Гений войны Кутузов. «Чтобы спасти Россию, надо сжечь Москву» - Яков Нерсесов

…Кстати, до сих пор нет единого мнения относительно поведения Кутузова накануне аустерлицкого фиаско! Есть две основные версии его поведения на том последнем военном совете. По одной из них он якобы ограничился одной-единственной по-военному лаконичной фразой начальникам всех колонн: «завтра в семь утра атакуем неприятеля в нынешней позиции». По другой – более экстравагантной – старый полководец сначала просто хранил молчание, потом – задремал, а под конец и вовсе… заснул! По крайней мере, так повествует нам свидетель и участник тех событий, французский эмигрант на русской службе, весьма язвительный генерал А. Ф. Ланжерон, впрочем, по ряду причин очевидец не совсем объективный! Кое-кто из видных отечественных историков, в основном советского периода, например П. А. Жилин, С. Б. Окунь, А. З. Манфред, Л. Г. Бескровный и др., настаивали (в силу ряда причин, как идеологических, так и патетико-патриотических), что Михаил Илларионович отнюдь не безмолвствовал, когда принималось решение: давать Бонапарту генеральное сражение под Аустерлицем или лучше воздержаться?! Он вроде бы предлагал «не бросаться в сражение очертя голову», «избегать сложных маневров», «тщетно предостерегал» и даже… «требовал»! Так, современник Кутузова Л. Н. Энгельгардт пишет, что накануне Аустерлицкого сражения государь возразил Кутузову на его нежелание дать баталию Наполеону именно сейчас следующим образом: «Видно, это не бегущих турок и поляков поражать, а здесь ваше мужество притупляется». – «Государь, – ответил Кутузов, извольте сами располагать атакою, а что я не трус, вы сами изволите усмотреть, что я буду сражаться как солдат, а как генерал отказываюсь». Зная Михаила Илларионовича как матерого царедворца, ладившего не только с властной императрицей-«матушкой» Екатериной II, но и ее противоречивым и взрывным сыном Павлом I, с трудом верится, что он был способен на подобное поведение с ее внуком – человеком сколь лукавым, столь и скрытно-упрямым и к тому же весьма злопамятным. Скорее, Кутузов – тонкий психолог человеческих душ и в том числе венценосных – предпочел действовать по принципу «плетью обуха не перешибешь», т. е. безмолвная безучастность бесправного главнокомандующего в присутствии… самого венценосного «Александра Македонского». Мог ли Кутузов в сложившейся абсолютно двусмысленной обстановке сложить с себя звание Главнокомандующего, т. е. категорически уйти от ответственности за исход битвы?! Мог ли он бросить армию и после битвы заявить: «Вот видите, я же вас предупреждал!» Вряд ли! Во-первых, Кутузов никогда не отличался целеустремленностью и категоричностью А. В. Суворова или резкостью и взбалмошностью М. Ф. Каменского, умевших и позволявших себе в случае полного несогласия «громко хлопнуть парадной дверью». Он не был любителем демаршей, предпочитая уклончивую дипломатию, сглаживание конфликта, увод его «под воду». Во-вторых, царь был исключительно лукавый и изворотливый человек и ни при каких обстоятельствах не принял бы такого демарша накануне сражения, иначе кем бы он мог прикрыться в глазах общества в случае неудачи?! Что он, естественно, и проделал спустя годы: «Я был молод и неопытен; …Кутузову… надо было быть в своих мнениях настойчивее»?! Получается, что вина лежит на Кутузове, который не был настойчив с государем?! В то же время, по словам все того же современника Кутузова Л. Н. Энгельгардта, государь потом потребовал от Кутузова рапорта о баталии Аустерлицкой, но тот вроде бы ответил в том смысле, что «Вы сами распоряжались войсками, я не имел ни малейшего в том участия; я завишу от воли Вашего Величества, но честь моя дороже жизни». Если все так, то «по причине личного присутствия Государя не отдает он (Кутузов. – Я. Н.) отчета в Аустерлицком сражении»?! Еще раз предположим следующее! Так или иначе, но Кутузов явно покорился обстоятельствам (ради сохранения союза с австрийцами и своего собственного реноме «защитника монархической Европы от низкородного супостата» молодой и амбициозный политик Александр I настаивал на немедленной битве с «пассивно-испуганным» Бонапартом) и остался простым зрителем трагических событий. Если, конечно, верить мемуарам Ланжерона, то лучше всего характеризует «позицию» Кутузова по отношению к грядущему сражению его поведение на том памятном совете! Сначала во время чтения он дремал, а потом «совсем заснул»! Он прекрасно понимал, эта в сущности схоластичная малопонятная диспозиция, в лучшем случае – план проведения маневров, но никак не генерального сражения. Но поскольку он был одобрен Александром I, он, как и все русские генералы, принял его как данность, которую уже нельзя было оспорить. Вот и решил продемонстрировать крепкий сон вместо бесплодных возражений. В этом, по словам известного военного теоретика Г. А. Леера, «и выразилась вся его оппозиционность плану». Правда, говорили, что за несколько часов до роковой битвы Кутузов все же предпринял последнюю попытку исправить фатальную ошибку. Он даже попросил близкого к царю обер-гофмаршала Н. А. Толстого отговорить Александра I от сражения, которое наверняка будет проиграно. Но не менее хитрый, чем Кутузов, лукавый царедворец Толстой ловко вышел из игры: «Мое дело – соусы и жаркое; а ваше дело – война, вот и занимайтесь же ею». Минутная слабость Михаила Илларионовича Кутузова, не позволившая высказать всю правду в глаза зарвавшемуся в своей погоне за славой победителя самого Наполеона малосведущему в военном деле российскому императору, дорого обойдется русской армии и, между прочим, отразится и на безупречном до той поры полководческом реноме старого заслуженного екатерининского генерала. Впрочем, это всего лишь «заметки на полях», оставляющие за пытливым читателем право на собственные выводы…

Судя по всему, Франц фон Вейротер собирался разгромить Наполеона Бонапарта в стиле боготворимого очень многими в ту пору легендарного прусского короля-полководца Фридриха II Великого, т. е. с помощью пропагандируемой и активно применявшейся им «косой атаки».

…Между прочим, тактическая новинка – знаменитая «косая атака» – впервые была применена прусским королем Фридрихом II против австро-саксонской армии Карла Лотарингского 2 июня 1745 г. в битве при Гогенфридберге. Именно тогда вместо традиционной фронтальной атаки (войска выстраивались в 2–3 линии по 3–4 шеренги в каждой, чтобы обеспечить возможность стрельбы одновременно как можно большему числу солдат) была использована «косая атака»: мощная атака большими силами, сосредоточенными на одном фланге и выстроенными под углом к вражеской линии, т. е. «косым боевым порядком». Именно здесь наносился главный удар, сминавший боевые порядки врага, а остальные войска бездействовали либо вяло перестреливались с противоположным неприятельским крылом. Для полководцев середины XVIII в. это оказалось совершенной неожиданностью. А ведь это «новшество», состоявшее в умении создать на направлении главного удара превосходство в силах, впервые с громким успехом применил против доселе непобедимых в открытом бою спартанцев еще в 371 г. до н. э. в знаменитой битве при Левктрах легендарный греческий полководец из Фив Эпаминонд. Но для удачного исполнения этого весьма сложного маневра с «отказом» от использования одного из флангов ради максимального усиления другого нужно обязательное условие: ничто не должно мешать выдвижению всех войск к месту начала «косой атаки» и высокая маневренность проводящих ее войск. Кстати, под Гогенфридбергом «косая атака» у Фридриха не получилась, но это уже другая история…