На рандеву с тенью - Татьяна Степанова

— А с чего ты вдруг затеял его передопрашивать? — Лизунова заботило совсем другое. — Ну, как знаешь. Между прочим, на сегодня очную ставку следователь по новой назначил между Баюновым и Быковским. А то сроки задержания поджимают. Рабочее обвинение им обоим пока лишь в незаконном хранении оружия предъявлено. А дело-то и правда ФСБ забирает. Мне сегодня прокурор по этому поводу звонил. Не зря, значит, мы Леню Быка дедушкой Феликсом стращали.

Никита заверил: «Как только с Новосельским закончу, сразу приду и на очной ставке поприсутствую».

Однако свидетель не явился. Ни в час, ни в два, ни в половине третьего. А тем временем очная ставка началась и очень быстро закончилась. Лизунов пришел поделиться: Быковский со скрипом и великим мандражом, но все же подтвердил свои показания на Баюнова. А тот от показаний снова отказался Его адвокат уже подал в суд жалобу на незаконное задержание.

— Ну, это теперь пусть федералы с ними обоими колупаются. Хотя жаль, что Баюна у меня забирают. От сердца, можно сказать, отрываю это дело, давно такого момента ждал. — Лизунов хищно вздохнул. — А ты что ж, так и не дождался? Не явился? Проигнорировал? Ну, обнаглел этот наш финансист! Ладно, попляшет у меня. После работы ко мне махнем, поужинаем, мать звонила — ждет. Потом в одно место заглянем, а потом за этого Новосела возьмемся. Сегодня пятница. Я знаю, где эту публику вечером найти можно.

День прошел нудно. Правда, Мальцев то и дело оживлял атмосферу, оглашая ИВС и двор отдела истошными воплями. Другие арестованные роптали, барабанили в двери камер — уберите от нас этого психованного! Приехала по вызову из Белых Столбов «Неотложная психиатрическая». Но в больницу Мальцева не забрали. Накололи успокоительным.

После сытного домашнего ужина Лизунов, переодевшись в джинсы и новенькую толстовку, предложил Никите «подъехать в одно местечко», а затем «браться за Новосельского».

Подъехали сначала... в лагерь спелеологов. Колосов, как верный товарищ, ждал за рулем. Лизунов, буркнув смущенно: «Я сейчас», скрылся в одной из палаток. Никита сидел в машине. К вечеру снова пошел дождь и похолодало.

Лизунов вернулся вместе с Алиной Гордеевой. Под пестрым зонтом, помахивая рюкзачком, она резво перепрыгивала через лужи, спасая новенькие туфли. Она была в белых модных бриджах, желтой куртке и нарядном батнике. Но все равно, несмотря на эту молодежную пестроту и прикид, было видно, что она значительно старше Лизунова.

Лизунов распорядился ехать в «Пчелу». Что ж, подумал Никита, пятница, конец недели, можно и пивка, и сгонять партию на бильярде. Он прикидывал, куда придется доставлять Пылесоса и его экстремалку потом. Не повезет же он ее после бара домой, в Прохоровку, к маме-папе, деду-бабке? И куда деваться самому, где ночевать? Честно говоря, хотелось расслабиться после всех трудов под полную завязку. А до Москвы на машине в таком состоянии не дочапаешь. Он подумал о Кате. Она вроде не собиралась возвращаться в Москву сегодня вечером...

Глянул в зеркальце на Лизунова. Тот на заднем сиденье, словно нечаянно, от толчка машины, прижался к Гордеевой, поцеловав украдкой ее волосы. Никита вздохнул про себя: м-да, вот как люди оперативно, вот как! А ты тут как...

Гордеева заметила, что он смотрит, отодвинулась от пылкого и. о. начальника и заговорила о... похоронах. Что, мол, все вроде в порядке, устроилось Никита вспомнил, какие слухи об этих похоронах гуляли по лагерю негласно. Что тело Железновой отправили ее родителям в Питер, что на похороны поехали Майя Арчиева и другие спасательницы, но что якобы мать Железновой категорически запретила Гордеевой приезжать на панихиду, потому что никогда не одобряла отношений дочери и ее «научного руководителя»...

Надо же, а Пылесосу на все это наплевать с высокой колокольни, размышлял Никита. Ишь, как он с ней нежно. Что ж, как это Катя говорила? «Влюбленные, безумцы и пииты из одного воображенья слиты».

А Гордеева продолжала говорить: непрекращающиеся дожди, мол, пока не позволяют продолжать работу в Съянах. Но как только погода улучшится, через день-другой, как грунт подсохнет, спуски возобновятся. Никто не ожидал, что июнь будет таким дождливым и холодным. Но ничего не поделаешь, климат...

В «Пчелу» приехали в начале одиннадцатого. Там уже было яблоку негде упасть. Молодежь веселилась вовсю. Чувствовалось по всеобщему оживлению, что снова наклевывается (к полуночи, попозже) какая-то вечеринка. Ну, теперь жди в этой дыре ряженых вампиров и маньячек с топором. А может, сама Луноликая заглянет на огонек, это местное пугало школьников.

