Крымский Джокер - Олег Голиков

— Лежи-лежи, студент. Отогревайся…

Напротив него в кресле сидела пожилая женщина со строгим лицом и со вкусом курила дешёвую папиросу. Первое, что поражало в незнакомке — это небольшие, блестящие как смола, чёрные глаза. Казалось, в них совсем нет зрачков. Темноглазая женщина с интересом следила за пробуждением Фролова. Заметив, что Борис уже способен воспринимать действительность, она как-то безжизненно подмигнув, спросила:

— Значит это ты обул Корейца на тридцать тонн зелени? Красавец! Сговорился, значит, с крупье, и поимел старого вора? Да уж, ты действительно философ!

И страшная дама засмеялась. Смех её был похож на клёкот хищной птицы. Потом, резко успокоившись, загасила папиросу и стала строгой, как учитель на экзамене.

— Только вот что, мальчик. Дружок-то твой, однокашничек, уже смотрит как трава растёт.

Только с той стороны, — она показала большим пальцем на пол. — Жить хочешь?

Борис, не отрывая от неё испуганных глаз, горячо закивал головой.

— То-то. Сколько там ты Корейцу остался должен?

— Т-тр-ринадцать тысяч, — Фролов с трудом приходил в себя. Он вдруг захотел излить всё своё накопленное горе этой пожилой суровой женщине:

— Но мы ведь сразу вернули ему почти все его деньги! А он на каждого ещё сверху повесил по десять тысяч! И проценты по сто баксов в день!

Однако сочувствия в собеседнице было не больше чем в египетской мумии. Она нагнулась немного вперёд и, подобрав в нитку губы, внятно произнесла:

— И правильно сделал. Вы же, фрайера сопливые уважаемого человека опустили! Да по понятиям за это — сразу в землю! Так что, в принципе, Кореец — добрый человек… — добавила она, усмехнувшись каким-то своим мыслям. — Ладно — о прошлом не будем. Выкупила я твой долг. Но не просто так всё делается, сам должен понимать.

Страшная спасительница, зыркнув на Бориса провалом чёрных глаз, закурила новую папиросу.

— Прознала я Боренька, про способности твои к иностранным языкам. И как будто в компьютерах ты неплохо сечёшь — даром что философ. Мне сейчас умные люди очень нужны. На новые темы выхожу — без языков и этого, как его…Интернета — ну никак.

Поэтому, беру я тебя на работу. Паренёк ты как-будто неплохой, азартный. А главное — у тебя вроде как действительно за границей родственники есть?

Борис, немного успокоившись, кивнул:

— Сестра родная в Германии. В прошлом году в Гамбурге замуж вышла.

— Вот и прекрасно. Лежи пока, отдыхай. А завтра на работу. Глядишь, через годик — другой и покроешь свой долг…

… Самолёт качнуло. Борис оторвал глаза от ноутбука и украдкой посмотрел на Афанасьеву. Лидия Петровна отложила отчёты и, прикрыв глаза, то ли спала, то ли размышляла.

Фролов, с ненавистью в душе, припомнил и остальное:

«Вот блядь старая… А ведь я позже встречал этого гниду-крупье, который и предложил мне казино обуть… Жив-здоров, гнида! Так подставил меня! А ещё однокурсник бывший, вместе пиво распивали, по Канту пёрлись, сука продажная! Ловко они меня уделали с этим Корейцем — и хату мою козырную поимели, и раба себе нашли. А если бы я её тогда в первый раз в Германию не протолкнул, ещё неизвестно как бы вообще все игровые европейские дела пошли бы…».

Лидия Петровна, словно почуяв мысли соседа, внезапно открыла глаза:

— О чём призадумался, Борис? Поди, о бабах своих малолетних? Ладно-ладно — шучу я, — и она вдруг провела сухой горячей ладонью по его щеке. — Женится в очередной раз не думаешь?

Борис мотнул головой.

— Оно и правильно. Успеешь ещё хомут на шею одеть. Я вот хочу тебя о чём спросить, Борюшка… Ты ведь философ. Статейки в журналах умных печатаешь… Да не смущайся — знаю я всё! Читала даже. Правда, не всё поняла, ну да каждому своё.

Афанасьева поднесла руку к лицу и надавила на глазные яблоки:

— Чёрт, курить хочется — сил нет! Так вот, — ласково продолжила она — скажи-ка мне, Боря… Откуда в людях столько жадности? Сколько им не даёшь — а всё им мало?

Борис внутренне вздрогнул. Он был совершенно не готов к такому разговору с Железной Лидой. Собеседником она была очень опасным. Он не раз видел, как она двумя-трёмя вопросами вытаскивала из провинившихся людей всю правду. Он внутренне собрался и, следя за каждым произнесённым словом, ответил:

— Не знаю, Лидия Петровна. Это просто, наверное, свойство человеческой природы.

