Мэрилин Монро. Страсть, рассказанная ею самой - Мэрилин Монро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне было все равно, только скорее. Находиться рядом с Артуром становилось все тяжелее. Он демонстрировал христианское смирение (хотя христианином никогда не был), всему миру показывая, как терпит свою супругу-фурию, несдержанную, злую истеричку, и этим бесил меня еще больше. Он терпел!.. Ничего он не терпел, он просто использовал мое имя и мою компанию! У Артура прошли времена, когда его пьесами зачитывались, просто Миллер всегда рассказывает о себе и только о себе, а когда ничего не происходит или нет возможности выставить себя героем, не пишет ничего. За все время нашего брака он создал лишь несколько мало кому интересных рассказов и тех самых «Неприкаянных». Времена «Смерти коммивояжера» прошли, и не я тому виной, Миллер исписался еще до встречи со мной. Пусть говорит, что хочет, но это так.
Артур непотопляемый, он выплывет, еще будет писать, например, напишет слезливую пьесу о том, как его терзала полусумасшедшая супруга, возомнившая себя гениальной актрисой. Но пока он либо сидел на моей шее (мне не жалко, но не стоило тогда выживать из компании Милтона Грина, чтобы брать все в свои руки), эксплуатировал то, что создано до него, либо использовал мое имя и мою популярность, мне же доказывая, что я ничтожество!
Все! Ненавижу и вспоминать не хочу!
На съемках «Неприкаянных», которые погубили Кларка Гейбла и едва не погубили меня, Артур закрутил роман с Ингой Морат, на которой женился тотчас после нашего развода. Вот Вам хороший пример супружеской верности человека, который за полгода до этого жаловался всем подряд, что его супруга изменяет с Ивом Монтаном!
Иногда слава обременительна
Ведь это была идея Миллера – пригласить на роль Клемана в «Займемся любовью» Ива Монтана, при том что Артур прекрасно знал, как мне нравится такой тип мужчин. Ив чем-то напоминает Ди Маджио – сильного, яростного, не всегда сдержанного. В нем много от Джо, но есть то, чего у Ди Маджио не хватает – умения общаться с женщинами (француз все-таки!) и нравиться им. Монтан галантен, этого не отнимешь.
К тому же у нас нашлось много общего. Было забавно, что он совершенно не знал английского, но за время пребывания в Америке вместе с его очаровательной супругой Симоной Синьоре заметно улучшил произношение и выучил многие фразы. Ив страстно желал завоевать Америку, а потому легко согласился сниматься с чертовой Блондинкой в Голливуде. А Симона приехала получать свой «Оскар» за роль в фильме «Путь в высшее общество».
Артур и Симона поступили просто нечестно: сначала они сквозь пальцы смотрели на появившуюся между нами с Ивом симпатию, даже поощряли ее, особенно Артур, а потом уехали в Европу, конечно, по отдельности, но какая разница? Когда Миллера спрашивали, почему он не желает замечать роман своей супруги и Монтана, он только пожимал плечами:
– Наш брак все равно разваливается.
Надо ли говорить, что эти слова тут же донесли до моих ушей? Мой муж считал наш брак оконченным, но я была нужна ему ради постановки его мерзких «Неприкаянных»! Вот Вам супружество!
У нас был роман с Ивом Монтаном, я не отрицаю, трудно играть, если не испытываешь симпатию к тому, в кого по роли обязана быть влюблена. Это Кертис мог считать меня Гитлером и при этом делать вид, что обожает, я такой наглой лжи на экране не выношу. Играть любовь с человеком, которого переносишь с трудом, значит обманывать зрителей. И хотя кино все равно обман, но не такой же!
Ив был последним моим разочарованием в мужчинах. Знаете, Док, почему последним? Потому что я больше не верю ни мужчинам, ни в любовь. Вы можете напомнить роман с Фрэнки Синатрой и с Д.К., но это не любовь, это именно сексуальные романы. А в Ива я была влюблена. Знаете, Хедда написала в своей газетной колонке, что я втрескалась, как школьница! Прочитав, я долго хохотала, потому что она права. Но не влюбиться невозможно. Кьюкор, который был режиссером фильма, то и дело орал на меня, все вокруг злились, а Ив Монтан помогал, поддерживал, подбадривал. Он помогал даже больше Полы, твердил, что у меня все прекрасно получается, что я все могу, а иногда даже устраивал хорошую встряску, если я того заслуживала. Казалось, Ив единственный понял, как именно надо обходиться со мной – терпеливо подбадривая, если я неуверенная в себе птичка, и попросту встряхивая за шиворот, когда превращаюсь в капризную кошку. Конечно, я боготворила партнера. Тем обиднее было разочарование.
