Вдали от рая - Олег Рой

Однако одно дело – задумать, и совсем другое – воплотить свои идеи в жизнь. Для того чтобы обзавестись потомком, необходима была жена – женщина, которая будет заниматься ребенком, пока он еще маленький. К такой женщине бывший Волковской выдвигал целый ряд требований. Она обязательно должна быть красива (хочется получать удовольствие, глядя на свое чадо), здорова, хозяйственна и покладиста. Желательно бы, конечно, еще и из хорошего рода, дворянских кровей… Он уже начал приглядываться к потенциальным невестам, но потом решил не торопиться. На тот момент Павлу Смирному по паспорту было уже сорок шесть – не самый подходящий возраст для вступления в брак и рождения первенца. А значит, следовало сначала еще раз помолодеть.

Начать новую жизнь, приняв облик другого человека, в конце шестидесятых оказалось значительно труднее, чем в войну. Но поводов жаловаться на свой ум у бывшего Дмитрия Волковского не было никогда – он сумел решить и эту задачу. Долго присматривался к студентам медицинского вуза, в котором преподавал, и наконец остановил свой выбор на Игоре Плещееве.

Игорь устраивал его по всем статьям. Во-первых, был подходящего роста и комплекции и даже внешне чем-то походил на Волковского-Смирнова. Во-вторых, в его родовой оболочке наблюдалась отчетливая брешь. Правда, происхождение ее было неизвестно, так как Игорь вырос в детском доме и не помнил своих родителей, но это никакой роли не играло. А в-третьих, Игорь увлекался альпинизмом, и этот факт окончательно определил его дальнейшую судьбу. Точнее, ее финал.

Дожидаясь, пока Плещеев закончит учебу, профессор Смирнов тоже проявил интерес к скалолазанию и стал ходить в ту же секцию, которую посещал и Игорь. На старших курсах он начал покровительствовать студенту Плещееву, сделался его научным руководителем и, когда парню по окончании учебы выпало распределение куда-то в тьмутаракань, лично добился того, чтобы его способного протеже распределили не на край земли, а поближе – в Ленинградскую область.

Сразу после выдачи дипломов группа альпинистов, куда входили Смирнов и Плещеев, отправилась в поход, которому суждено было внести очередную печальную страницу в историю отечественного скалолазания. В самый ответственный момент вдруг лопнул страховочный трос – и вся группа сорвалась в пропасть. Выжил – и то чудом – только один человек, в кармане которого был паспорт на имя Игоря Плещеева. И в этот раз опыт по перекачиванию энергии, состоявшийся ночью накануне трагедии, прошел успешно. Благодаря добавленному в чай снотворному Игорь и остальные ребята спали как убитые. А утром испортилась погода, поднялся ветер, полил сильный дождь – никому, конечно, даже в голову не пришло заглядывать под капюшон штормовки Павла и удивляться тому, как резко он помолодел…

Только позже, спустя лет десять, Волковской сделал вроде бы простое, но очень важное открытие – чтобы вызывать меньше подозрений, нужно выбирать доноров повзрослее. Скажем, в возрасте лет тридцати пяти или сорока. В эти годы человек еще полон сил, и, вобрав в себя его энергию, приобретаешь его силу, здоровье, а часто и успех. Что касается доноров, то после удачного опыта они не просто ослабевали – они, как это называется в народе, иссыхали, постепенно теряя бодрость, радость жизни, желание жить, и в конце концов умирали, обычно спустя несколько месяцев, максимум год. Когда подобное случается с юным человеком – это более чем подозрительно. Но в сорок лет почти у любого может обнаружиться какая-то скрытая болезнь – поэтому его преждевременное ослабевание и кончина не будут выглядеть так уж странно.

Ничего похожего на жалость или чувство вины перед своими жертвами Дмитрий не испытывал. После Плещеева Волковской вошел во вкус своего исследования и стал проводить эксперименты гораздо чаще – раз в несколько лет. С любопытством исследователя он наблюдал за духовной и физической деградацией своих жертв, а, изучив этот процесс, вообще стал терять интерес к донорам сразу после обряда по перекачке энергии – хотя и продолжал по привычке называть их подопытными, а свои действия – экспериментом.

Став Игорем Плещеевым, Волковской, после всех необходимых формальностей, сразу же отбыл на место распределения, где получил багаж, который выслал ему из Москвы, еще до похода, покойный научный руководитель Павел Смирнов. В багаже оказалось несколько самых ценных вещей, среди них – бережно упакованный мируар и портрет Владимира Волковского. Выяснилось также, что покойный научный руководитель, у которого не было семьи, незадолго до смерти составил завещание, по которому оставлял все свое имущество, включая автомобиль и дачу в Акулове, любимому ученику.

