Русская фэнтези-2008 - Юлия Остапенко

— Таким образом, — уверенно продолжал Виктор, — раз энергетика сказок намного больше, то, оказавшись в одном котле с фантастикой, сказки будут постепенно брать вверх! Что мы и наблюдали на собственной шкуре!

— Хм… Пожалуй, годится, — подтвердил Санчес, сдвигаясь ближе к стене, точнее, к стеллажу с книгами вдоль стены, чтобы не сидеть на пути очередного воздушного потока.

— Да? А как они вместе оказались? Сказки же на пятом проходят? А если оказались, то почему сказки с самого начала не взяли вверх? — упорствовала Виола. — Ведь вы же двое начали с фантастики!

— Ну, ведь каждый роман — замкнутый мир! Сила притяжения, поверхностное натяжение и прочее… Нам же объясняли на лекции! Значит, потребовалось какое-то время, чтобы сказки… ну… просочились, что ли, через границы фантастических миров, — настаивал Виктор. — И потом, во многих современных фантастических романах, особенно в фэнтези, действуют сказочные персонажи, ну, там, гномы, эльфы, гоблины…

— Драконы… — сквозь зубы добавил Санчес. На прошлом экзамене был сожран драконом и до сих пор не мог забыть жуткой вони в пасти огнедышащей рептилии.

— Драконы, — послушно повторил за ним Виктор и продолжил мысль: — Тем самым возникают как бы мостики или туннели перехода от одного жанра к другому…

— К Куролетам все их объяснения! — не выдержав, завопила Виола, зримо представившая себе картину, только что нарисованную Виктором: какая-то паутина, прорастающая все дальше и дальше. — Нас уверяли, что смешение миров невозможно!

— Ага! А еще, — вдруг вступил в разговор Санчес, — что невозможен и контакт с твоим героем. А я вот с Сонком напрямую общался! В одной шкуре жил!

— И потом, — зло посмотрев на Санчеса — не перебивай! — продолжила Виола, — мы трое в этой квартире стали сами собой, и только Ланка осталась сказочным персонажем. Вот тебе и повышенная энергетика сказок! А против статистики никакая логика не поможет!

В это мгновение по комнате прошёл особенно сильный порыв ветра, донесся какой-то стук, и чей-то знакомый голос произнёс:

— Действительно, не поможет! — и в комнату вошли Мигель и… Ланка — слегка потрёпанные жизнью, основательно потрясенные испытаниями и немного побитые некоторыми встречными. Но живые, голодные и счастливые, нашедшие спасительный остров в сумасшедшем мире, а также — кроме себя — еще и друзей.

Былое и думы

Совсем недавно Сфинксу исполнилось пять тысяч лет. Родился он в Древнем Египте и там же спокойно жил, пока примерно тысячу лет назад ему не предложили перебраться в Москву, в Академию магии. И он недолго размышляя (не более ста лет) согласился. Четыре тысячи лет в пустыне — от этого может озвереть любое разумное существо. Ведь там скучно!

Но вот пришел и 2001 год. И Сфинксу исполнилось пять тысяч лет. Такой юбилей! Но никто об этом не помнил, кроме него самого. Ни у кого не нашлось времени и желания поздравить его пусть не с днём, а хотя бы с годом рождения. Пять тысяч лет! Это же такая круглая дата! Сфинкс хорошо помнил, как в 1993 году в академии пышно отмечалось всего лишь пятисотлетие со дня рождения профессора Парацельса. Сколько было торжественных речей, поздравлений, подарков, специальный адрес из Министерства образования, золотая медаль кудесника-отличника, иностранная делегация из далёкого Таиланда! А вот его юбилей, в десять раз более значительный, никого не взволновал.

— Наверно, — горестно думал он уже второй год подряд, особенно оставаясь в полном одиночестве, — это потому, что у меня нет ученых степеней и научных публикаций. Всё, что я могу, это символизировать вечность да задавать загадки, и то те, которые мне заранее вложили в голову.

Это самоедство и самокопание сокрушительным образом действовало даже на гранитное содержание его головы, и любой психолог и специалист по сопротивлению материалов мог бы заранее сказать, что до добра оно не доведёт. Но никакого психолога или сопроматчика рядом не было. Не было вообще никого: ни одной живой души, с которой можно было бы поговорить или хотя бы загадать ей загадку. Сфинкса просто вывели со склада, привели сюда и бросили, приказав дожидаться студентов. И не пропускать ни одного, пока тот не отгадает положенную ему загадку.

— Меня просто используют, — в который раз говорил себе Сфинкс, поскольку больше сказать это было некому. И ни ясное небо с солнышком посередине, ни зелёная нежная трава не могли его утешить, хотя вполне соответствовали его эстетическим идеалам, а о траве в таком немереном количестве он вообще не мог и мечтать в своём египетском детстве в пустыне.

Вдруг подул сильный Ветер; он дул всё сильнее, и ревел, как будто его загнали в аэродинамическую трубу. Впрочем, это сравнение не приходило на ум Сфинксу, он просто гордо поднял навстречу Ветру свою мужественную голову и прислушался: не слышны ли какие-нибудь шаги, заглушаемые шумом. Шагов не было, но появились странные и непривычные мысли, будоражившие его своей новизной и необычностью.

«А почему бы мне самому не придумать что-нибудь новое? — подумал он. — И если получится нечто оригинальное, это можно будет опубликовать в „Академических трудах“. В конце-то концов, интервью со Змеем Горынычем публиковалось в трёх номерах подряд. А чем я хуже? Я даже старше его и больше повидал. И я способен не просто рассказывать о пережитом, но и делиться своими мыслями. „Былое и думы“ — какое прекрасное и оригинальное название!»

Воодушевлённый этой идеей, он начал думать ещё интенсивнее.

— Что я могу сделать прямо сейчас, так это усовершенствовать загадки — пока их так много у меня в голове. — Эта мысль была подобна удару грома, от которого вздрагивают даже скалы. Поэтому Сфинкс тоже вздрогнул и потянулся, предоставляя новорожденной мысли больше места в своём организме. Возвращение в привычную позу привело к тому, что мысль стала более концентрированной и определённой.

— Скажем, для начала можно поменять местами начало и конец загадок, можно совместить в одной загадке части различных и украсить их яркими деталями из фольклора, — набирал обороты процесс творчества и созидания. — Возьмём, например, эту: «Сидит девица в темнице, а коса — на улице». Сколько же времени можно сидеть на одном месте? Лучше пусть будет наоборот, коса сидит в темнице, а девица — снаружи. Девице наверняка надоело в темнице, и она только спасибо скажет, что её выпустили. А коса… Ну, она, наверно, тоже будет довольна, она же меньше пачкается, когда находится в помещении.

Так, а сто одёжек и все без застёжек? Это получится: сто застёжек и все без одёжек… или лучше одёжек застёжек и все без сто?..