Ив Монтан оказался еще худшим предателем, чем Артур Миллер. Мой муж демонстративно удалился, чтобы создать все условия для измены, но это хоть как-то понятно, при разводе меня легче обвинять, а вот Ив крутил роман вовсю, совершенно меня очаровав, а потом просто смылся! Причем сделал это почти тайно!
Если бы он сказал мне прямо в глаза, что не готов бросить свою Симону, что любит ее, а со мной просто спал ради удовольствия, я разбила бы о его голову фужер для шампанского или расцарапала лицо, но не больше. Ни бросаться на него с ножом, ни нанимать убийцу, ни сама прыгать с балкона я бы не стала, а порезы заживают быстро, я знаю, у меня они бывали часто. Я бы просто обозвала его мерзавцем и плюнула вслед. Но Монтан бежал, до последнего часа обманывая меня относительно своих планов и своих чувств. Меня снова предали и вышвырнули из своей жизни.
Что бы я ни делала, какой звездой ни становилась, всегда одно и то же – предательство и одиночество.
И фильм получился отвратительным, и роли хуже некуда, и я получила новую порцию унижений. Разве Голливуд мог пропустить такую возможность посмеяться и показать пальцем на незадачливую дурочку? Блондинка внутри меня вовсю хохотала над влюбившейся и брошенной Нормой Джин. Я не спорю, Симона Синьоре лучше, умнее, у нее нет той скандальной известности, как у меня, зато есть «Оскар», но можно же было сказать мне честно, что наш роман всего лишь приятное времяпровождение, наверняка Ив с самого начала понимал, что вернется к Симоне.
Я была даже рада, что фильм с треском провалился в прокате. Но он не мог не провалиться. Я не читала начального сценария, потому не знаю, испортил ли его Артур, но что не улучшил – это точно. Бездарная история, где у моей героини, вынужденной выглядеть почти комически, нет ни одной забористой реплики, все до умопомрачения скучно, не спасали даже песни мои и Ива. Было понятно, что публика попросту свернет челюсти, без конца зевая.
После провала и «Неприкаянных» я поняла, что Артуру нельзя писать ничего веселого и тем более комического, он не способен. Занудный, холодный, как медуза, интеллигент с холодным разумом не может делать комедии, в лучшем случае серьезные пьесы для таких же зануд!
Подспудно, нутром я понимала, что такая же участь ждет и «Неприкаянных», что Миллер снова сделает нечто тягучее и для меня неприемлемое. Он делал вид, что перерабатывает пьесу, чтобы максимально приблизить образ главной героини ко мне. Я уже догадывалась, во что превратит образ ненавистной женушки обиженный муж, но старалась не сдаваться. Хотя тогда впала в такую депрессию, из которой с трудом выбралась. Артур не пришел на помощь даже в самый критический момент. У него был козырь – супружеская неверность, теперь на меня можно наплевать, и никто не осудит. Что Миллер и сделал.
Нет, я не напилась снотворного, не стала резать себе вены, я обратилась к психиатрам и через некоторое время жестоко поплатилась за это.
Док, а почему Вы меня не спрашиваете о моем детстве? Это первое, с чего начинали все психоаналитики и даже Ли Страсберг. Все старались, чтобы я вытащила из детства все плохое, вспомнила все обиды и тем самым развязалась с ними. Это по Фрейду: все наши неприятности и опасения будущего идут из детства.
Мы очень много говорили о моем детстве и с Хохенбергом, и с Крис, и с Страсбергами, и с Гринсоном. Только зачем это все? Одни и те же вопросы о поступке матери, подбросившей меня другим людям, отца, не желавшего признавать свою дочь, тоска по семье и дому… Это якобы нужно для понимания моего места в нынешнее время. Может, это и нужно, только меня куда больше интересует не то, где я нахожусь, а на что годна и что могу сделать, чтобы состояться уважаемым человеком, хорошей актрисой, способной играть не только Мэрилин Монро, но и серьезные драматические роли.
Я никак не могла объяснить свои метания и сомнения психоаналитикам, а они заставляли и заставляли ходить по кругу:
– Расскажите о своей матери. Не стали ли Ваши первые браки проекцией отношений Ваших родителей?
Но я не знаю, о чем думала моя мама, когда ее забирали в психушку, уж наверное, не о том, каково будет жить мне у чужих людей. Я не знаю, какие отношения были у моих родителей, потому что они не жили вместе, я никогда не видела отца и не знаю, почему они не стали семьей. Может, в этом была ошибка всех работавших со мной? Я придумывала, и мои страхи никуда не девались, потому что эти страхи вовсе не связаны с отношениями между родителями.