Они заказали у стойки пива. Выпили. Заказали еще. Тут во втором зале заиграла музыка, медленный танец. И Гордеева, улыбаясь как русалка, увлекла Лизунова на танцпол.

Кто-то толкнул Никиту локтем, буркнув: привет, извини-подвинься. Никита обернулся. Шведов собственной персоной. Он был в джинсах цвета хаки, черной бандане и черной кожаной до колен куртке, промокшей от дождя. Он заказал себе пива.

— Ба, какие люди и здесь, — усмехнулся он. — Темное пьешь? Я тоже темное люблю, бархатное. — Он заметил среди танцующих Гордееву. — Ой, и Алиночка здесь. С вами, что ли? А, с этим... Между прочим, я ей это место показал. Как в мае сюда приехали, все ныли с Женькой — отдохнуть негде, расслабиться по-человечески. Алька выпить никогда не дура. Всегда сама за себя платит — это принцип у нее такой. Феминистка! Что ж, бабки есть. Олег наш вещий неплохо платит.

— Тебе меньше, что ли? Обделяет? — поинтересовался Никита.

— Ну, я не жалуюсь, — Швед пьяно хмыкнул. И Никита увидел, что он уже сильно навеселе. Где-то успел заправиться до «Пчелы». — А если еще эта канитель с поисками продлится, может, к осени и тачку себе поменяю. У меня гниль, батин еще «жигуль» — железка ржавая. — Он пил пиво, следя за танцующими. — Быстро утешилась феминистка наша, — сказал он чуть погодя. — А ты на меня еще тогда собак спустил, помнишь? Я ж говорил: бабье. А фантазий-то, спеси... Интересно, на кой Альке этот олух милицейский сдался? Явно для чего-то потребовался. Она ведь такая, ничего просто так не делает. Мужиков не любит. А уж если обаянием брать начинает, то... Ко мне она тоже вот так сначала шары начала подкатывать. Я потом только смекнул, что ей от меня нужно. Чтоб я с Ларсеном ее свел. Спел такой есть известный, крутой мужик и с деньгами. Швед Мы с ним... — Швед усмехнулся. — Откуда у меня прозвище-то, сечешь? Так вот мы с ним в Каповой пещере работали, я у них проводником по контракту служил. Эти шведы от нашего Урала просто тащились. Ну и Алька хотела... О чем это я? А, так вот И от мента ей тоже что-то наверняка нужно. Просто так не стала бы, нет, уж я ее знаю... Так что намекни коллеге, пусть уши-то под Алькину лапшу не подставляет.

— Сам намекни, — сказал Никита. — Рискни. — А сам подумал, какой занятный выходит разговор у него с человеком, которого они только трое суток назад хотели посадить за потерянный нож.

— Да мне вообще плевать. Пусть. Ты в бильярд играешь? — Швед улыбнулся. — Аида соорудим пирамидку. Я плачу.

— На тачку же хотел копить, — сказал Колосов.

Но в бильярд они со Шведом играть все же пошли. В третий зал, где тоже было многолюдно, накурено и где красовались четыре стола зеленого сукна. Швед играл очень даже средне. А горячился сверх всякой меры. Скинул куртку, забросив ее на вешалку-пилот. Никита засмотрелся на черную, блестящую от дождя кожу. Черная куртка, черный плащ... Швед, кажется, был соседом Мальцевых...

— Не отвлекайся. — Швед тер мелом кий. — Паука, что ли, рассматриваешь?

Паук над стойкой бара и правда был страхолюдный. Никита удивился: кому пришла героиновая мысль украсить бар такой дрянью?

Они начали уже третью партию. Оплаченный час истекал. Подошли разгоряченно-сплоченные танцами Лизунов и Гордеева. Колосов отметил, что Алина словно и не заметила Шведа.

— Явился, не запылился, — шепнул на ухо Никите Лизунов. Он был уже слегка под градусом. Глаза у него возбужденно блестели. — Явился пай-мальчик из банка. Второй столик справа. Новосельский и девчушка с ним, кажется, несовершеннолетка. Пьяненькая в дым. Здесь побеседуем или в отдел возьмем, испортим пай-мальчику вечер?

— Ты с Алиной оставайся. Я сам с ним. — Никита загнал последний шар в лузу. — Ты потом куда думаешь?

Лизунов улыбнулся. Улыбка означала: не волнуйся, чтобы у меня да места не оказалось, где можно с любимой женщиной красиво отдохнуть?

— Пожестче с ним, — напутствовал он Никиту. — Я, правда, так и не въехал — чего ты его вдруг передопрашивать решил, но за то, что он по повестке не явился, когда его розыск вызывает, уши щенку оборвать мало.

Никита вернулся к стойке и заказал еще пива Второй крайний столик справа был занят парочкой Стриженная под мальчишку молоденькая девчушка в мешковатых брюках и прозрачной кофточке курила сигарету и, захлебываясь от пьяного смеха, рассказывала что-то своему спутнику — очень молодому и очень красивому блондину. Парень был яркий, как мухомор. Никита заметил, как пялилась на Новосельского женская половина тусовки «Пчелы».