьи чекистов они не милуют.

– Извините, пожалуйста, Иван Петрович. И далеко ваш город?

– Если напрямик, лесом, за день можно дойти. Но разве бросишь отряд?

– Не позавидую вам, – вздохнул Афанасьев. – Еще раз извините, что коснулся душевной раны. Но что-то придумать надо, и не откладывая. Ну, хотя бы для того, чтобы узнать, где семья. И попытаться спасти…

Все эти дни Наташе и Семену не удавалось поговорить: то она была занята, то он. Чаще – Семен. В отряде накопился целый ворох различных документов на немецком языке, добытых разведчиками, и надо было в них разобраться, кое-что перевести. Накоротке, правда, встречались, да что скажешь за две-три минуты? И вот сегодня, когда уже начало темнеть и повалил крупными мокрыми хлопьями снег, Наташа услышала тихий стук в окно, увидела приплюснутый к стеклу нос, улыбающиеся глаза.

– Семен! – радостно вскрикнула она, надела шапку, накинула на плечи полушубок, выбежала из дома, с налету обхватила шею Семена обеими руками, чмокнула в гладко выбритую щеку, влажную от снега.

– Пойдем!

Семен поднял соскочивший с плеч Наташи полушубок, помог надеть.

– Куда, Наташенька?

– Неужели мы не можем позволить себе такой роскоши – просто-напросто погулять?

Взяла под руку, потащила к заснеженному лесу. Когда сели на поваленную бурей сосну, ласково сказала, прижавшись:

– Теперь расскажи, как воевал?

– Разве на такой вопрос ответишь? Как все.

– Неправда! – Наташа вынула из кармана гимнастерки сверкнувший в сумерках портсигар. – Узнаешь?

– Неужели тот самый? Наташенька, милая, да как же он к тебе попал? Тогда ты знаешь уже многое…

23

Экипаж остановили при въезде в город. Высокий фельдфебель попросил предъявить документы. Пропуск Ани держал долго, но больше смотрел на нее.

– Не окажет ли красавица Анна честь провести вечерок в кафе? – вызывающе спросил немец, возвращая пропуск.

– Нет! – строго ответила Анна.

В районе рынка она отпустила извозчика и сразу же заметила, что за ней следят. Резко изменила направление – пошла к центру города. То ускоряла, то замедляла шаг, а довольно полный, средних лет человек неотступно следовал за ней. Надо было избавиться от нежелательного преследования, и Анна направилась к зданию гестапо. Зашла в бюро пропусков. Толстяк последовал за ней. Аня сняла телефонную трубку и набрала номер Шене. К счастью, он оказался на месте. Услышав его голос, Аня громко спросила:

– Господин Шене? Здравствуйте. Вам большой привет от гауптмана Радля… Узнали?.. Сейчас подойдете?.. Хорошо, хорошо, я в бюро пропусков.

Шене обрадовался встрече с Аней. Вызвал машину и повез в гостиницу.

Через двое суток Охрим, обросший и похудевший, поздним вечером пришел в первую попавшуюся на пути воинскую часть и потребовал, чтобы его срочно доставили к начальнику городского гестапо. Ночью он уже сидел в кабинете Отто Кранца и подробно докладывал.

– Почему не убит Млынский? – строго спросил Кранц.

– Стрелял, но промахнулся, – ответил Охрим. – Мы с "Иваном" вывели Млынского в лес. Казалось, все делаем наверняка. Как только "Иван" отошел в сторону, – мы такое условие имели с ним, – я приготовился полоснуть в спину Млынскому, да не успел сделать этого. Верный человек Млынского следил за мной. В самую последнюю минуту вышиб автомат, выстрел пришелся в землю. Я его прикончил из пистолета, но он, стервец, успел все-таки садануть меня ножом.

Охрим сдернул рубашку, осторожно снял окровавленную тряпку с плеча.

Кранц внимательно осмотрел незажившую рану.

– Здорово он тебя! Как же ноги успел унести?

– Тут "Ивану" в ножки поклониться надобно. Я бежать, он – за мной. Млынскому успел внушить, чтобы на базу возвращался немедленно, жизнь его нужна, сказал. Пообещал поймать бандита, это, значит, меня, и доставить живым или мертвым. Бежали мы с ним этак километров пять, а потом он мне счастливой дорожки пожелал, а сам воротился.

Охрим тяжело вздохнул, закончил:

– Вот я и стою перед вами, как на духу. Виноват – казните. Только видит бог, не повинен, не щадил живота своего.

– Задание-то провалено!

– Никак нет, господин начальник, – заверил Шмиль. – "Иван" велел передать, что он не зря ходит в сержантах немецкой армии, что помнит он о своем долге. Просил заверить, что Млынскому не миновать пули, видит бог, не миновать. Что касаемо меня, я старался, господин начальник. Собрал важные сведения об отряде.

Сейчас Шене никто не мешал усиленно ухаживать за Аней. Но только ухаживать.

– В нашем роду чтится верность, – отвечала Аня на его домогательства. – И не забывайте: мой муж на фронте рискует жизнью.

Вечера, как правило, Аня проводила в компании Шене и его друзей. Это было самое неприятное время, но и небесполезное: подвыпив, гестаповцы и армейские офицеры, не стесняясь ее, обменивались фронтовыми и городскими новостями. Днем она занималась основными делами.

Сегодня Шене заявился к Ане в гостиницу расфранченный, похвастался, что награжден орденом "Железный крест", и по этому торжественному случаю устраивает в офицерском кабаре ужин. В зале их поджидало уже около десятка офицеров гестапо и вермахта. Шене каждого представил Ане, В одном из офицеров по приметам, с которыми ее ознакомил капитан Афанасьев, Аня опознала "Фауста".

Захмелевшие офицеры наперебой приглашали Анну танцевать. Раскрасневшийся от счастья Шене милостливо разрешил Ане станцевать с каждым по танцу.

Танцуя с "Фаустом", она шепнула ему на ухо:

– В Берлине, говорят, сильные холода.

Руки "Фауста" чуть-чуть дрогнули. Он поправил пенсне, также тихо ответил:

– Скоро будет жарко.

Пароль означал не только установление связи, но и то, что на другой день, не позже двенадцати часов, "Фауст" вложит сообщение в тайник.

"Фауст" не обманул. Удостоверившись, что за ней нет слежки, Аня отнесла пакет в другой тайник. Утром следующего дня пакет вручили Афанасьеву. Он вскрыл его, обрадовался:

– Вот и заработал наш "Фауст"!