Игорь Плещеев приступил к работе и зажил очередной новой жизнью. Иногда к нему приходили письма от бывших соучеников, он отвечал на них, печатая свои письма на машинке, но от личных встреч («старик, я через недельку буду в Ленинграде, может, увидимся?») каждый раз отказывался, ссылаясь на занятость. Через год ему исполнилось двадцать пять, в паспорте появилась новая фотография, и после этого тот, кто уже давно не звался Волковским, окончательно успокоился.

Через некоторое время он женился и обосновался в Ленинграде. Жена Лида, к сожалению, не была дворянкой, но зато во всем остальном удовлетворяла его требованиям: очень красивая, хозяйственная, с прекрасным здоровьем и спокойным уравновешенным характером. И, самое главное, в ауре Лиды не наблюдалось никаких прорех – ни в личной оболочке, ни в родовой. Очевидно, родители Лидии, отец-ювелир и мать, совсем простая, даже неграмотная деревенская женщина, а также их ближайшие предки, не совершили в своей жизни никаких серьезных грехов.

Брак лже-Игоря и Лиды был не то чтобы счастливым (что означает это слово, Дмитрий так никогда и не сумел понять), но, во всяком случае, благополучным. Лидия всей душой любила мужа, он тоже первое время был очарован ею. А позже, когда дымка очарованности развеялась, просто позволял ей заботиться о себе, обустраивать его быт и создавать ему душевный комфорт. И был благодарен ей – прежде всего за то, что она подарила ему ребенка. Дочку назвали Верой, и она росла именно такой, какой и хотел ее видеть отец, – красивой, умненькой и очень послушной. Он настаивал на том, чтобы Верочка получала хорошее образование и правильное воспитание, и не сомневался, что со временем, когда она вырастет, она станет его наследницей и помощницей – и в медицине, и в другом, еще более важном для него деле.

Глава вторая, в которой Вера Соколовская, урожденная Плещеева, становится помощницей своего отца

Было бы странно, если бы в жизни такой эффектной женщины, как Вера, до тридцати двух лет не появилось ни одного мужчины. Появлялись, конечно. Один из них даже был ее мужем. Вера давно уже не вспоминала о нем – даже когда называла свою нынешнюю фамилию, единственное, что осталось ей от Максима. Уходя, он унес все свои вещи, вплоть до затупившихся бритвенных лезвий, скрепок и дырявых носков. И это казалось странно, потому что раньше его никак нельзя было заподозрить в жадности. Неужели боялся, что через эти вещи на него будут воздействовать? Возможно, Максим о чем-то догадался – раньше, чем сама Вера узнала о том, чем же на самом деле занимается ее отец?

С Максимом у нее все получилось обыкновенно, их брак был типичным студенческим браком. На первом курсе вдвоем кромсали одни и те же анатомические препараты. На втором их на всех предметах автоматически распределяли в одну подгруппу. На третьем они впервые поцеловались. На четвертом сыграли свадьбу и поселились в кооперативной квартире, которую купил для молодых отец Веры. На пятом пошли ссоры. К госэкзаменам Соколовские развелись.

Вера была убеждена, что причина в Максиме. В его слишком мужском, слишком современном легкомыслии. В его непонимании настоящей любви к родителям.

– Твой отец тебя поработил! – кричал он. – Ты постоянно говоришь только о нем! Ты вечно отвечаешь мне его словами! Ты проводишь больше времени с ним, чем со мной! Ты не смеешь выйти за пределы отведенной им территории, чего бы это ни касалось: вкусов, привычек, научных теорий, взглядов на мир… А ведь неглупая девушка вроде! Отличница, свободно читаешь на нескольких языках… Включи наконец мозги и приучайся иметь свое мнение!

– Что ты имеешь против моего папы? – возмущалась в ответ Вера. – Без него не было бы этой квартиры! Без него не было бы и меня, потому что он вырастил и воспитал меня после того, как мама нас бросила… То, что я делаю для него, – лишь малая часто того, что я ему должна. Я обязана ему всем, пойми, буквально всем! У меня, к твоему сведению, замечательный отец, всем бы таких по-настоящему хороших родителей!

– По-настоящему хорошие родители не внушают детям, что те им обязаны «буквально всем», – возражал Макс. – По-настоящему хорошие родители не нагружают их неподъемным чувством долга. По-настоящему хорошие родители хотят, чтобы их дети были взрослыми, самостоятельными, счастливыми, отдельными от них людьми. И взрослые дети любят их не потому, что обязаны «буквально всем», а просто потому, что любят. А твой папаша… Он вымогает твою любовь, заставляет тебя любить его, разве ты не чувствуешь? Он требует тебя целиком, все больше и больше. Со всеми потрохами. Он опутал тебя своей паутиной, а ты и рада быть беспомощной мухой…