— Ну-у… Разве это ответ… — разочарованно протянула Афанасьева. — Ты мне поглубже разрисуй. С примерами. Ну, хотя бы тот случай взять — с этим, как его, Кликуновым…

У Бориса гулко застучало сердце, а Лида продолжила:

— Так вот. С Жорой, коммандосом нашим… Ты ведь, наверное, тоже считаешь, что я обидела его тогда — мало премиальных за питерскую командировку выдала?

Борис знал, что пока старухе лучше не врать — сразу просечёт.

— Честно говоря — да.

— А сколько надо было выдать по-твоему — ну, чтобы Клык обидки не жарил?

— Ну думаю, тысячи четыре было бы в самый раз.

Лидия Петровна внимательно посмотрела Борису в глаза. И сказала веско и немного раздражённо:

— А за что? За то, что прокатился в мягком вагоне туда-сюда? За то, что просто повезло ему с тем недоноском сопливым? За пару ударов по пьяному недомерку? А другие люди в то же время по той же теме на морозе на вокзалах в Питере и в Москве дубели. И заметь, получили они от силы по сотне-другой. Что на это скажешь?

Борис немного пришёл в себя и решил взять паузу. Он, подозвав стюардессу, попросил стакан вишнёвого сока.

— Вы будете, что-нибудь пить, Лидия Петровна?

Афанасьева отрицательно покачала головой.

Фролов сделал вид, что размышляет над вопросом своей начальницы. Выждав положенную минуту, он ответил:

— Ну, я вообще-то думаю, что и за удачу надо платить. Вот если бы он этого племянничка прищемил, но упустил из-за стечения объективных обстоятельств. Ну, скажем, поездные мусора случайно обход бы делали… Или проводница бы лапу на бабки наложила бы — и доллары уплыли бы навсегда, вы бы как тогда с ним поступили?

Лидия Петровна хмыкнула:

— Повесила бы всё бабло на него, ясное дело. Даже если бы Клык и на зону ушёл. Не одна же я это решаю, должен понимать…

— Вот видите. За неудачу он бы влип на восемьдесят тонн. А за фарт — ему две косых перепало. Я думаю — это не жадность…

Здесь Борис умолк, чувствуя, что подходит к опасной черте.

Железная Лида недовольно проворчала:

— Ладно — базар окончен. С вами, философами, только начни… Все понятия раком поставите, — и немного помолчав, добавила: — Напомнишь мне, когда вернёмся — подкину ещё пару штук твоему головорезу. Из твоей премии.

И Лида, хмыкнув, отвернулась к иллюминатору. Борис облегчённо вздохнул, и снова стал смотреть в ноутбук. На душе у него было тревожно.

Через полчаса голос из динамиков оповестил:

— Уважаемые пассажиры! Через двадцать минут наш самолёт произведёт посадку в аэропорту города Киева. Просим вас пристегнуть ремни!

… Под Киевом в Пущей Водице, в большом трёхэтажном особняке дедушки Гриба готовили встречу. Всем распоряжался сам Гриб, крепкий энергичный мужичок, лет пятидесяти с гаком, со сморщенным красным лицом и короткими седыми волосами на небольшой круглой голове. Его хитрые маленькие глазки весело смотрели из-под разросшихся густых белёсых бровей на по-украински щедро накрытый стол. Налюбовавшись, он неторопливо подошёл к окну и приобнял смотрящую на двор дородную симпатичную женщину, которая радовала глаз той пышной красотой, так часто встречающейся в западных районах Украины. Поцеловав её в упругую щёчку, хитрый старичок снова окинул придирчивым взглядом кушанья и напитки. Женщина оторвалась от окна и, подойдя к буфету, стала выставлять из него новые бутылки. Мужичок замахал руками:

— Да не ставь ты столько водки, Верусик! Тут такая катавасия… Лидка-то Петровна — та вообще не пьёт. Курит только как паровоз папиросы свои вонючие…Оставь бутылку муската и бутылку коньяка. Она, вроде как с помощником прилетает. Может, с ним пару рюмок треснем.

Моложавая, разрумянившаяся от суеты, Вероника, что-то проворчав, убрала со стола две бутылки водки и повернулась к мужу:

— Ты чегой-то сегодня такой шебутной, а, Василь Иваныч? Орёшь на меня с самого утра.

Та примем мы твою кралю как надо — не боись! Лучше скажи своим бездельникам шоб за икрой смоталися. А то у нас всего две банки осталось.

— Да не ест она икру. Хотя… Кажется она у нас сластёна… Сладкое-то в доме есть?

Верины брови удивлённо взметнулись вверх:

— Ну есть трохи… Но ни так шобы…

Василий Иванович Ломакин в который раз оценивающе осмотрел стол и вышел на крыльцо.

В просторном дворе, возле внушительного джипа «БМВ», стояли трое рослых парней и рассматривали сверкающий хромированными деталями мотоцикл «Харлей Дэвидсон», стоявший под навесом. Один из них, с выбритой наголо головой, спрятанной под чёрной вязаной шапочкой, со знанием дела, жестикулируя, что-то показывал и пояснял. Двое других недоверчиво улыбались и кивали головами.